8 сентября 1987 года, Кобельки,
11—58.
– Господи, как хорошо-то, что больница близко! – с облегчением выдохнула Ирина прямо в полосатую морду Трофима.
Кот скептически мяукнул и спрыгнул с калитки. Подождал, пока хозяйка закроет её за собой и неторопливо пошествовал к дому, изредка оглядываясь. Ирина – за ним.
Несмотря на откровенный скепсис кота, женщину и в самом деле радовало то, что на регулярные осмотры к акушерке ходить приходилось недалеко. На последнем месяце беременности Ирина здорово прибавила в весе, за что и получила сегодня нешуточный нагоняй от Марии Глебовны. Да и новый доктор заметно озаботился, выслушивая её сердце. Всё допытывался, не находили ли у неё порок, не болят ли суставы, не было ли ангин… Она, конечно, успокоила Пал Палыча: шумы в сердце у неё врачи выслушивали с детства, но никогда ничего серьёзного не находили. И всё-таки…
Всё-таки, в последние недели ходить Ирине стало тяжело. Пара шагов всего – и готово: сердце заходится, одышка, в глазах темнеет. Потому-то и радуется она, что до больницы – рукой подать. Коту этого не понять.
С облегчением сбросив босоножки, Ирина босиком прошлёпала на кухню и жадно присосалась к носику чайника. Мысленно оправдываясь за нарушение запрета акушерки и доктора на обильное питьё. Да пропади оно всё пропадом, в конце-то концов! Пока сегодня дотопала до больницы вверх по холму, с неё семь потов сошло. Литр потеряла, не меньше. Надо же восполнять!
И восполнила. Чайник опустел подозрительно быстро. Ирина поставила его на стол, икнула и осторожно похлопала себя по огромному животу. Нет, прав, всё-таки Пал Палыч: питьё срочно надо ограничить!
Улыбаясь собственному непостоянству, Ирина взглянула в окно: прямо за ним, на холме, красовалось убогое здание больницы. Метров триста всего.
О ноги требовательно потёрся Трофим.
– Проголодался, обжора? Молоко будешь?
Кот утробно мяукнул. Будет.
Ирина открыла холодильник и взялась за приятно – холодную, запотевшую бутылку…
Дзынь!
В гостиной со звоном посыпалось стекло. От неожиданности женщина вздрогнула. Влажная бутылка, с готовностью выскользнув из пальцев, грохнулась на плиточный пол. И, разумеется, разбилась.
Трофим радостно заорал, прыгнул в самую середину образовавшейся молочной лужи и принялся торопливо её вылизывать.
– Вот оно, кошачье счастье! – невесело усмехнулась Ирина и отправилась в гостиную. Судя по всему, придётся вставлять стекло в окне. А это – внеплановые хлопоты… вместо давно намеченного валяния с книжкой на диване.
Ну конечно, от оконного стекла остались лишь жалкие воспоминания. В виде торчащих по периметру рамы острых разнокалиберных осколков, хищно сверкающих на солнце.
– Твою мать! – с досадой воскликнула Ирина.
Весь пол у окна был усыпан битым стеклом. Женщина озадаченно посмотрела на свои босые ноги и побрела в прихожую. Кряхтя, натянула кроссовки и вернулась в гостиную.
– Как же оно разбилось-то? – поинтересовалась она у самой себя и озадаченно осмотрела пол, – Камнем, что ли, запустили?
Но камня нигде видно не было. Ирина подошла вплотную к окну и внимательно осмотрела раму. Осколки торчали вплотную друг к другу, окантовывая собой большущую дыру в форме звезды со многими лучами.
Женщина осторожно высунула голову наружу. Посмотрела вниз: почти от самой стены начинались грядки её, Ирининого, огорода. Внизу, разумеется, никого не было.
Она повернула голову направо. И тут – никого.
Посмотреть налево Ирина не успела: на её затылок вдруг навалилась чудовищная тяжесть. Которая в мгновение ока пригнула, придавила женщину вниз, насаживая шеей прямо на торчащие из рамы осколки.
Боли она не почувствовала. Зато удивилась, успев заметить, как густо окрасились вдруг красным грядки под окном.
И тут же кто-то выключил солнце…
8 сентября, Кобельки, участковая больница, 12—05.
То есть, – абсолютно гладкими. На Алиных ладошках не было даже привычных складок, по которым так любят гадать цыганки и прочие предсказатели судеб. Не говоря уж о том, что папиллярный узор на пальцах отсутствовал напрочь. Лейтенант оказался прав.
– Так не должно быть, да? – тихо спросила Аля, вскинув на меня глаза. Теперь карие.
Я покачал головой:
– Не совсем. Так просто не бывает.
– Потому что не может быть никогда… – философски добавил участковый и опять уткнулся носом в чашку.
– Но вот же – есть! – справедливо возразила нам девушка, демонстрируя свои руки. И улыбнулась.
– Ага! – подтвердили мы с Михалычем хором.
А что ещё нам оставлось делать? Её улыбка оказалась железным аргументом. Да и факт, что называется, имелся налицо: перед нами стоял, вероятно, единственный человек на планете без отпечатков пальцев.
– Видите ли, Аля… – начал было я подводить теоретическую базу под это невероятное открытие, но продолжить не успел.
В кабинет ворвалась миссис Хад… Тьфу ты, Клавдия Петровна, разумеется. На этот раз от её давешней степенности не осталось и следа:
– Пал Палыч, скорее! Вас вызывают, срочно!
– Кто вызывает?! Куда?
– Да тут рядом, с холма только спуститься! Ирка Леонова, помните, утром вы её смотрели? Ну, беременная с шумом в сердце?!
– Помню, конечно. Что с ней?
– Не знаю точно. Соседка её прибежала, кричит благим матом, толком ничего сказать не может. Всё про кровь блажит. Истерика у неё. Машка её валерьянкой отпаивает. Я только поняла, что Ирка то ли разбилась как-то, то ли порезалась… Словом, кровищи там – море!
– Ясно, на месте разберёмся. Показывайте дорогу! – следом за Клавдией Петровной я выбежал в коридор. Лейтенант с Алей – за мной.
Там нас уже поджидал Антон Иваныч с «дежурным чемоданчиком» в руках.
– Не отставать! – деловито скомандовал он и рванул с места, будто заправский спринтер.
Бежать и в самом деле оказалось недалеко. Уже через пару минут мы ворвались в калитку небольшого одноэтажного дома. Фельдшер подлетел к двери, постучал в неё и, не дождавшись ответа, рванул на себя ручку.
– Заперто! – удивлённо, даже обиженно констатировал он.
– Надо сзади зайти! Соседка что-то про огород твердила, – предложила Клавдия Петровна.
Я побежал за дом. Свита устремилась следом.
Повернув за угол, я увидел… И остановился, как вкопанный. В спину тут же врезался участковый.