Сквозь смех и слёзы…

– Ваш дедушка хорошо знает медицину?

– Ещё бы, у него над кроватью две шашки с гравировкой висели, одна от легендарного командира Красной Армии «Товарищу Архипу Зубцову, за спасение жизни 18 красноармейцев. Василий Блюхер», а вторая от самого атамана Семёнова: «Лекарю Зубцову от спасённых казаков».

Так вот, все мои книжки были дореволюционными учебниками медицины и анатомии; я-то и школы нормальной не кончал.

– Как так?

– Когда родителей не стало, он увёз меня к себе в тайгу. Было мне лет одиннадцать. Дед договорился в областном центре и брал учебники по программе на год, а потом раз в году я сдавал экзамены по всем предметам, даже закончил школу с золотой медалью.

– А разве так можно?

– Конечно, нельзя. Но дед спас при родах жену завоблоно, и тот ему поклялся, что «мать родную продаст, если Архип Степанович только попросит».

– А когда вы начали интересоваться медициной?

– Так у меня времени интересоваться практически и не было! Дед гонял меня по учебникам «как сидорову козу». Так что путь свой в медицине я начал лет с двенадцати, а первые роды принял в четырнадцать…

– Как приняли роды?!

– Вот этими руками. Дед тогда на охоте ногу сломал и не мог стоять, вот и пришлось мне на «газике» сорок километров пилить по тайге-матушке. Ну, ничего, справился. Потом поступил в иркутский мединститут. Скучновато было, но ничего. Очень хотелось быть хирургом, ведь первый аппендикс я под руководством деда удалил за год до поступления в мединститут. А потом распределили в Казахстан, вот здесь и работаю…

Тут по селектору разнеслось:

– Гиппократа срочно просят пройти в операционную. Повторяю, Гиппократа срочно просят пройти в операционную!

– Извините, мне нужно идти, – извиняющимся тоном произнес бородач.

– Ещё один последний вопрос. Это вас так дедушка назвал в честь отца медицины?

– Да нет, родители вообще-то меня назвали Серёжей, а так меня молодые врачи называют, вроде как в шутку.

Тут дверь широко распахнулась, и в дверях появился маленький старичок, чья седая шевелюра была всклочена. Он по-детски всплеснул руками:

– Сергей Викторович, голубчик! Вся надежда на вас. Привезли второго секретаря горкома, похоже, кишечная непроходимость. Выручайте!

– Хорошо, профессор, уже иду. Ну, что ж, прощайте, барышня, надеюсь, интервью получилось!

И он стремительно вышел из ординаторской.

Изумленная корреспондентка стояла, открыв рот, и наконец спросила:

– Так он не профессор Лебедев?!

– Нет, – старичок снял очки, протер их полой халата и водрузил снова на нос, – профессор Лебедев – это я, а он… Он – Гиппократ!!!

Пингвин в розовых тапочках

Васюков, зажмурив глаза, нетвердой походкой вошел в ванную. Медленно, как створки раковины-жемчужницы, набухшие веки приоткрылись, явив миру маленькие поросячьи глазки, густо опутанные коралловой сетью капилляров. Взгляд, упавший в зеркало, превратился в протяжный вздох, который вместе со струей воды скатился по водостоку и уплыл в канализационное никуда.

В зеркале опять показывали сериал ужасов: «Пятница, тринадцатое, утро». Подвигав щеками и обнажив желтоватые зубы, Васюков с ненавистью посмотрел на зубную пасту «Кедровый бальзам» и мысленно передразнил актёра: «А главное – бобриха будет довольна!» И набрав в грудь воздуха, как витязь перед решающей битвой, обреченно произнёс:

– Люся, я тебя люблю!

В это время Люся, располневшая блондинка, колдовала над раковиной, пытаясь отмыть с помощью «долбанного Фэри» сковородку от последствий модного французского рецепта «говядина по-индийски». При этом параллельно проклинала обеих своих подружек: Светку – за рецепт, а Ирку – за статью из «Вокруг света» про корову – священное животное Индии.

Тусклый голос мужа из ванны так же напоминал «Зов любви», как тарелка с засохшими остатками яичницы – счастливую семейную жизнь. Поток Люськиных мыслей был на мгновение остановлен, но только лишь на мгновение.

– Врёшь ты всё, – устало произнесла жена, и мяч был возвращён на площадку противника.

Из дверного проёма медленно появилось опухшее лицо, причём левый глаз богатством красок не уступал японскому телевизору «Сони-Тринитрон». Медленно плывущая по коридору фигура Васюкова, напоминающая модель резинового человечка фирмы «Мишелин», была украшена зеленой майкой с номером «8» и пёстрыми семейными трусами модели «Пожар в джунглях». Тело двигалось в направлении кухни, сопровождая свой путь чмокающим звуком порванной подошвы тапочка.

Его взгляд укоризненно сверлил жену, при этом губы шептали заклинание:

– Люська, ну хоть раз ты будешь человеком?

С тем же успехом можно было бы получить ответ у статуи великого вождя на вопрос: «Ну и где же наше светлое будущее?»

Васюков решил подкрепить слова действием. Он, зажмурившись, мокро чмокнул жену в дряблую щёку. В голове у него смутно промелькнула картина, когда один мужик в простыне целует другого. Там ещё фигурировала какая-то символическая, кажется премиальная, сумма рублей в тридцать. Три десятки чудесным образом превращалась в три прозрачные емкости, причём на каждой из них надеждой зеленела надпись: «Столичная».

Васюков тряхнул головой, и видение исчезло. Оставался ещё один последний шанс.

– Дай хоть трешку, в последний раз, – и рухнул на колени.

– Да подавись ты, злыдень, – в сердцах закричала жена и, порывшись в карманах мятого халата, вытащила рублёвку. Смачно плюнув на неё, припечатала ко лбу мужа. Со стороны эта картина напоминала посвящение в рыцари, где роль меча скромно исполняла рублевая ассигнация образца 1961 года.

Васюков ощутил чудесное лёгкое покалывание в области лопаток, переросшее в физическое ощущение двух белоснежных лебединых крыльев. Натянув голубое трико и сунув босые ноги в стоптанные кеды, он вылетел на лестничную клетку. Лифта не было. Шестой этаж не давал повода к унынию. Едва касаясь земли, Васюков промахивал лестничные пролеты, несясь навстречу Судьбе, которая ждала его на втором этаже.

Встреча с Судьбой напоминала ситуацию, когда кто-то на полном ходу поезда сорвал стоп-кран.

Возле двери с номером 37 стояло Животное. Это было не простое животное. Оно в точности совпадало с изображением в учебнике географии, которое хорошо помнили не только два верхних, но и два нижних полушария Васюкова-младшего, в которые папа Васюков с помощью ремня старательно вколачивал знания.

Это был ПИНГВИН!.. Настоящий живой пингвин. Образ пингвина органично дополняли розовые пушистые тапочки с помпонами.

Встреча двух цивилизаций закончилась позорным бегством Васюкова. С криком: «Люся, я видел пингвина в розовых тапочках!» он ворвался, подобно тайфуну, и, тяжело дыша, уставился на жену.

– А носорога с шарфиком ты не видел, алкаш несчастный? – ядовито спросила Люся.

– Нет, – искренне ответил Васюков.

– Хорошо, – сказала жена и, успокаивая, погладила его по небритой щеке, – сейчас поедем к доктору Айболиту, он тебя вылечит.

Через 15 минут такси доставило чету Васюковых к приёмному покою горпсихбольницы. Пахло хлоркой и хвоей. За столом сидел молодой врач, а его пожилой коллега, стоя ел яблоко и грустно вглядывался в пейзаж, состоящий из четырёх мусорных баков и двух облезлых котов. Когда Васюковы вошли, стоящий у окна оторвался от созерцания и произнес:

– Ну, вот и Ваш первый пациент, дерзайте, мой юный друг.

В течение 15 минут врач пытался собрать анамнез, но Васюков с завидным постоянством возвращался к пингвину. Молодой доктор растеряно повернулся к старшему коллеге:

– Сергей Витальевич, что-то здесь запутано…