Сказки Белой Горы. Часть II

Там, где производственные здания заканчиваются и начинается сельхозучасток, обрывается асфальтовая дорога, в виде границы выставлен забор с колючей проволокой, но всегда открытой калиткой. Асфальтированную часть держит под прицелом камера. Её установили не так давно, для выявления тунеядствующих осужденных, числящихся на работе или учёбе, на самом деле рыскающих по промке без дела, или решающих свои насущные вопросики.

Подойдя почти вплотную к ограде и не имея намерения двигаться за калитку, Кирилл услышал ненавистный подподковничий голос:

– Иди сюда!

Получать тумаки желания не возникло:

– Зачем?

Что придуриваешься? Подходи – бить буду.

– Не пойду, вам надо вы и идите.

При своей вспыльчивости, иной раз труднообъяснимой, Хафиз Гафуров понимал: за избиение под камеру, на его славной карьере можно ставить крест. А кресты он недолюбливал с детства:

– Я тебе последний раз говорю: быстро подошёл ко мне!

– Не пойду! Во имя Христа не пойду.

Кирилл вспомнил опасные слова и сам испугался. Однако оробел и производственный царёк – дело принимало нежелательный оборот:

– Ладно, хрен с тобой, бить не буду, но всё равно сюда иди – пинка хоть дам.

Но тут осмелел Кирюша, чуя, что недо-Гоголь дал слабину и задний ход:

– Хорошо, я подойду, только сбегаю за арматуриной на участок КБО.

– Дурак, полный ишак! Ты хоть знаешь, что будет тебе за это?

– Знаю, по УДО не смогу выйти, но мне остались-то считанные месяцы. Так, что Николай Васильевич, наплюю на всё и досижу как-нибудь.

– Дебил! Тебе добавят, да так добавят (у меня в Плавском суде всё схвачено), что мало не покажется.

– Сомневаюсь. Если я подниму вопрос об издевательствах на религиозной и межнациональной почве… К тому же вам должно быть известно, чей я сын. Мне дали не пятнадцать, а только пять лет. Делайте вывод!

Николай Васильевич Негоголь, бушуя в душе, удалился в сторону автосервиса и перекачки…

Редкие ночные пьянки в бараке, выявляют попавших за решетку из-за алкогольной зависимости. Таких немного – процентов десять-пятнадцать. Пить им нельзя в принципе – настолько меняется поведение под действием винных паров. На первом часу послеотбойного застолья, они начинают визжать, плакать, истерично выкрикивать бессмыслицу. Таким, на сходняках, ставят запрет на пьянку. В бараке, после пьяной ночи, тишина – дрыхнут все. Спят те, кто пил и остальные, кому они мешали отдохнуть.

С утренней проверки уволокли в «холодную» двоих не протрезвевших – Терьера и Медлительного Рекса. Первого тащили под руки, а он визгливо подвывал, зато Рекс бежал радостно и вприпрыжку.

К обеду взъярилась и разбушевалась февральская метель, закручивая между зданиями вихри замысловатых фигур. Белорус Слава полагал, что вьюга пришла надолго, но, к счастью, его прогнозы не сбылись. Хлопья снега постепенно редели, пока не исчезли вовсе. Ветер дул легкими порывами, смягчаясь с каждым часом.

На вечерней проверке нудный Мурад измучил Лесника дурацким вопросом: «Почему не летают самолёты над колонией?»

Над нами ежедневно, в начале девятого утра проплавают в юго-восточном направлении три-четыре авиационные машины, а после пяти, они же, или похожие, мчатся назад, на северо-запад. Возможно, сегодня не лётная погода, но это звучит слишком банально, а недалёкий андижанец от Лесника не отвязывается. Пора приходить ему на помощь.

– Мурад, что же ты, лопух, не следишь за событиями? Забастовка у кочегаров началась. Андижанец, подозревая подвох, недоверчиво спрашивает:

– Зачем кочегары? Какая забастовка? Ты шутишь?

– Ну вот, учи теперь тебя безграмотного. Самолёты разные бывают – на керосине работают, на бензине, на солярке, на угле…

Стараюсь говорить уверенно, как профессор на лекции, иначе Тюбетейкин непременно почует насмешку. Тот всё равно сомневается:

– На угле паровозы, я знаю, не обманешь меня.

Мы с Лесником переглянулись, а Серёга Брянский, вытараща глаза, хотел уже что-то высказать неучу, но я предупредительно прижал палец к губам. Ну и Мурад! Оказывается, ему неизвестно о замене паровозов на тепловозы и электровозы ещё в раннюю «брежневскую» эпоху. Лесник, глядя мимо Мурада на загаженный кошками сугроб, тихо произнёс:

– Это у вас только паровозы на угле, а в России много угольной техники.

Я возразил Леснику:

– Что ты! Какой у них уголь? Ихние паровозы на кизяке работают.

Андижанец принялся бурно жестикулировать, выражая свои эмоции, даже скинул шапку, показывая, как у него кипят мозги. Пришлось успокоить:

– Ладно, ладно – пошутил, не психуй.

– Ты думаешь я не знаю самолёты? У нас в Ташкенте их делают.

Он прав, есть там авиационный завод. Я делаю сугубо серьёзное лицо и несу фантастическую чушь:

– Правильно, только ваши самолёты на авиационном керосине летают, а в России их много различных видов. Тяжелые бомбардировщики, например, на угле. Есть даже специальная школа кочегаров в городе Топкино. Выпускники уголь в печку закидывают, что твой экскаватор. Ты где служил?

– В стройбате, а Амурской области. Ох, холодно зимой в тех краях.

– Значит с лопатой знаком. Можно сказать готовый бомбардировочный кочегар. Одна загвоздка, даже две: ты не гражданин России и возраст у тебя неподходящий.

– Я ещё не пенсионер – Мурад принял молодцевато-бравый вид.

– Тебе пятьдесят семь лет, а из армии гонят таких стариков даже в генеральском звании, а уж об истопниках и речи нет. Ты не думай, что кочегар только котлы паровые в самолёте топит, он, когда бомбы и ракеты заканчиваются, горящий уголь на врагов сбрасывает, причём в большом количестве, для возникновения массовых пожаров…

Популярность Кучака стала понятна, когда он возвратился на Белую Гору. Уже две недели Александр Васильевич пребывает в карантине, подогреваемый (снабжаемый продуктами и другими необходимыми вещами) сразу тремя бараками. Это внушает ему оптимизм и веру в себя и окружающих.

10 февраля он торжественно вернулся в отряд. Встретили его, разумеется, с триумфом, как победителя, по крайней мере победителя болезни.

Кучак рассказал, как он, инфарктник, лежал в полубессознательном состоянии, прикованный наручниками к кровати, а четыре вооруженных мордоворота сидели рядом, охраняя его одного. Зачем разыгрывать фарс, денег что ли в ФСИНе с избытком? Почему же тогда руководство колонии регулярно жалуется на нехватку средств. Далеко за примерами ходить не надо: два года отряд в сто двадцать человек бедствовал, обходясь двумя унитазами и тремя кранами. Через пару лет (всего-то) проблему решили, но, разумеется, не за счёт ФСИНа, а за счёт благотворительности, как решаются здесь почти все видя ремонта. На данный момент колония пару месяцев сидит на голодном водяном пайке, из-за сгоревшего электродвигателя насосной станции. Проблем почти нет в столовой и нижнем секторе. Зато на третьем этаже нового корпуса, можно спокойно умыться лишь по ночам. Видимо, экономика ФСИН непременно рухнет при покупке скромной мощности движка…

В гниловатое время – чудноватые новости: предложено выдавать особый вид кредита – на судебные издержки. В выигрыше опять только банки. Но это не всё: решено (в который уже раз) перенести перепись населения. Опять чего-то испугались. Для того, чтобы знать сколько в стране народа, есть ЗАГСы, паспортные столы, налоговая инспекция, школы, Пенсионный фонд и разные управляющие компании. Достаточно сравнить данные. Переписчики и так не станут обходить бомжей и беспризорников. Выходит, властям цифры известны, но озвучивать их они не решаются. Есть предложение, что перепись покажет жуткую картину. Например: реальную продолжительность жизни, а она явно противоречит официальной статистике, т.е. может спровоцировать отмену гнилой пенсионной реформы…

Как-то февральским вечером, прослышав о том, что я собираю героические истории, ко мне примчались аж пять повествователей сразу и наперебой принялись излагать различные, в основном дурацкие происшествия. Первый рассказчик, здоровенный детина по прозвищу Кувалдомер, захлёбываясь от избытка чувств, вспомнил об избиении полицейского капитана из соседнего подъезда, когда тот возвращался поздним вечером домой, в изрядно подпитом состоянии. Пьянь-служака попал в травматологию, а супостату-побивцу Кувалдомеру за это ничего не было (капитан не распознал его спьяну).

Второй сказитель вспомнил случай, когда он отобрал сотовый телефон у помощника мэра города Клинцы Брянской области.

Пришлось маленько тормознуть доброхотов-летосказцев:

– Ребята! Мне подвиги нужны, а вы какие-то сомнительные делишки подсовываете. Скажем ты, Кувалдомер, дал бы пинка Фёдору Емельяненко и остался жив – вот это был бы настоящий подвиг. Кстати, помощник мэрский здоровый был?