Нина, как взрослый человек, сама задумалась о своём поведении.
Плюнув на лекции, Смугляна приходит из института в совершенно убитом состоянии. Роман
растерян. Вот Ирэн так Ирэн! Вот почему она так долго не появляется на этой квартире, наверняка
уже вычисленной ей. Значит, она написала и в другие места, порекомендованные многоопытной
Иосифовной. Написала и теперь выжидает эффекта от своих посланий. Так что неприятности
только ещё начинаются…
Ждать долго не приходится: уже следующим утром Романа вызывает начальник цеха, кивает на
распечатанный конверт, подписанный почерком Голубики, и спрашивает, что делать с этим
«сигналом»? Роман лишь с досадой машет рукой. Начальник, и сам переживший однажды
тяжёлый развод, с минуту пристально смотрит на рабочего, что-то понимает про него, молча рвёт
письмо и отправляет в корзину.
Больше всего пугает то, как воспримут послания Ирэн те и другие родители. Нина, боясь своих,
всё же успокаивает Романа, что даже если они и рассердятся, то ненадолго. Быстро во всё
вникнут, всё поймут. Нина тут же пишет домой вроде как подстраховочное письмо, честно
рассказывает обо всех изменениях в своей жизни, сообщает новый адрес и даже, ради
убедительности, чисто формально приглашает в гости. Роман с готовностью соглашается с Ниной.
Конечно, её-то родители всё поймут, ведь они интеллигенция, учителя. А вот как и куда понесёт
простых и прямолинейных своих?
Возвращаясь с работы в субботу вечером, Роман ещё в окно видит Ирэн, точнее, лишь одно её
плечо в белой шубе, и лишь усмехается этому. На жену из-за её писулек теперь и смотреть не
хочется. Она хотела ненависти, её она и получает. О том же, как она могла пойти на такие пакости,
даже задумываться не хочется. Может быть, лишь теперь-то она по-настоящему и проявляется? И
если такова её истинная суть, значит, и он правильно сделал, что ушёл…
Голубика беседует с Текусой Егоровной, которая – то ли правильно отрегулированная
профилактическими беседами, то ли подготовленная всей своей жизнью – слушает гостью с таким
видом, словно та втирает ей о правильности оплаты по электросчётчику. Голубике и невдомёк, что
эта женщина с крепкими белыми, как фасоль, зубами, живёт совсем не в том мире, где есть
верные и неверные мужья и жёны, ревность, любовь, измены. Молодая же пара из соседней
комнаты будто и вовсе не замечает её присутствия. Сама ненавистная разлучница спокойно
разворачивается и уходит в свою комнату. Говорить приходится лишь с этой, кажется, чуть
нездешней хозяйкой. Все обитатели дома, в котором очутился её муж, будто из ваты или из пробки.
Да и в самом Романе глухой ваты тоже как в новогоднем деде Морозе. Она идёт к нему с болью,
как к единственному человеку, кто мог бы эту боль утишить, а он к этой боли нечувствителен. Кто
же её разделит? Кому её нести?
Роман, видя Голубику сидящей перед хозяйкой, как перед слепой стенкой, даже мимолётно
сочувствует ей.
Как это уже бывало у Марии Иосифовны, он быстро выпроваживает Ирэн на улицу.
– Ну, и как ты поживаешь со своей любимой-дорогой? – как будто её визит – это нечто
совершенно обычное, спрашивает Голубика уже на деревянном крылечке.
– Нормально поживаем, – спокойно и холодно отвечает Роман, раздражаясь от необходимости
врать, – а если бы ты не мешала, то жили бы ещё лучше.
– И что, она устраивает тебя, ну, по всем параметрам, если можно так выразиться?
Они идут по улице деревянных частных домов вдоль крашеных и белёных частоколов. О каких
ещё там «параметрах» спрашивает она?
– А почему бы и нет? – отвечает Роман. – Поговорить с ней есть о чём. Хозяйка она неплохая, а
со временем, думаю, станет просто замечательной…
– А я скажу так, что ничего путного в твоей жизни с этой смуглянкой не будет! – резко бросает
Ирэн.
«Смугляной», – невольно хочется поправить её Роману, потому что он уже привык к этому
имени Нины, но удивительно, что Ирэн называет её почти так же. И от этого совпадения прогноз её