Большая вода

Пока он дремал на кровати, его сознание рождало словесные образы, отрывки фраз, рифмы, теперь он хотел записать это и составить из них что-то цельное, написать стихи.

Карандаш начал быстро ходить по бумаге, иногда останавливаясь, иногда зачёркивая написанное – в какой-то промежуток времени он даже был обездвижен, тогда Бальтазар, откинувшись на спинку стула, смотрел в потолок в поиске вдохновения.

Прошёл час, и всё было готово. Бальтазар вновь и вновь прочитывал написанные им строки:

С дикой скоростью падая вниз,

Мы кружим, обнимая друг друга,

В этом вальсе совсем нет времен,

Только бездна у края залитого светом луга.

Обрати на меня свой взгляд,

И я скажу тебе сокровенно:

Лишь объятья твои неподдельны,

Лишь в улыбке твоей вечности миг,

Твой лик – доказательство Бога, вселенной,

В которой я почему-то возник.

Мы не знаем, что ждёт нас,

Когда мы приземлимся,

Может просто ничто,

Всё, к чему мы стремимся,

Может, это обман, может, просто пустяк,

Но я люблю и теперь расскажу тебе как:

Строгих сводов царственный храм не вместит и крупинку того,

Что живёт под сердцем моим, поселившись когда-то,

Знай, что ты божество в оловянных глазах маленького солдата.

Аккуратно выдернув лист бумаги, он сложил его вдвое и убрал в карман брюк, после чего разделся, лёг на кровать и уснул сладким сном.

Засыпая, Бальтазар думал о том, прочитает ли когда-нибудь это Дарья. Хватит ли у него смелости передать ей это письмо, и нужна ли такая смелость вообще. Что даст тот факт, что милая сердцу девушка узнает о его чувствах. Наверное, ему и не стоит этого делать вовсе, но как же хочется открыть себя ей, несмотря на все преграды, несмотря на все сомнения. И как можно быть любимым, если никто не узнает, что ты любишь.

Глава 8. Начало

Наблюдая за Степаном Матвеевичем каждодневно, Бальтазар проявлял к нему всё больший интерес. Кроме того, что он получал от приказчика целую массу указаний и просьб рабочего характера, Степан Матвеевич любил делать замечания жизненные, показывая себя довольно амбициозным ментором.

В один из обычных, казалось бы, непримечательных дней начала апреля, среди дневной тишины, в лавке появился богато одетый купец, которому сразу же, как он вошёл, сладко заулыбался Степан Матвеевич, и с услужливостью, какую Бальтазар ещё никогда не видел, заплясал вокруг гостя.

Известно ли, до чего может дойти человек в своём стремлении услужить другому? Конечно, да. И как не противно это было осознавать Бальтазару, приказчик знал, каким он делается рабом перед другими, если эти другие могущественны и богаты.

Cтепан Матвеевич называл покупателя по имени и отчеству, но юноша его не запомнил. Подводя статного, осанистого и вальяжного купца к разным товарам, которые на взгляд приказчика могли вызвать интерес, Степан Матвеевич нахваливал каждый товар, говоря в таких категориях, что тот был привезён только для того, чтобы потешить вкус такого статусного и выдающегося человека как он. Всё это он говорил с огромной долей приторности в голосе и словах, которая странно сочеталась с его грубоватым голосом. Например, он говорил не «кофей», а «кофеёчек», не «пастила», а «пастилочка», не «сахар», а «сахарок» и тому подобное. Но клиент его, казалось, совсем не нуждался в подобных ласкательствах и, напротив, не был большим поклонником изнеженных фраз и манер.

Во время расхваливания товара приказчик то и дело бросал взгляды на Бальтазара, говорящие о том, что тот стоит как истукан, когда надо бегать и ловить каждое слово, каждый жест, предугадывать каждое мимолётное желание такого человека. Но юноша со свойственным ему спокойствием крайне учтиво наблюдал за происходящем.

Определившись с покупками и распорядившись завесить их ему, купец стоял молча и важно у прилавка. В это время Бальтазар взвешивал и упаковывал выбранные товары. Степан Матвеевич же готовился произвести расчёт на кассовом аппарате, который появился первым в городе именно у Карасёвых.

Вытащив из кошелька новую хрустящую сторублёвку, купец молча и немного небрежно протянул её приказчику, тот с тем же подобострастием и чуть ли не поклоном принял её, с восхищением в глазах рассмотрел поближе, словно никогда не видел 100 рублёвого билета.

За минуту до этого в лавке появился молодой человек, высокий, чернявый, лет двадцати пяти – тридцати, с небольшими усиками над верхней губой, на вид – приказчик самого купца. С ним поздоровался Степан Матвеевич, но уже с гораздо меньшей степенью приторности. Молодой человек забрал с прилавка купленные купцом продукты и вышел, не сказав ни слова. Степан Матвеевич поспешил проводить дорогого ему покупателя, открыл перед купцом дверь, пропустив его первым, сам вышел на крыльцо, и там стоявшего уже спиной к нему купца одарил поклоном, на что купец, не обернувшись, приняв помощь своего молодого помощника, прыгнул в коляску, запряженную тройкой лошадей. Когда тройка тронулась с места, Степан Матвеевич продолжил стоять на крыльце, провожая её взглядом.

Зайдя обратно, приказчик сразу же решил преподнести небольшой урок Бальтазару. Ему не понравилось, что он, как ему сразу же показалось, вместо того чтобы оказать достойный приём такому дорогому гостю, демонстративно саботировал это и лишь смотрел на него, а, может, при этом и думал о нём что-то, что-то происходившее от собственного упрямства и лени.

«Вы, молодой человек, слушали, что я говорил вам ранее?» – он неожиданно перешёл на вы. «Чтобы работать в этой бакалее, обслуживать столь уважаемых людей, надо быть максимально вежливым и учтивым. Вы же, на мой взгляд, пока что только испытываете моё терпение и зарабатываете плохую репутацию себе, магазину и самим купцам Карасёвым. Вы хоть знаете, кто это был?»

Бальтазар внимательно слушал приказчика, скрестив руки на груди, на его лице появилась до этого не заметная чёрточка и взгляд, такой, которого ещё никто не видел в этом городе. Презрение, тщательно скрываемое юношей, вышло наружу, и лицо приняло необыкновенно горделивый вид – так обычно изображают храбрецов, отважно идущих на смерть.

«Степан Матвеевич, – выждав небольшую паузу, произнёс Бальтазар, – а вы знаете о существовании римского философа Цицерона?! Ну, даже если не знаете, ему приписывают одну меткую фразу. Я вам её процитирую: «Раб мечтает не о свободе, а о своих рабах». Вообще, даже можно предположить, что сказанное им раскрывает всю суть жизни человека. Я советую вам подумать над ней, хотя, возможно, своих рабов вы захотели уже давно?!»

Степан Матвеевич ожидал всего, что угодно: от полного подчинения и склонённой головы перед ним до бунтарства и драки, но только не это. Сообразив, что его хотят чем-то уязвить, но не понимая до конца чем именно, он изменился в лице, заскрипел зубами и лукаво нахмурился.

«Я уверяю вас, молодой человек, что вы здесь долго не продержитесь, и если бы это было в моих силах, то я бы вышвырнул вас отсюда уже очень давно. Но, а пока, извольте выполнять свою работу, вам за неё платят».

«Не волнуйтесь, выполнял и буду выполнять», – отрезал Бальтазар.

Диалог между ними прекратился как бы сам собой, но небольшая недосказанность витала в воздухе.

Тогда же Бальтазар решил проследить за приказчиком и, наконец, выяснить, какую роль играл в его жизни однажды встреченный им Константин.

Бальтазар покидал лавку всегда немного раньше своего начальника. После того, как касса была подсчитана, он обычно прощался со Степаном Матвеевичем и либо гулял немного по городу, бывало, разговорившись с кем-нибудь, либо сразу шёл к себе в «келью».

На этот раз, выйдя за дверь, юноша не стал никуда спешить и решил дождаться выхода приказчика, для этого он, зная примерно, в какую сторону пойдёт тот, зашёл внутрь высокой башни, бывшей частью древнего кремля, частично сохранившегося в городе. На обратной стороне её висела икона. Башня имела прямоугольное основание и подковообразную проездную арку и служила городскими воротами. Ворота были построены так, что, проходя сквозь них, слева и справа от себя можно было наблюдать почти метровое углубление внутрь.

Начинало смеркаться. Укрывшись в воротах, Бальтазар ждал скорого выхода Степана Матвеевича, потому что, в принципе, ничего больше в магазине, как об этом думал Бальтазар, его задержать не могло. Он понимал, что выглядит несколько странно, стоя внутри ворот, за это время мимо него проехали 2 крестьянские телеги, запряженные старыми худыми клячами. Сидящие на козлах мужики, проезжая мимо, покосились на него. Юноша всеми силами старался не упустить Степана Матвеевича и не повернул глаз к проезжающим. Своего начальника он по-прежнему не видел, поэтому уже решился немного выйти из ворот и посмотреть, что происходит на крыльце, но вскоре отказался от этой идеи, так как приметил краем глаза Степана Матвеевича, и он двигался прямо на него. Приказчик почему-то изменил привычный маршрут и вместо того, чтобы показать Бальтазару свою спину, бодрыми шагами шёл ему навстречу. Юноше было необходимо что-то предпринять. По сути – либо бежать из ворот в обратную от него сторону и рискнуть быть замеченным, либо оставаться внутри и пытаться быть не узнанным.

Он принял решение оставаться на месте. Бальтазар уже слышал его шаги, он был уже совсем рядом. Чтобы остаться незамеченным, юноша плотно примкнул к стене в самой глубине ворот. Шарканье сапог было слышно всё лучше и лучше и теперь разносилось эхом под сводами башни. Бальтазар задержал дыхание и впился в красный кирпич стены. Приказчик быстрым, мерным шагом, не повернув головы, прошёл вперёд. Из ворот он вышел на широкую улицу, которая начиналась церковью с колокольней, продолжалась множеством домов зажиточных мещан, купцов, дворян и упиралась в стену, окружающую женский монастырь.

Бальтазар выглянул из-за ворот, зная о том, что эта улица удобна для обзора. Ему было необходимо выяснить, в какую сторону пойдёт Степан Матвеевич, а вариантов было несколько. Во-первых, он мог пойти дальше по улице в сторону монастыря и соборной площади, во-вторых, он мог свернуть налево и пойти до торговых рядов, которые уже пустовали, в-третьих, он мог свернуть к реке, сразу за колокольней, на маленькую пологую улочку.

Когда юноша выглянул, чтобы посмотреть на то, куда же всё-таки он пошёл, то обнаружил, что тот, никуда не сворачивая, шёл прямо и за то время, пока от него прятался Бальтазар, успел пройти перекресток, на котором можно было свернуть направо или налево.

Фонарей горело немного, один из них был совсем недалеко от ворот и чуточку ослепил преследовавшего и преследуемого, когда те выходили на улицу.

Нужно было догнать Степана Матвеевича, но в тоже время выдержать расстояние, хотя при таком освещении казалось маловероятным, что его смогут рассмотреть и узнать, по крайней мере так об этом думал сам Бальтазар.