Жизнь волшебника

Автор

Александр Гордеев

Жанр

Современная русская литература

Год написания книги

1985

<< 1 ... 37 38 39 40 41 42 43 44 45 ... 172 >>

На страницу:

Перейти

41 из 172

Настройки чтения

Размер шрифта

Высота строк

Поля

Роману директор Трухин (которого за глаза называют Трухой) помнится по пожару,

случившемуся у них в первый год его директорства, когда Роман учился ещё в десятом классе.

Тогда ночью загорелся склад с витаминно-травяной мукой. Трудно забыть эту захватывающую

картину, когда огонь азартно и с хрустом пожирал дощатое строение с шиферной крышей, когда

языки пламени багрово и дымно вплетались в живые зелёные кроны тополей над крышей. Листья

сохли на глазах, горели, отрывались от веток и, искрясь, уносились в тёмное небо. Люди тогда

стояли и рассуждали, что если уж этот склад горит, так пусть дотла и сгорит – строить новое на

чистом будет легче.

И даже тогда, ночью, директор подъехал на своей коричневой машине, как будто днём она у

него вместо пиджака, а ночью вместо пижамы. Солидно вылез из неё, осмотрелся, нахмурился.

Хорошо помнится его выдвинутая массивная челюсть и белёсые ресницы в плоских отблесках

огня.

33

Трухина на тот момент в селе ещё толком не знали, потому что он был прислан откуда-то

райкомом для укрепления созданного совхоза. Наверху почему-то решили, что хорошим колхозом,

который был здесь раньше, могли управлять местные председатели, а вот совхозом способен

руководить лишь кто-то посерьёзней. Главная солидность и авторитетность первого директора

совхоза заключалась в том, что он являлся депутатом двадцать какого-то (кроме парторга никто не

мог запомнить, какого именно) партийного съезда. Правда, неугомонный Огарыш и сейчас

комментирует факт его делегатства куда проще.

– Вот что такое съезд? – рассуждает он как-то дома, швыркая щами из кислой капусты. – Ну,

съехались в Москву мужики со всего Союза, посидели в этом самом дворце, пошоркали маленько

штанами бархатны кресла, речь послушали, котору мы тоже слышали, токо по радио и котору

потом во всех газетах пропечатали так, что эта речь все остальные новости из газет повыдавила.

Вот и всё. Разница токо в том, что они там ладошками пошлёпали, а мы в скобочках прочитали:

«аплодисменты», «долгие, продолжительные аплодисменты», или «бурные, продолжительные

аплодисменты, переходящие в овацию». Так оно чо, это шлёпанье, ума добавлят? Или если бы я,

как тракторист, посидел там с галстуком на шее, так чо, у моего трактора тяга бы утроилась, или на

полях тот же хрен американский повымерз, ну или, в крайнем случае, скукожился? Так што ли?

– А ты бы прикусил язык-то да помалкивал со своим хреном американским, – выдаёт своё

резюме Маруся, – а то он у тебя, как помело, метёт чо ни попадя. Гляди, дотрепишься…

– Но, дотрепешься тебе. Теперь уж годы-то совсем други.

Возможно, сторонний директор знал, что следует делать в новом хозяйстве, да жаль, не ведал

того, чего делать нельзя. Ошибка, которую не совершал до него ни одни местный председатель,

состояла в том, что он допустил к власти Ураева Степана Степановича – хитрого, откровенно

наглого мужика, который эту власть спал и во сне видел. Обычно, когда в Пылёвской средней

школе проходили «Мёртвые души» Гоголя, то ученики при знакомстве с литературным портретом

Чичикова сразу вспоминали Степана Степановича. Правда, совпадая внешностью с гоголевским

героем, Ураев был куда хитрее его и жёстче. Обаяние же Чичикова отсутствовало в нём

полностью. Ездить быстро не любил, ездил не быстро и не тихо, а в самый раз, то есть, так, чтобы

всегда поспевать, куда надо. Сладко лыбиться не умел, а вот гавкнуть – так об этом и не проси,

сам гавкнет.

Гордясь «открытием» такого способного хозяйственника и ценного помощника, Труха сходу

назначил его управляющим первого отделения. Село, узнав о таком назначении, вздрогнуло и

прижало уши, а несколько бывших колхозников ушли в отчаянный запой. Пожалуй, дата этого

назначения стала моментом, начиная с которого грозный Труха по сути перестал быть

полноправным директором. Уже года через полтора всё в совхозе оказалось подмятым Ураевым, а

сам депутатный директор, так и не узнав толком нового хозяйства, стал при Ураеве кем-то вроде

унылого завхоза. Его власть осталась внешней, на показ приезжему начальству. Когда же главным

бухгалтером совхоза оказалась назначена жена Ураева, то и финансовое состояние хозяйства