Страшное дело. Тайна угрюмого дома

– Нет,?– ответил Шилов,?– мы уже прошли то место.

Это был, однако, повод для него пустить несколько фраз, заставивших Анну с изумлением взглянуть на своего спутника.

Шилов выразил самое задушевное сожаление, что все так случилось.

– Лучше бы,?– сказал он,?– они убили меня, потому что я, по крайней мере, не страдал бы так, как я теперь страдаю.

– А что, у вас сильно болит рука?

Шилов тихонько засмеялся:

– Какой вздор! Рука!.. Точно вы, Анна Николаевна, не понимаете, о чем я говорю. Не рука, а душа болит у меня, потому что с этим делом связано столько трагического, что, право, смерть того, кто был хоть и невольной причиной этого всего, была бы для него благодеянием. Знай я, например, что все это так выйдет, что несчастная сестра ваша с детьми останется без своего кормильца, хотя и бесчестного и недостойного ее человека, но все-таки кормильца и отца ее детей, я бы дал убить себя и тем спрятал концы преступления в воду.

И эти последние слова Шилов произнес так правдиво, так твердо, что Анна во все глаза уставилась на него.

Он ей в эту минуту показался героем, она сама какой-то жалкой сообщницей или покровительницей, в силу родственного чувства, заведомого негодяя.

Это возмутило ее.

Она вспыхнула, опустила голову и, пройдя несколько шагов, заговорила уже первая про вещи совершенно посторонние.

Она спрашивала, сколько земли у графа, какой она приносит доход и доволен ли Шилов своим местом?

В конце концов она начала даже смеяться; но это был нервический, деланый смех. Наконец показался сламотовский дом, и Анна стала восхищаться его великолепным фасадом и видом на цветник, разбросанный по откосу.

Она говорила все это, улыбалась, а в душе ее росла какая-то странная тревога, и тем более она была странна, что Анна не находила причины ее.

Не свидание же Смельского с Краевым вызвало в ней такое нервное настроение.

«Что Краев! – думала она теперь.?– Краев гнусный воришка!..»

И вдруг поймала себя на этой мысли.

Почему же еще вчера и сегодня утром она не думала этого про него в такой окончательной форме; напротив, она даже колебалась, ей даже казалось, что тут во всем кроется какая-то фатальная тайна.

А теперь?… Отчего она так скоро решила это? Да оттого, что этот человек, который теперь идет с нею рядом, живой документ преступления Краева.

Кто же, как не Шилов, проследил его, кто же, как не он, обливаясь кровью, полз в кустах, может быть, чтобы защитить свою репутацию и доброе имя от нареканий…

Да, наконец, Краев может сколько угодно рассказывать, что он подобрал деньги, найденные при аресте в его кармане.

Это ведь говорят все уличные воры, даже самая фраза эта, банальная и глупая, доказывает, что наглость у преступника соединена со слабоумием.

Нашел!..

Скажите какая отговорка!.. Бедная Таня, что связала свою жизнь с таким негодяем.

Они дошли до бокового подъезда, поднялись на второй этаж и пошли по коридору, где помещались комнаты для приезжающих.

На пороге одной из них стоял Смельский.

Как и все женщины, Анна при приближении поспешила в нескольких словах объяснить, как она познакомилась с Шиловым и как опоздала нечаянно к поезду.

Смельский сумрачно и молчаливо пропустил обоих в комнату и закрыл дверь.

По лицу его Анна увидела, что знакомство, сделанное ею, ему неприятно, но это только разозлило ее.

Она увидела в этом супружескую тиранию, против которой так возмущалась ее свободомыслящая и свободолюбивая натура.

– Ну что? Были вы там? – спросила она, садясь.

Шилов отошел к окну и сел на подоконник.

– Был! – ответил Смельский и почему-то многозначительно взглянул в сторону Шилова, принявшего самый небрежный и беспечный вид.?– То, что я говорил с обвиненным,?– Смельский сделал особое ударение на слове «обвиненный»,?– это касается лично меня, как его защитника… Если хотите, Анна, я вам потом расскажу, но я был и у следователя, который указал мне еще на один факт, и очень странный.

Шилов сделал какое-то короткое движение, очевидно выражая желание спросить что-то, но от вопроса удержался, а взамен этого вынул портсигар и закурил папиросу.

– Какое же обстоятельство?

– Я вам скажу потом…

– Виноват! – поднялся Шилов.?– Я, кажется, мешаю – виноват! – повторил он, направляясь к двери, и, поклонившись Анне, скрылся, стуча по коридору, чтобы слышали, что он удаляется.

– Какое же такое обстоятельство? – повторила Анна по уходе Шилова.

– А такое,?– тихо сказал Смельский,?– что показания Шилова не подтверждаются фактами.

– Что вы говорите! – воскликнула Анна.?– Вы клевещете на товарища! – вырвалось у нее.

Смельский побледнел и долго не мог сказать ни слова на это обвинение, так прямо и внезапно кинутое ему.

Он только глядел на Анну дико расширенными глазами.

Анна опомнилась и стала извиняться.

Она не то хотела сказать! Она просто оговорилась, но за что же клеветать на невинного человека!..

– На Краева? – едко спросил Смельский.

– И на Краева, и на Шилова, кто бы он ни был.

– Но поймите, Анна, что ведь это не я «клевещу», как вы называете, а следственная власть… Там найден пробел не в пользу потерпевшего, а обвинителя.

И Смельский сообщил об отсутствии всяких следов на месте борьбы, несмотря на то что они должны быть.

– Это странное обстоятельство,?– почти мрачно заключил он,?– бросает тень на все дело…

Оба замолчали.