Икона из скита

Глава 2

– Гутен так, гер (здравствуйте, господин) хозяин! Отрядник просил, меня, тебя вызывал, – улыбаясь, сказал заключенный пленный немец Курт Кляйне, специально коверкая слова, войдя в кабинет начальника исправительно-трудового лагеря с громким названием имени Эрнста Тельмана.

– Меня, тебя, вызывал… фашистская твоя рожа! – ответил, подполковник Калюжный Сильвестр Карпович, также улыбаясь. Человек огромного роста, с густой рыжей шевелюрой, широким конопатым лицом, редкими зубами и с кулаками, как кувалда. – Какой я тебе господин, я тебе гражданин начальник! Столько лет в лагере ешь баланду, к десяти годам как подходит, а так и не научился говорить по-русски, все гутен так? Наверно, на лесосеку захотел к блатным поближе. Могу организовать, там русскому языку быстро подучат, заодно и японскому. Давай заходи, гутен морген (доброе утро), и садись поближе, шпрехать (разговаривать) будем.

– Говорить я-я? – и сел на стул напротив начальника.

– Будет тебе я-я и же-же вдогонку. Знаешь, что такое же-же? Объяснить?!

Курт выпучил глаза:

– Найн, найн, (нет, нет), не надо же-же!

– А-а! Испугался! Ну а если не надо же-же, то ты мне, немчура, «Ваньку Лысова не валяй», лучше меня знаешь русский язык. Садись, что стоишь как истукан, чайку выпьем, никак ты у меня в лагере работаешь «Гитлером».

– Гитлер капут, я Кляйн, – ответил заключенный, все время улыбаясь.

– Кляйн, Кляйн, удивляюсь, как ты с такой фамилией стал в лагере «Гитлером», ума не приложу. Кляйне майне поросенок через поле ляуфен, – выговорив зэковскую поговорку.

– Что, Сильвестр Карпович, моя помощь понадобилась, без меня и хлеб без масла? – Курт произнес слова уже на чисто русском языке с чуть заметным акцентом.

– Ишь как, немчура, смело заговорил! Быстро русскому языку обучился, значит, не хочешь к блатным на лесосеку? Что глазами сверлишь?

– Найн, найн Гитлер капут!

– Гитлер капут! Гитлер капут! Никак Сталинград снится, так он у тебя уже позади, – а сам взял с плитки чайник и стал разливать в стаканы чай и тут же прекратил улыбаться. – Ладно, Курт, давай шутки отложим на потом вопрос серьезный, касается нас с тобой. Ну, что там у тебя в «вермахте» золотишко коробчим потихоньку?!

Если бы посторонний человек слышал разговор начальника лагеря с осужденным пленным немцем, не поверил бы своим ушам – такого не может быть, по сути. Так шутливо могут разговаривать только закадычные друзья. На самом деле у них и была дружба, и она длится несколько лет. Это когда начальник лагеря организовал хищение золота с прииска осужденными немцами, выбрав среди них старшего Курта Кляйне по кличке Гитлер. Он и был похож на настоящего Гитлера, только ростом повыше, долговязый, но это ему не помешало заиметь звучную кличку.

– В этом месяце грамм триста отсеяли, больше никак не получится – вертухай мешает, возле нас крутится и крутится, побаиваемся мы его. Заменить бы его, найти посговорчивее, – рассудительным голосом отчитался Курт.

– Рад заменить, да не дадут, он ведь из НКВД, знаешь такую организацию?

– Это мои крестники, с чего ты взял, что он из НКВД?

– Не знал бы, не говорил. На почте работает одна бабёнка, я с ней шуры-муры, сеновал-лесоповал. По пьяни сболтнула: вертухай отправляет письма в «интересный» адрес, на который и мой зам на меня пишет кляузы. Получается, охранник стучит потихоньку! А без этого в лагере никак нельзя! НКВД везде имеет свои уши. Оно и НКВД, чтобы следить за всеми. Вот у тебя в «вермахте» у чекистов тоже свои люди, не зря же в лагере особый отдел. И в нем служат не наш брат лагерники, пороха не нюхавшие, а бывшие фронтовики! Люди особой пробы! У них начальник кремень, правда, ничего не понимает в нашем лагерном деле, а командует. С ним разговариваешь, а он указательный палец сгибает, как будто на курок револьвера нажимает. Вывод сам напрашивается: вашего брата фашиста много расстрелял – скучает. Ко мне подбирается на лапках, мечтает снять с меня полковничьи погоны и надеть клифт.

Курт поставил стакан с чаем на стол:

– С чего ты взял, что тобой интересуется? Это что серьезно?

– Серьезно, мягко сказано. Сегодня ночью этот гадёныш в моем столе шарился. Уходя из кабинета, в дверь ставлю метку, простую спичку, блатные научили такому приему. Очень полезная вещь, сразу понятно, кто из окружения крысятничает. Потому и вызвал тебя вместе обмозговать, что нам дальше делать.

– Так мы еще не готовы. Сам говорил, что твой пароход придет не раньше чем через два дня?

– А когда пароход придет, будем на небесах с богом разговаривать. За такие дела, что с тобой творим в лагере, до суда не доживают. Утром арестуют – к вечеру расстреляют, повяжут вечером – утром по холодку к стенке поставят. У чекистов такие дела быстро делаются.

– Может, зря волнуешься, пронесет?

Начальник встал, подошел к двери и прислонил ухо, ее приоткрыл, выглянул в коридор:

– Понос проносит, крайний срок завтра к вечеру надо уходить. Есть у меня одно укромное место, там и перекантуемся, пока все уляжется. Так сказать, земля предков. Да и все знают, я на выходные дни уплываю на рыбалку.

– Предлагаешь отсидеться в местном поселке? Нас там сразу повяжут, жители сдадут!

– Какой поселок?! Я что, по-твоему, похож на самоубийцу? В ските спрячемся. В нем не сло-о-вят! Скит я только один знаю, так сказать, остался последний из «могикан». Еще мой дружок, капитан парохода, о нем в курсе. В нем жили мои предки староверы, но они все умерли. Мне повезло, остался живой благодаря геологам, случайно к нам забрели, я еще мальчонком был. Болезнь, какая-то пришла в скит, то ли холера, то ли чума, черт ее знает, всех покосила. Спасибо геологам – пристроили в интернат. А там советская власть меня крепко подняла на ноги, выучила, еще бы годков пять поносил полковничьи погоны и генеральские лампасы надел. Война помешала и, как на грех, тебя встретил. Это ты мне все карты спутал, карьеру испортил.

– Вот те на! Я и крайним оказался! Ты же сам первым предложил таскать золото с прииска. Мы, пленные немцы, никогда бы не догадались до воровства. Да и зачем оно нам это золото, в твоем лагере всеми делами зэки рулят. А у них свои законы – кто слабее на том и едут. Оказывается, я и виноват, даже обидно слышать. Если и в чем-то виноват, то доверился своему окружению, тебе стуканули, а так бы сбежал, как вы русские любите говорить – ищи ветра в поле.

– До первой сосны сбежал бы. В тайге не убежишь, летом мошкара, зимой волки, это тебе не Германия с гладкими дорогами и тропками. В сибирской тайге буреломы и болото на тысячи километров.

Курт смело ответил:

– А нам, немцам, терять нечего, все равно в лагере сгнием, кто нас домой отпустит.

– Это ты, верно, мыслишь, кто вас, фашистов, отпустит. Не шли бы воевать с русскими, живыми остались. Сидели бы дома на печи в обнимку с фрау. Так нет, захотелось приключений поискать в России, сейчас вы их получили. Радуйтесь, что к стенке не поставили, а то бы сейчас кормили русских червяков.

Курт ехидно улыбнулся:

– Так и ты, начальник, не по доброй воле в лагере служишь. Вместе с зэками мотаешь срок, только что погоны носишь, разница небольшая. А жизни тут нет – каторга. Из культурных заведений почта да ларек с водкой. Еще нужно посмотреть, кто из нас отбывает срок.

Начальник призадумался, решая, что ответить. А Гитлер смело разговаривает, сомнения берут, а не агент ли он особиста, тогда его план так и останется планом – не быть ему хозяином жизни. Пауза с молчанием затянулась, надо ему ответить, человек он умный, на мякине его не проведешь. Выдает себя за простака, но и он не лыком шит, психологию зэков изучил, как пять своих пальцев – веры им нет:

– А ты, Курт, прав, голова у тебя варит.

– Так я в германской армии по должности был тебя выше – никак оберфюрер СС.

– Читал, читал твою биографию, воевал ты достойно, настоящий офицер германской армии. Полная грудь орденов. Хочу тебя обрадовать! – сказал с подтекстом. – Недавно из Москвы пришла бумага, гости пожалуют по твою душу. Наверно, последние деньки на этом свете доживаешь. Меня всегда интересовал вопрос, как тебя чекисты еще не расстреляли, видать, берегут для дел государственных.

Курт, не подавая вида, что новость о приезде гостей его расстроила, ровно ответил:

– Мне такие же слова зэки говорят, отвечаю прямо в глаза: «работаю» на НКВД, пока моим словам «верят». Ложусь спать, а сам думаю: а доживу ли до утра? Свои же немцы придушат, винят, что мы, сотрудники СС, развязали войну, про блатных вообще не говорю – волком смотрят. Одно спасает, знают, что с тобой дела темные ворочаю. А так бы давно придушили и прикопали в лесочке.

Начальник серьезным голосом сказал:

– Так насчет блатных, чтобы был в курсе. Я с законником переговорил, он тоже готовится. Без него нам свой план не осуществить, знает много, придется с собой брать, заодно и его подельника.

Курт от слов начальника аж привстал:

– Так он, выйдя из лагеря, первое, что сделает, нас поставит на нож и золото заберет. А его не килограмм, на всю жизнь хватит, детям и внукам достанется. Не боишься, что такое произойдет? Я вот не уверен!

– Не думаю, – задумчиво ответил начальник, почесав свой затылок. – Зэкам без меня из тайги не выбраться. Тут путь один – рекой, а она вся под контролем органов. Не было бы моего товарища по детдому, все-таки он капитан судна, я бы сидел и не рыпался, обещал помочь.

Курт задумчиво спросил:

– А капитан твой не подведет, возьмет и стуканет в НКВД?

– Мы с ним детдомовцы, а у нас беспризорников предательство не канает, слово держим – это как у офицеров «честь имею!». Знаком с ним давно, из одной чашки щи пустые хлебали, не раз голодали, нет, он не подведет. До самого океана доставит, а там иностранные суда. У него знакомые капитаны, обещал все устроить, конечно, не бесплатно, жить-то всем хорошо хочется.