Дневник. 1893–1909

К сожалению, первоначальный проект министра внутренних дел признан единогласно угрожающим разорением крестьянству, а где разорение и нищета, Ваше Высочество, там нередко умолкают лучшие человеческие чувства.

И вот, первоначальный проект совершенно изменился. За невозможностью сохранить землю исключительно для тех, кто на ней живет ныне, решено ограничить право отчуждения исключительно лицами крестьянского сословия; но ведь к крестьянству могут приписываться и мещане, и купцы, следовательно, проектируемый закон в теперешнем его виде не есть более закон о неотчуждаемости, а лишь закон о воспрещении дворянам и потомственным гражданам покупать крестьянские земли. Появится мещанин из какого-нибудь отдаленного городишка, крестьянину говорят: ты можешь продать ему землю; придет купец, нажившийся в соседнем торговом центре, – то же самое; но пожелает помещик в видах улучшения хозяйства устройства какого-нибудь завода, дающего заработок населению, приобрести клочок земли, крестьянин должен отказать помещику в продаже: помещик исключительно угрожающий разорением крестьянину человек. Помещик отдал за дешевую цену свою землю при освобождении крестьян, помещик в качестве посредника устраивал крестьянскую жизнь на первых порах после освобождения, помещик в обязанности земского начальника, уездного предводителя продолжает служить прежде всего на пользу крестьян. Все равно, крестьянин, ты его одного опасайся!

Не проведет ли такой закон между двумя сословиями борозду недоверия, которая может превратиться в ров враждебности?

Независимо от общих этих сомнений самая редакция проектированного правила возбуждает много вопросов. Распространяется ли правило это на участки, выделенные и приобретенные в полную собственность по статье 165? Запрещается ли участки, о которых говорится в проекте, продавать только в целом их составе или даже по частям?

Наконец, указывают на необходимость поставить выкуп надельной земли в зависимости от согласия общества. Но в какой форме согласие это должно выражаться? Об этом в проекте не упоминается. Кроме того, остается неизвестным, в каких отношениях к общине будут состоять пришлые члены – покупщики надельных участков, какие им предоставляются права и какие на них налагаются обязанности? Не разъясняя этих вопросов, обсуждаемый законопроект производит впечатление чего-то отрывочного, неопределенного. В зависимости от этого он, в случае его утверждения, неминуемо должен повести к недоразумениям, всегда нежелательным в среде аграрных вопросов.

В виду всех этих соображений я полагал бы не установлять ныне никаких временных мер по обсуждаемому вопросу, а представить разрешение его проектируемой комиссии по пересмотру крестьянского законодательства».

Дурново, имея в кармане высочайшее утверждение своего мнения, не счел нужным отвечать мне единое слово. За него говорил вроде наемного адвоката Витте. Он сказал, что я напрасно опасаюсь за будущность дворянства, что он, Витте, ручается, что от этого нового закона дворянство никаких потерь не понесет. Что, впрочем, министры, отстаивающие проект, нисколько не противники дворянства, а готовы немедленно вслед за тем написать закон для улучшения быта дворянства.

На это я возражал, что, несомненно, новый закон ничего не изменит, потому что как со времени освобождения крестьяне продолжают покупать землю и увеличивать площадь своего землевладения, так дворяне утрачивают свои земельные владения, и это двойное движение увеличения и уменьшения будет, конечно, продолжаться и после нового закона; но что министр финансов не совсем прав, останавливаясь исключительно на материальных выгодах или невыгодах дворянства; для дворянского сословия существуют еще вопросы сословного достоинства, кои едва ли возможно игнорировать.

После меня говорил Дервиз о праве залога надельных земель, говорил очень хорошо, но исключительно с юридической точки зрения, почти не останавливаясь на экономической стороне вопроса, на необходимости существования кредита для производительной земледельческой деятельности.

В заключение Мансуров говорил против уничтожения 165 статьи, то есть права выкупа наделов отдельными членами общества. Мансуров говорил против обыкновения весьма хорошо, но три раза упомянул о том, что предложение Витте заставлять платить отдельных выкупающих наделы крестьян всю сумму выкупа, не принимая во внимание произведенных с 1861 года взносов, предложением «государственно-бесчестным», что весьма обидело господ Витте и Дурново, разумеется, без всяких дальнейших последствий[309 - В итоге 14 декабря 1893 г. был принят закон «О некоторых мерах к предупреждению отчуждения крестьянских земель». В соответствии с этим законом продажа надельных крестьянских земель целыми обществами допускалась только с согласия не менее двух третей домохозяев. Кроме того, сделка должна была утверждаться губернским или губернским по крестьянским делам присутствием. В том случае, если цена участка превышала пятьдесят рублей, то разрешение следовало получить от министра внутренних дел и министра финансов, а если земля приобреталась для горнопромышленных целей – и министра государственных имуществ. Взамен статьи 165 было постановлено, что до уплаты выкупной ссуды выдел отдельных домохозяев и досрочный выкуп ими участков допускался не иначе, как с согласия общества и на условиях, указанных в приговоре соответствующего схода. Крестьянским обществам и отдельным домохозяевам запрещался залог принадлежавшей им надельной земли частным лицам и учреждениям, хотя бы выкупная ссуда по этим землям была погашена. Участки надельной земли, приобретенные отдельными домохозяевами или состоявшие в подворно-наследственном их пользовании, могли быть отчуждаемы посредством дарения, добровольной или принудительной продажи только лицам, приписанным или приписавшимся к сельским обществам. См.: ПСЗ. Собр. III. Т. СПб., 1897. № 10151.].

Декабрь

23 декабря. Уезжаю в Париж, где жена моя выдерживает курс лечения у знаменитого мастера Мецгера.

1894

Январь

16 января. Воскресенье. Возвращаемся из Парижа. Проездом через Берлин вижу толпы народа, вышедшего навстречу Бисмарку, приезжающему в Берлин к императору для засвидетельствования происшедшей между ними мировой сделки[310 - О. Бисмарк занимал пост германского канцлера почти двадцать лет; все это время он играл ведущую роль в правительстве. Ситуация изменилась вскоре после вступления на престол императора Вильгельма II в 1888 г. Конфликт между двумя лидерами привел к отставке канцлера в марте 1890 г. (Оба участника событий рассказали об этом в своих мемуарах. См.: Бисмарк О. Мысли и воспоминания. Т. 3. М., 1941. С. 69–87; Вильгельм II. Мемуары. События и люди. 1878–1918. М., 1923. С. 17–19). Тем не менее до самой смерти Бисмарк оставался важной политической фигурой, и, несмотря на то, что находился в отставке, имел определенное влияние. Он регулярно выступал в прессе, критикуя правительство и его мероприятия. Вследствие этого Вильгельм неоднократно грозился отправить бывшего канцлера в тюрьму, но вскоре был вынужден признать, что конфликт с создателем Германской империи негативно сказывался на репутации монарха. Поэтому когда в январе 1894 г. Бисмарк серьезно заболел, император отправил ему письмо с пожеланиями скорейшего выздоровления. Бисмарк, удовлетворенный тем, что Вильгельм сделал первый шаг для урегулирования отношений, в ответном письме выразил желание приехать в Берлин, чтобы лично поблагодарить императора. 13 января Бисмарк торжественно прибыл в столицу Германской империи, где его встречали толпы народа. Эта встреча символизировала примирение между отставным канцлером и императором, что и дало повод Половцову назвать ее «мировой сделкой». Три недели спустя Вильгельм нанес Бисмарку ответный визит в его имение в Фридрихсруэ. Подробнее см.: Lamar Cecil. Prince and Emperor, 1859–1900. Wilhelm II. London, 1989. P. 218–223.]. В тот же день обедаю у Шувалова с Паленом и ведущим здесь торговые переговоры[311 - Речь идет о переговорах в ходе тарифной войны между Россией и Германией в 1893–1894 гг. См. ниже.] Тимирязевым. Пред обедом, стоя у окна посольского дома, видим отъезд Бисмарка в закрытой карете, сопровождаемой двумя взводами кирасиров[312 - Кирасиры – род тяжелой кавалерии; снаряжались кирасой (вид защитного снаряжения, предназначавшийся для предохранения груди и спины воина от холодного и огнестрельного оружия) и каской, имели на вооружении палаш (прямая и длинная тяжелая сабля в широким лезвием), карабин (укороченное и облегченное ружье) и пистолет.]. На улице опять толпа народа. Тимирязев сообщает об успешном ходе мирных для прекращения тарифной войны[313 - Таможенная война 1893–1894 гг. – экономический, требуется определение конфликт между Россией и Германией, сопровождавшийся резкими повышениями таможенных пошлин друг для друга. В июне 1891 г. в России был утвержден протекционистский таможенный тариф. Германия, стремясь закрепить свое влияние в важнейших отраслях российской промышленности, пыталась добиться отмены этого тарифа. Российское правительство предложило организовать конференцию для обсуждения спорных вопросов и поиска компромиссов. Немецкая сторона отказалась. Тогда 20 июля 1893 г. Россия ввела закон о двойном таможенном тарифе, что фактически стало объявлением торговой войны. Согласно тарифу, товары из стран, отказавших России в предоставлении льготных условий для ввоза или транзита российских товаров, облагались пошлинами на 15–20 процентов превышавшими обычные ставки. В ответ пошлины для русского ввоза в Германии возросли на 50 процентов. Россия, в свою очередь, увеличила таможенное обложение германских товаров еще на 100 процентов. После нескольких месяцев изнурительной таможенной войны Россия и Германия пришли в начале 1894 г. к соглашению и 29 января подписали торговый договор сроком на 10 лет. Приложенный к этому договору «конвенционный тариф» 1894 г. частично смягчил систему протекционизма. Пошлины были понижены на 10–33 процентов. Подробнее см.: Иванов К. Е. Русско – германская таможенная война 1893–1894 г.: причины экономической конфронтации // Вестник Санкт-Петербургского университета. Сер. 2. История. Вып. 3. СПб., 2005. С. 48–51. Также о таможенной войне писал в мемуарах Витте: Витте. Т. Г Кн. 1. С. 343–350.] переговоров.

Подъезжая к Петербургу, читаю в газетах о помолвке великой княгини Ксении Александровны с великим князем Александром Михайловичем, чего усердно добивался великий князь Михаил Николаевич. В Царском Селе встречают нас Саша и Пит[314 - Речь идет о сыновьях Половцова – Александре и Петре.].

Приехавший ко мне с визитом Манасеин рассказывает следующий интересный эпизод.

Когда был решен вопрос об увольнении его от обязанностей министра юстиции, то он на докладе сказал Государю, что имеет к нему сердечную всенижайшую просьбу о назначении сенатором Красовского, ближайшего его сотрудника в качестве директора Департамента Министерства юстиции.

Государь нахмурил брови, но тем не менее сказал: «Пожалуй».

Манасеин немедленно вынул из портфеля заранее приготовленный проект указа об этом назначении. Государь подписал указ, и обрадованный Манасеин тотчас вернулся в Петербург и объявил Красовскому о последовавшей милости. Вслед за Манасеиным взошел в государев кабинет Витте. Через час по возвращении в Петербург Манасеин получил телеграмму: «Назначением Красовского приостановиться. Александр».

На следующей неделе, явившись на доклад, Манасеин, по совету Победоносцева, не говорил ни слова о Красовском, и по окончании дел Государь начал сам разговор так: «Это вовсе не такой человек, которого можно было бы назначить сенатором».

Манасеин: «Он чрезвычайно даровитый человек, принесший большую пользу».

Государь: «Он имел историю в Чернигове». Манасеин: «Да. Он на выборах сказал подошедшему к нему в нетрезвом виде человеку: „Отойдите, мерзавец“».

Государь: «Он имел истории с Анастасьевым». Манасеин читает подлинный рапорт Анастасьева Сенату, в котором пьяница, о котором идет речь, изображается как мерзавец.

Государь: «Красовский – либерал. Все эти либералы получают казенное жалованье и бранят правительство… Пускай лишится жалованья. Вот посмотрим».

Молчание.

Государь: «Это, верно, Вас Половцов просил».

Манасеин: «Нет, Половцов мне ни слова не говорил».

Государь: «Это его любимый протеже».

Разумеется, все это результат наговоров таких дрянных людишек, как Дурново, раздосадованного моей речью по делу о неотчуждаемости крестьянской земли[315 - Подробнее см. запись от 22 ноября 1893 г.]; но любопытно при этом, что обвинение выставляется не в реакционаризме, а в либерализме. Что за спутанность понятий!

Около пяти часов заезжаю к великому князю Владимиру Александровичу, которого застаю весьма взволнованным болезнью Государя. Как передает великий князь, Государь уже три недели хворал инфлуенцией [316 - Так в XIX в. называли грипп.], но не принимал никаких врачебных предосторожностей, а продолжал выезжать в открытом экипаже, и в прошлый четверг, приняв горячую ванну, уселся для обычных занятий в маленькой, весьма холодной комнате Аничковского дворца. На другой день открылось воспаление легких. Врач Государя, весьма бездарный и ограниченный Гирш, не пользуется никаким пред своим пациентом авторитетом. Воронцов вызвал из Москвы доктора Захарьина и привез его в Аничков дворец. Захарьин объявил, что положение серьезное, что выздоровление во всяком случае будет продолжительное.

Передавая мне все это, великий князь возбудил вопрос о необходимости освободить Государя от заботы о том, что накопляются ежедневно присылаемые ему бумаги. Я сказал, что не вижу иного средства как передачи права резолюций на все эти бесчисленные доклады наследнику цесаревичу и при этом, как на подтверждение своего мнения, сослался на распоряжение, сделанное императором Николаем в 1844 году при отъезде в Палермо[317 - В 1844–1845 гг. у императора Николай I ухудшилось здоровье: у него болели и опухали ноги, поэтому он поехал лечиться в Палермо. Александр Николаевич (будущий император Александр II) начал постоянно замещать отца во время его отъездов с 1842 г. (Выскочков Л. В. Император Николай I: Человек и государь. СПб., 2001. С. 688).] о передаче управления цесаревичу Александру Николаевичу, имевшему тот самый двадцатипятилетний возраст[318 - В то время Александру II было уже 26 лет.], в котором ныне находится наследник престола.

Разговор наш по этому вопросу был прерван внезапно вошедшим великим князем Павлом Александровичем, который приехал на только что отмененный детский бал.

17 января. Понедельник. Еду по давнишнему обыкновению завтракать к великому князю Владимиру Александровичу, но застаю там многочисленный прием поздравителей по случаю дня рождения дочери Елены Владимировны; что я позабыл или, правильнее говоря, намеренно игнорирую, чтобы не усложнять частыми поздравлениями многочисленных членов императорской фамилии свою уединенную ныне жизнь.

К часу являюсь в Мариинский дворец (это наименование правильнее, чем слова «Государственный совет»). Иду по обыкновению надевать мундир в уборной государственного секретаря и разговариваю с Плеве, когда служитель приходит доложить о приезде великого князя Михаила Николаевича. Иду к нему на встречу, чтобы поздравить с помолвкой его сына. Одновременно с великим князем Михаилом Николаевичем приезжают Владимир и Алексей Александровичи. При входе их в залу Департамента экономии, служащую приемной председателя, начинается следующий разговор.

Михаил Николаевич, обращаясь к Плеве: «Вот братья Государя желали бы на время его выздоровления избавить его от всяких занятий. Александр Александрович (указывая на меня) приводит на справку передачу дел Николаем Павловичем во время путешествия. Может быть, Вы можете еще приискать справки?

Я указываю на пример осени 1844 года как наиболее мне памятный, и при том оставивший след в нашем законодательстве, потому что в Полном собрании законов[319 - Полное Собрание Законов Российской империи – наиболее полный сборник законодательных актов Российской империи, расположенных в хронологическом порядке. Первое издание Полного собрания законов было осуществлено в 1826–1830 гг. под руководством М.М. Сперанского. В него вошли законы за период с 1649 г. по 12 декабря 1825 г. (от Соборного уложения царя Алексея Михайловича до конца царствования Александра I) в 45 томах. Второе издание выпускалось ежегодно в 1830–1884 гг., оно содержит более 60 тысяч законодательных актов с 12 декабря 1825 г. по 28 февраля 1881 г. (55 томов). Третье издание выходило ежегодно до 1916 г. В него вошло более 40 тысяч законодательных актов, изданных с 1 марта 1881 г. до конца 1913 г. (33 тома).] Вы можете видеть, что доклады утверждались так: «По соизволению Его Императорского Величества наследник цесаревич утвердить соизволил».[320 - Действительно, такая формулировка встречается в законах осени 1844 г. Например, 10 сентября 1844 г. в конце указа «О назначении жалованья двум адъютантам начальника штаба войска Донского» имеется следующая фраза: «Его Императорское Высочество наследник цесаревич с соизволения Государя императора таковое положение Военного совета 10-го в день сего сентября соизволил утвердить» (ПСЗ. Собрание 2. Т. XIX. Отд. 1. 1844. С. 555. № 28210). Эта формулировка периодически встречается вплоть до 27 октября 1844 г. (С. 55 -557,561,565,570, 596, 603, 649, 667, 899).]

Великий князь Алексей: «Но я помню, что Константин Николаевич во время отсутствия Государя исполнял эти обязанности при участии двух ассистентов».

Я: «Это было, Ваше Высочество, во время последней войны, когда наследник находился на театре военных действий».

Михаил Николаевич: «А я помню, что в 1861 году было поручено мне приглашать министров для обсуждения дел во время отсутствия Государя».

В это время приезжает наследник, и разговор сосредотачивается на здоровье Государя, несколько улучшившемся.

Во время заседания великий князь присылает мне приказание зайти по окончании заседания к нему в кабинет. По дороге туда встречаю Сольского и Перетца, сообщающих, что все мы приглашены для обсуждения вопроса о временном исполнении наследником обязанностей правителя.

Сольский настаивает на комиссии, я возражаю ему, что нет никакого основания оскорблять самолюбие молодого человека, который по нашим законам мог бы уже целые десять лет самодержавно над нами царствовать, что такими мерами накопляется в сердце горечь, творящая характер Павла Петровича[321 - Имеется в виду Павел I.], что смысл наших законов о направлении, в коем переходит власть, слишком ясен и что неуместно возбуждать вопрос, который даже и в Англии в XVIII столетия произвел смуты, а у нас мог бы иметь великие неудобства.

Тогда Сольский переходит на другую ноту и выражает опасение о том, что множество ежедневно вступающих бумаг может показаться обременительными для цесаревича. На это я ему возражаю, что он совсем не в тоне, что, напротив, цесаревич будет очень доволен получением занятий, ныне для него весьма недостаточных. Усматривая возможность таким путем понравиться, Сольский немедленно со мной соглашается.

В кабинете великого князя совещание пополняется присутствием Бунге, который участие свое выражает лишь обещанием собрать справки.

Великий князь Михаил Николаевич поручает ему переслать эти справки непосредственно цесаревичу, вероятно, чтобы избегнуть для самого себя малейшего прикосновения к делу, представляющему малейшую щекотливость.

Вернувшись домой, застаю у жены Владимира Александровича.

После его отъезда приезжают Победоносцев, получивший новое выражение императорского неблагорасположения в форме статс-секретарского знака, а не следовавшей ему Владимирской ленты[322 - Имеется в виду орден святого Владимира – один из высших орденов Российской империи (по иерархии орденов считался вторым по значению после ордена святого апостола Андрея Первозванного), имел четыре степени и мог жаловаться за военные отличия и за гражданские заслуги. Знак ордена – золотой крест, покрытый красной эмалью, лента – красно-черная, звезда – восьмиугольная с серебряными и золотыми лучами. Кавалеры ордена получали потомственное дворянство.], и Убри, украшенный Андреевским орденом[323 - Орден святого апостола Андрея Первозванного – высшая награда Российской империи. На знаке ордена изображался распятый на голубом кресте святой Андрей Первозванный на фоне золотого двуглавого орла, лента – голубого цвета, звезда – серебряная восьмилучевая.].

Еженедельный семейный обед. В Государственном совете Плеве рассказывает подробности назначения нового товарища министра внутренних дел.

На другой день после того, как Государь объявил великому князю Михаилу Николаевичу о назначении Плеве государственным секретарем, был у Государя доклад министра внутренних дел Дурново, который просил о назначении к себе в товарищи Шидловского. Так как Государь отказал великому князю в назначении Шидловского[324 - Половцов сам активно добивался назначения Н. В. Шидловского на должность государственного секретаря. См.: Половцов. Т. II. С. 473, 476, 489.] государственным секретарем под предлогом мнимой слабости его здоровья (повод этот был выставлен Шидловским при отказе от обязанностей товарища к Витте), то Государь опасался, что назначение Шидловского может обидеть великого князя, и поручил Дурново объясниться с ним. Дурново почитал дело решенным, не возвращался более к этому вопросу, собираясь поднести к подписанию указ к новому году. Между тем пред следующим докладом он получил записку Государя с приказанием не привозить указа о Шидловском и затем получил от Государя словесное приказание о назначении товарищем Сипягина.