Опыты литературной инженерии. Книга 1

Качкам пришлось туго. Зажиревшие в своей будке и не дающие мышцам большего хода, чем на величину перемещения гантелей, они не смогли устоять перед бурей и натиском озверевших от нерегулярных выплат работников элеватора. Сражающиеся огромным клубком прокатились по свадебному столу, вольно или невольно вовлекая в рукоприкладство всех, кто был захвачен дикой центробежной силой. Стол, к сожалению, был не монолитным, а состоял из целого ряда столов разного размера и разной степени устойчивости. У одного не выдерживали ножки, у другого трещала столешница. Через минуту поле битвы заметно понизилось, снизошло с бывших столов на сыру землю и завертелось против часовой стрелки, против вращения Земли, против вращения Солнечной системы!

Игнатий, заблаговременно отбежавший за яблоню, стоял, тяжело дыша, хотя и не принимал участия в побоище. Его сотрясал творческий подъем, и мутило разум вдохновение: вот оно – долгожданное! Вот натура для полноразмерного полотна «Битва цивилизаций», которая обессмертит его имя! Он немедленно отменил собственное решение одарить будущим шедевром молодоженов, здраво рассудив, что тому место только в Лувре. На худой конец, в Эрмитаже!

Кум Дербенев орудовал черенком от лопаты. Плановую драку он предвидел, только не смог предсказать ее истинного размаха. Какие-то полузнакомые ему тётки таскали друг дружку за волосы, завывая, как койотихи из прерии. Когда под черенок Дербенева невзначай попал зять Кирилл, Дербенев даже обрадовался и постарался вбить в зятя все свои невысказанные доводы в пользу немедленной женитьбы. Кума Николая, не завершившего маневр к туалету, на четверть втоптали в скатерть, которую, в свою очередь, вместе с кастрюлей, когда-то наполненной окрошкой, втоптали в садовую унавоженную почву. Ушаков из милиции намотал на руку служебный кожаный ремень и крушил всех кого ни попадя двузубой никелированной пряжкой. Многоопытная баба Кира отступила за угол дома, поближе к собачьей будке, прижимая к груди заметно облегченную хозяйственную сумку. За углом обнаружился погреб, срочно переоборудованный бабой Кирой в бункер. Подперев дверь поленом, она успокоено уселась на ступеньку из красного кирпича, превознося молитву небесам во славу русского оружия. Сторожевой пес молча вибрировал вместе с будкой от непонятного стихийного бедствия. Братья-близнецы с хлебозавода сражались плечом к плечу. Гитарой отбили фланговое наступление и в рукопашной разгромили тех, кто попытался обойти их с тыла.

Татьяну Николаевну первым же наскоком сбили со стула. Она тяжело повалилась на грунт с элементами куриного помета и тут же была придавлена сверху обломками самого большого стола. У стола подломились две ножки, он ходил ходуном от бури, сотрясавшей его с поверхности. Но в спасительной полости под уцелевшими ножками и столешницей некоторое время еще можно было продержаться. Татьяна Николаевна ужом вползла в треугольное пространство, обхватила уцелевшие ножки стола руками и решила отстаивать свою позицию до победного конца.

Ее убежище толчками перемещалось по приусадебной территории, осаждаемое поочередно с разных сторон. Перед глазами ошеломленной Татьяны Николаевны мелькали чьи-то ноги, руки, плечи, сжатые кулаки, вытаращенные глаза и раскрытые рты. Рев и грохот, перемежаемые матерными словами, прокатывались над ней океанским прибоем, часто лишая надежды.

Вдруг на глаза ей попался полураздавленный тазик, почти до краев наполненный дензнаками большого достоинства. Часть денег уже рассыпалась вокруг, а некоторые купюры даже оказались втоптанными в окрошечную грязь. Татьяна Николаевна не смогла допустить такого бессовестного отношения к честно заработанным трудовым деньгам и машинально стала собирать бумажки и водружать их туда, куда следовало – в тазик. Для этого ей пришлось освободить одну руку, чем коварно воспользовались те, кто наверху, и двинули остатки стола, как бульдозерную лопату, в нужную им сторону. Татьяна Николаевна отчаянно вцепилась в стол, намертво заякорившись над тазиком. Те, которые наверху, не поняли ее намерений, но упорствовать не стали, а просто перекатились через обломки стола и погнали противника прочь со двора, во чисто поле.

Тут на Татьяну Николаевну нахлынули другие мысли. Она стала торопливо выбирать деньги уже из тазика и упаковывать их за пазуху, имея в виду, что авось нарядный поясок платья не лопнет. Совершив задуманное, она воровато выползла из-под обломков стола и удалилась на четвереньках по рокадной тропе, в предвечерний сумрак дербеневского огорода.

Полный состав пожарного караула участия в битве не принимал. Огнеборцы, как им и предписано, бездарно проспали все сражение в лопухах под забором.

Запершись в своем доме, Татьяна Николаевна пересчитала добычу. На фоне неожиданной прибыли ей не жалко было порванного на лоскутья праздничного платья, и не раздражала почва из придомового участка Дербенева, засохшая в волосах и под ногтями. Аккуратно расправив купюры, Татьяна Николаевна призадумалась, подыскивая место для тайника. То, что денег рано или поздно хватятся, она не сомневалась. Поэтому следовало деньги припрятать и основательно подумать над алиби.

Не успела Татьяна Николаевна додуматься до чего-либо путного, как в дверь постучали. Погасить свет она впопыхах забыла, поэтому таиться было себе дороже. Она задвинула ногой кучу денег под кровать и поспешила к дверям. На крылечке, слабо поохивая, стояла баба Кира со своей ныне почти пустой и плоской хозяйственной сумкой. Оказывается, от ее зоркого ока не укрылось перемещение Татьяны Николаевны по театру военных действий. А уж смысл неожиданной замены прямохождения на четвереньки многоопытной бабой Кирой был мгновенно разгадан.

Тихо, без скандала ушла баба Кира от Татьяны Николаевны с округлившейся хозяйственной сумкой, повязанная общей тайной и давшая обет вечного молчания.

Примерно через час явился с официальным дружественным визитом кум Николай. Вертикально стоять он не мог, а чудом держался под некоторым углом к горизонту, как пизанская башня. Однако в сообразительности и ему отказать было трудно. Как ни отнекивалась Татьяна Николаевна, как ни пыталась забить баки пьяненькому куму, тот стойко выдержал ее психологическую атаку и ушел, унося в клюве, как орел-падальщик, свою долю добычи.

С некоторым опозданием Татьяна Николаевна поняла, что совершила роковую ошибку. Наличие значительной суммы у недотепы-кума, который в мирской жизни не брезговал сбором пустых пивных банок, не только настораживало – напрямую выдавало! А так как Татьяна Николаевна лично наблюдала и отметила уменье кума Дербенева в обращении с лопатным черенком, то не сомневалась, что кума Колю он выведет на чистую воду в первом же раунде. Она в отчаянье металась по кухне, разрываемая на части жадностью и страхом. Ее спасение было только в одном – взять и немедленно отнести оставшиеся деньги Дербеневу, выдав свой поступок за подвиг. Другого выхода не было. Хотя…

Кто считал деньги в тазике, кроме нее? Вот если малую толику из того, что украдено, отдать, а остальное припрятать, все равно получаются бешеные деньги! А что Колька взял – так это его проблемы, она тут ни при чем! Баба Кира будет молчать, как сушеная вобла! Решено! Часть отдаю, часть прячу!

Уже в кромешной темноте Татьяна Николаевна подошла к дому Дербеневых. Пес, переживший пожизненный стресс, не только не лаял, даже нос не высунул из будки. Дверь открыл лохматый Дербенев, молча принял деньги, молча сгреб Татьяну Николаевну в охапку и долго, с пьяной благодарностью, мял ее в сенях на старой овчине, исколол щетиной грудь и уронил ей на голову связку репчатого лука.

Завершив мероприятия по реабилитации, через неопределенное время Татьяна Николаевна вернулась домой, в некотором смысле даже успокоенная, кое-как вымыла голову на кухне, поливая себе из чайника, и легла спать со счастливой улыбкой. В конце концов, известную поговорку никто не отменял.

По совершенно пустой улице, из ниоткуда в никуда проструился бестелесный интеллигент Игнатий, шепча бессмертные слова Блока: «И вечный бой! Покой нам только снится…»

Бизнес на резиновом ходу

Откуда я знаю этого парня? Не помню. Но знаю его точно! Здоровенный, и зубы торчат, как у буденовского коня. И вечно лохматый. Говорит со страшным акцентом: то ли черкес, то ли абазинец.

Вот он мне и говорит:

– Слушай, друг, у тебя деньги есть? Не в смысле занять, а в смысле провернуть стоящее дело?

Со мной только что рассчитались за реставрацию церкви, и деньги были.

Теперь я ему говорю:

– А что за дело?

– Знаешь остроносые азиатские галоши?

– Знаю. В них по скалам хорошо лазить.

– Э, какие скалы? Все аулы в этих галошах ходят. Поголовно.

– А я тут при чем?

– Совсем при том, что этих галош уже года два никуда не завозят. Соображаешь? Ни к нам, ни в Ставропольский край, ни в Краснодарский. И в Адыгею тоже не завозят!

– Понял.

– Что ты понял? Галоши покупать надо! Потом продавать! Деньги делать надо!

– А где же мы с тобой купим галоши?

– У меня свояк на базе в Невинномысске. Вчера поздно позвонил. Говорит, завезли галоши. Совсем немного, но завезли. Всем надо галоши. Ищи, говорит, деньги. Приезжай. Тебе как родственнику оптом, со скидкой продам. Отвезешь в аулы, в станицы отвезешь. Навар сделаешь.

– Хорошо. Я готов. Как навар делить будем?

– По-честному, конечно. Я машину достану. Я с тобой к свояку поеду. Пополам пойдет?

– За машину кто платить будет?

– Слушай, совсем бесплатно машину возьмем. Рассчитаемся потом, когда галоши продадим. Ну, там тысячу-две…

– Когда машину достанешь?

– Как когда? Завтра достану. С утра. Давай в восемь утра выходи к остановке автобуса на Парковую. Красный такой камаз стоять будет. С тентом.

Думаете, я не читал Джека Лондона? Про замерзшие тухлые яйца? Думаете, О'Генри не читал? Про ботинки для босых аборигенов? Чем меня этот конь загипнотизировал? Непознанным доселе коммерческим успехом? Сладостью легкой добычи? А, вспомнил, зовут его Ахмат. Ловкий парень. Делец! Не то что я: каждый заработанный руб ль доставался горбом. Видимо, головы не хватало.

Помчался я в банк, снимать кровные со счета малого предприятия «Агат». А в общую сумму вклада, между прочим, заложена невыплаченная зарплата ребятам, что работали вместе со мной. Оформляю бумаги и сам себя уговариваю:

– Вот продам галоши, пацанам сооружу неожиданную премию! И для себя вроде бы приличные премиальные остаются!

В банке возмущаются:

– Не можем мы вам единовременно выдать из кассы наличными такую сумму! Сделайте заявку, приходите завтра – дадим половину. Вторую половину – послезавтра. У банка кроме вас еще есть клиенты.

Валяюсь в ногах у управляющего, раздаю шоколадки бухгалтерам и кассирам, но к концу дня гордо прохожу мимо вооруженного выше зубов дежурного милиционера с настоящим мешком, полным денег.

Сажусь в машину своего друга Сереги, поджидавшую меня все эти долгие часы, и мчусь домой, сжимая коленями драгоценный мешок, совершенно невзрачный с виду.

Утром нахожу красный камаз с Ахматом и веселым шофером, которого зовут Алексей. Заезжаем за деньгами и берем курс на город Невинномысск, на базу, к свояку с дефицитными галошами.

На базе свояк, увидев мешок с деньгами, тут же предложил плюнуть на галоши и купить у него стоящую тут же на складе почти новую «Ниву», когда-то вишневого цвета, а ныне, из-за излишка голубиного помета, серо-фиолетовую. Мне как другу родственника со скидкой.

Ахмат предложение высокомерно отверг, и мы начали грузить картонные коробки с галошами в камаз. Шофер Леша принимает ящики и расставляет в кузове, а мы, значит, с Ахматом таскаем. Часа полтора таскали. Совершенно измучились и Лешу замучили насмерть.

Пообедали в кафе втроем. На мои, естественно, деньги. И поехали восвояси, условившись начать выездную торговлю завтра с утра. Камаз с галошами договорились на ночь поставить у Леши во дворе и сдать под охрану собаке.