Решив надеть самое свое красивое платье, чтобы не выглядеть дурнушкой в столице республики, женщина долго подбирала к нему босоножки. Андрей никогда не скупился на подарки, да достать многое из того, что простые смертные на прилавках магазинов не видели, мог, так что выбор был велик, и к условному времени она естественно не успела.
Тётя Роза не словом не обмолвилась за опоздание, меланхолично курила папиросу у дверей, выпуская плотный сизый дым, плавающий клубами вокруг неё. На ней сегодня была плотная шляпка с вуалью, синее платье и высокие босоножки на низком каблуке.
Вдвоём они отправились сначала на остановку трамвая. Новенькие, только с завода громыхающие вагоны быстро донесли их до главного универмага столицы. И только сейчас Валентина оценила весь масштаб и атмосферу Харькова.
Это оказался довольно милый и уютный город, наполненный зеленью, узкими аллеями вековых деревьев, аккуратными парками со скамейками для отдыха, где важно восседали пенсионеры, почитывая свежую прессу, мчались по тротуарам детишки, звенели громкие гудки общественного транспорта, дребезжали клаксоны автомобилей, вокруг шла одна непрерывная стройка, но вместе с тем, в Харькове не было той суеты, которая присущая столицам. В Москве всё движение, царящее вокруг её жителей, было какое-то надоедливое, настырное, напоминающее кипящий водоворот, который не дает тебе возможности вздохнуть тебе полной грудью и насладиться окружающими тебя пейзажами. Здесь всё было иначе…Люди никуда не спешили, были взаимовежливыми, иногда казалось, что тут всегда царил такой миропорядок с самого сотворения земли.
Роза почти всю дорогу молчала, давая возможность Вале впитать в себя весь этот дух, но за три остановки до конечной, все же разошлась:
– Я с Лерочкой была очень дружна,– сообщила она ей, доверчиво кладя свою широкую ладонь на руку Валентины,– они частенько с Соломон Савельевичем собирались у нас, поболтать о том, о сём, поделиться последними новостями, попить чайку! Вы знаете, девонька, как мой Марк заваривает чай? О…это целое искусство…И уверяю, что такого чая вы в жизни ещё не пробовали!
Валентина улыбалась и больше старалась слушать. Долгая семейная жизнь с чекистом научила её быть не слишком болтливой.
– Жаль Лерочку…– горестно кивнула тётя Роза.– Жаль…
– А что произошло с ними?– будто невзначай поинтересовалась Валя. Андрей ей ничего про бывших хозяев квартиры не рассказывал, зная, как она относится к такого рода рассказам.
– Вы не знает?– удивилась Роза.– Ваш муж занял место Соломон Савельевича!
– Мы стараемся редко говорить на рабочие темы,– виновато пожала плечами Валечка.
– Понимаю! Режим секретности! Сейчас вся страна – сплошной режим…Секретности! Тира…– соседка спохватилась, что её понесло куда-то не туда, и резко оборвала себя на полуслове.– Вообщем, в вашей квартире раньше жила прекрасная семья по фамилии Мазо,– выйдя из трамвая и убедившись, что её никто не слышит лишний, продолжила Роза,– муж – Соломон Савельевич герой Гражданской войны, с шашкой наперевес устанавливал в городе советскую власть, потом боролся с контрреволюцией, идеал, ленинец! Его жена Валерия Львовна – прекрасная женщина, добрая воспитанная, интеллигентная, не то, что эти из так называемой новой советской элиты, хабалки из деревень, только что отошедшие от сохи. Знаете, милочка, как говорят : «Девушку из деревни вытравить можно, а вот деревню из девушки…» В ней был шик, блеск, всё, что присуще дворянке. Квартиру эту они получили, как только Мазо возглавил наркомат внутренних дел республики. Всего пару месяцев назад…
– И?– напряжённо поторопила тётю Розу Валентина.
– И с этого момента начались проблемы…За Соломон Савельевича всерьёз взялись товарищи компетентные из Москвы. Там, как раз, поменялось руководство. Старые ленинцы оказались не в чести…– соседка грустно покачала головой.– Вы ничего, что я так прямо?– нахмурилась женщина, ведя Валю под ручку, словно маленькую девочку, по-мужски как-то.– Сразу вспомнилось, что Валерия Львовна дворянка, да не из простого рода, а самого, что ни на есть графского, во время революции её первый муж перешёл на сторону белогвардейцев и основательно потрепал тут в Балаклее советские части с небольшим отрядом юнкеров. Лерочка попала под следствие, а когда следствие и наш гуманный суд, самый гуманный суд в мире разобрался, постановив арест и расстрел, как врага народа безобидной женщины, Соломону Савельевичу попали в руки эти списки, увидев свою жену, он покончил с собой, не выдержав такого…
Они стояли на пороге центрального универмага Харькова, где за стеклянной витриной виднелись заполненные полки товаров.
– Её расстрелять постановили только за то, что её первый муж был белым, а она дворянкой?– изумилась Валя. Живя с большим чином НКВД, она жила, словно в своём отличном от остальных изолированном мире. Они мало говорили про работу, да и чего греха таить, последнее время вообще ни о чем не говорили. Для Валентины стало настоящим откровением то, что ей рассказала о семье Мазо Роза. В её мире суд был справедлив, а расстреливали только отъявленных бандитов или настоящих врагов социалистического государства, вроде членов ленинградского дела, сгубивших товарища Кирова.
– Да такое сплошь и рядом! Идёт большая чистка…Смотри, дорогая, как бы твой муж не попал бы в её жернова,– покачала головой Роза,– я не знаю никого, кто бы вернулся оттуда…
– И вы так смело говорите об этом! Неужели не боитесь?– озадаченно спросил Валечка.
– Отбоялась я своё, деточка. В революцию, в Гражданскую…Совсем отбоялась. Теперь меня сам черт не испугает! Одно жалко, если мой Марк останется один…Этот оболтус никак не приспособлен к самостоятельной жизни. А вот кстати и он…
Только сейчас Валя поняла насколько была права в личностной характеристике своего супруга тётя Роза. Это был очень полный, с запорожскими обвисшими усами мужчина, слегка лысоватый, в сером костюме тройке дорогого покроя. Его взгляд постоянно бегал по сторонам, с трудом сосредотачиваясь на чем-то одном, словно искал все время что-то. Речь была торопливой, слегка заикающейся, а дорогие туфли из настоящей кожи были стоптаны и кое-как зашнурованы. Вид Марк Розенштейн имел комичный и немного чудаковатый. Он настолько сильно отличался от привычных друзей и сослуживцев её мужа, с которыми Коноваленко было знакома, что она помимо воли улыбнулась при виде такого экземпляра.
– Розочка моя…– проканючил Розентштейн, обнимая свою супругу, которая была явно довольна произведённым на Валю эффектом.– Где ты запропастилась? Я жду тебя уже битый час с того момента, как ты мне протелефонировала из дома. У меня же дела! Как ты не понимаешь! Сегодня привезли новый товар, очень изысканные и дорогие цветочные горшки с фабрики «Москвичка». Их надо принять, посчитать…
– Подождут твои горшки, Марк!– строго осадила его тётя Роза.– Я привела к нам нашу новую соседку. Познакомься, это Валентина Коноваленко – жена нашего нового начальника республиканского НКВД. Валя – это мой муж Марк.
Они улыбнулись друг другу и приветливо кивнули в знак знакомства, но в какой-то момент Вале показалось, что во взгляд Розенштейна мелькнул испуг.
– Мы решили прогуляться по твоему хозяйству…Осмотреться и может быть что-то прикупить для дома.
– Конечно-конечно, девочки,– обрадовался Марк тому, что ему не придётся везде сопровождать свою жену и выслушивать её длинные и нудные наставления,– универмаг в вашем полном распоряжении. Продавщиц я предупрежу. Они все вам покажут и расскажут.
С этими словами они вступили за стеклянную дверь универмага «Харьков». С этого самого момента, Валя, словно попала в другой мир, красивых вещей и модных в союзе нарядов. Им показали всё, что только можно было. От простых и доступных каждому жителю республики платьев, до тех, которые могла купить только люди, входящие в элиту Украинской ССР.
От обилия расцветок и фасонов у Вале закружилась голова. Она очень давно в Москве посещала такие магазины, и теперь изрядно соскучившись по такому времяпровождению, с головой окуналась в это всё. Тем более Роза оказалась интересной и весёлой собеседницей, не дававшей её скучать на протяжении трёх часов, проведённых внутри универсального магазина.
Время пролетело незаметно. Как и предполагала Валя, такой способ развеяться оказался вполне действенным. Молодой лейтенант, занимавший уже пару дней все её мысли, из головы выветрился вместе с покупкой нового платья отличного покроя, которого на обычном прилавке не достать. Настроение поднялось, и женщина всё-таки решила попробовать наладить с мужем отношения сегодня вечером. Хотя бы ради Глеба, ради сохранения семьи. Ведь, будь он хоть чуточку ласков, то никаких бы проблем не было. Они жили бы по прежнему хорошо. Эта обманчивая мысль не давала ей покоя. Недавно думавшая о том, что совсем не любит своего мужа женщина, теперь считала по-другому. Ей он казался сегодня единственным близким человеком, который остался у неё на этой земле, после Глеба и матери, и пусть это не та любовь, о которой пишут книги, сочиняют стихи и поют романсы, это чувство достойно уважения и последней попытки спасти его.
У подъезда с тётей Розой они распрощались, договорившись о том, что Валентина обязательно забежит с утра к Розенштейнам попить кофе и немного поболтать. После этой открытой и яркой женщины, наполненной эмоциями, как действующий вулкан, женщины у Коноваленко осталось приятное послевкусие. Она мигом поднялась в квартиру, зажгла везде свет. Андрея дома не было. До пяти часов вечера оставалось ещё куча времени, чтобы приготовить небольшой и вкусный ужин, а так же привести себя в порядок.
За каких-то два часа до прихода супруга домой, Валя умудрилась запечь курицу, купленную по дороге на Конном рынке, недалеко от универмага, где работал Марк Розенштейн, убраться немного в квартире и принять ванну, но ни в пять, ни в семь, ни даже в девять Андрей с работы не вернулся. Валентина несколько раз набирала, оставленный возле домашнего телефона номер его приёмной, но каждый раз долгие длинные гудки оканчивались сбоем, никто не брал трубку.
Она уже начала грустить, сидя перед заполненным продуктами праздничным столом. Наложила себе салата, вяло поковырялась в тарелке, но аппетит пропал вместе с погожим настроением. Ведь так было всегда. Работа для мужа была на первом месте, а ведь мог бы хотя позвонить, предупредить, так, мол, и так, дорогая…Задерживаюсь, буду к полуночи. Ты ужин не готовь, меня не жди, а ложись спать…Но нет…А когда она ему последний раз готовила? Может муж и ждать перестал, что по нему кто-то будет скучать, торопить с работы, поминутно поглядывая на часы? Может в их разладе есть и её вина?
Валя гневно отставила тарелку с салатом в сторону. Упавшая вилка громко загремела, неловко сброшенная локтем со стола. Вина? Крымская «Массандра», подаренная ей Марком на прощание, как презент для мужа, стояла в самой середине украшенного стола. Будь, что будет… Она залпом опрокинула бокал терпкого ароматного напитка. Услышав, как повернулся в замочной скважине ключ.
– Валентина!– позвал её от порога Андрей, снимая форменную фуражку.– Валя! Валя! Ау! Ты почему не спишь?
Зашёл он на кухню, найдя жену в огромной ещё в не совсем знакомой и привычной квартире. Валя сидела за полным продуктами столом, уставившись в одну точку. По щеке её текли слёзы. Ей было горько своих стараний, своей попытки, которую, увы, никто не оценил.
– Ты почему не спишь?– повторил свой вопрос Коноваленко, присаживаясь напротив. Накрыв её ладонь, своей рукой.– Я подъехал, смотрю в окнах свет. Уж испугался, что что-то случилось…
В его голосе Валентине показалось, что-то знакомое, родное. А вдруг? Вдруг?Она шмыгнула носом, вытирая катившуюся слезу.
– Вот,– обвела она с вымученной улыбкой рукой всё столовое великолепие,– решила мужу устроить праздничный ужин…
– Извини,– нахмурился Андрей,– сегодня облаву проводили на налётчиков. Стрельба, сама понимаешь…Очень сложное задержание! Завтра на работу,– он бросил взгляд на наручные часы. Половина первого…– очень рано на работу. Извини, родная,– он провёл ладонью по её щеке, и Валентина прижалась к ней в ответ, словно маленький котёнок. Потёрлась об неё и поцеловала крепкие пальцы, пахнущие порохом.
– Я все понимаю…Жаль только продукты перевела,– улыбнулась она, не отпуская руку супруга.
– Утром позавтракаю!– отмахнулся Андрей, поднимаясь со своего места.
– Постой…– Валентина прижалась к нему всем телом, нежно проведя пальцами по его небритой шее.– Я…
Её жадные губы нашли его щёку. Еле коснулись её, сползая игриво до краешка плотно сжатых губ. Она попробовала провести по ним языком, слегка раздвинуть их, но те оставались по прежнему непреклонными и холодными, никак не отвечая на поцелуи. Ничего не понимая, что происходит, Валя открыла полуприкрытые глаза и взглянула на хмуро стоящего перед ней мужа.
– Что-то не так?
– Валь, я же сказал, что устал…– отстранился он от неё, отодвигая супругу чуть в сторону, как какой-то мешающий предмет мебели.– Задержание, сама понимаешь…
– Понимаю…– кивнула Валентина. Тугой комок осознания того, что попытка вернуть мир в семью не увенчалась успехом, стянула ей горло. Она еле смогла совладать с собой, чтобы выдавить из себя подобие улыбки. Она не нужна своему мужу, ни как жена, ни как женщина! Так больно ей ещё никто в этой жизни не делал! Обида и боль убили последнюю надежду.
– Конечно…устал…– отвернулась она, начав собирать со стола, чувствуя прямой немигающий взгляд супруга у себя на спине, молясь лишь о том, чтобы не всхлипнуть от боли.
– Извини…Я…– Андрей попытался её обнять, но Валя рывком освободила свои плечи, сбросив его ладони.
– Устал, иди спать!– коротко ответила она, уходя в ванну, а Андрей лишь грустно смотрел ей в след, понимая, что они стоят на пороге чего-то переломного в их жизни. Почему он ей отказал? Хотел проявить характер? Ведь в ссоре они были уже больше месяца. Проучить? Или он, действительно, потерял интерес к ней, как к женщине? На этот вопрос он, пожалуй, и сам не знал ответа. Со вздохом он, тяжело ступая, направился в свою комнату, даже не понимая, что сам того не желая своими сегодняшними действиями дал отсчёт чему-то ужасному, жуткому, тому, что перевернёт их с Валентиной жизнь и жизнь ещё нескольких людей с ног на голову, что с этого момента колесо судьбы завертелось в другую сторону, готовое перемолоть их в беспощадных жерновах истории.
ГЛАВА 11
Утром в управлении было необычайно многолюдно. Я прошёл по коридору, встретив больших чинов из облисполкома, милиции, несколько представителей прокуратуры. Все суетились, бегали по кабинетам. В конце коридора слышались громкие надрывные рыдания.