Там, где пахнет лопухами. Повесть

Огляделся, щурясь. Вокруг даже не темень – сплошь чернота. Только капли стучат повсюду, никак не могут друг с дружкой сладить – всё порознь.

Он стал шарить руками в воздухе и ничего не нащупал – ни забора, ни кустика, ни деревца. Под ногами мягко.

В сырую толщу прелого осеннего запаха ворвался новый оттенок – чего-то свежего, живого, удушливо-зелёного.

Лопухи. Запахло битыми лопухами. Вот запаха не было, а миг спустя он сгустился в воздухе, пропитал всё терпким соком…

Поздновато для лопухов.

Тьма стала рассеиваться, дождь – крепчать. Холод торопливо отступал перед душным теплом, напоённым влагой.

Оказалось, Ванька скатился по насыпи чуть подальше забора.

Стало жарко, дождь заметно окреп. Зелень буйствует. Раскисшая грунтовка – не то узкая дорога, не то широкая тропа меж двух высоких дощатых заборов. Всё по-летнему.

Это и есть лето! Но как?!

Впереди на дороге – мальчишка. Дверь в заборе приоткрыта. Мальчишка с кем-то беседует. Или просто слушает… смотрит… издали за шумом дождя толком не разберёшь.

Надо спросить у пацанёнка… А что спрашивать-то?

Ванька на миг замешкался, задумался, а потом решил: да всё равно что! Главное – убедиться… в чём?

С каждым шагом ему всё больше казалось, будто он где-то уже видел этого мальчугана. Что там у него на футболке? Львёнок? Да, львёнок. Футболка какая-то девичья, не девичья – не поймёшь. У Мишки в детстве такая была – его за неё постоянно чмырили во дворе. И шорты такие же, как у этого, – короткие, красные…

Лицо вроде похоже… а вроде и не похоже…

Мелкий сорвался с места и скрылся за поворотом. Всплески грязи потерялись за пеленой дождевого шума.

Ванька выругался.

Что происходит? Перед тем как он ударился головой и потерял сознание, была глубокая осень. Сейчас лето…

…как тогда. Когда они вдвоём с Лёшкой вот здесь, точно вот здесь, убегали от маленького Мишки, а тот торопился следом, пыхтел, задыхался. Он никогда тут не бывал раньше и больше всего на свете боялся потеряться в незнакомом, безлюдном месте. А эти двое бежали лёгкой трусцой да посмеивались, изредка оглядываясь. А потом Мишка отстал-таки, силёнки кончились. Ванька и Лёшка вернулись домой чуть раньше, хоть и сделали большой крюк, – бог знает, где Мишка всё то время плутал. Явился весь мокрый, встрёпанный, вымотанный. Сам не свой – личико осунулось, словно бы постарело. А они продолжили измываться – взялись убеждать его, что пришёл он не домой, а в точно такой же двор, но в Москве. И что нет в квартире на четвёртом этаже его мамы…

Криво сколоченная, кособокая дверка в заборе оставалась приоткрытой. С мыслью спросить что-то – Ваня сам не знал что – он подошёл, но не слишком близко. Остановился напротив. В проёме – девочка лет десяти-одиннадцати. Видавшая виды несуразная одёжка – чёрные брючки и пиджачок, громадные оранжевые помпоны вместо пуговиц. Шевелюра огненно-рыжая, взъерошенная. Улыбка широченная, от уха до уха. Неприятная. Глаза вроде и на тебя глядят не отрываясь, но как будто при этом мелко-мелко бегают, мечутся. Рукой держит за волосы куклу – тоже рыжую и в похожей одёжке. Да это ж та самая девочка, что напугала его у ворот!

Да уж, немудрено в темноте испугаться такой страхолюдины, пусть и маленькой. При дневном свете – дело другое.

– Девочка, а ты не знаешь… – начал было Ванька.

– Тебя как звать? – пискляво перебила та.

– Ваня, – ответил он и машинально спросил: – А тебя?

Слева на дороге почудилось движение.

Он повернул голову.

Нет, не почудилось. Приближался человек. Парень. Совсем юнец. Еле плёлся, спотыкался. Пьяный вусмерть. Чуть не падал. Лицо разбитое.

Подходит ближе, протягивает руки – словно в немой мольбе.

А что с головой-то у него?!

Над лбом красно-чёрная рваная дырка. Лицо залито кровью.

Ванька узнал его. Лёшка. Такой, каким был давным-давно. Задолго до армии, задолго до гибели.

– А меня зовут Игорёк, – ответила девочка огрубевшим внезапно голосом.

Очнулся. Поднялся. Поёжился от холода. Поморщился от боли в левой половине головы. Угораздило же!

Щёлкнул кнопкой фонарика. Нормально, работает. Хотя свет уже тусклый. Скоро сдохнет.

Снял очки, кое-как протёр линзы. Огляделся.

Он на том участке, с которого пытался перелезть забор, чтобы покинуть наконец чёртов посёлок. Выходит, не перелез? Не удалось? Ведь помнит, как перебросил обе ноги через верх и камнем бухнулся на ту сторону. Запомнил даже звук, когда голова стукнулась о твёрдое.

ПОМ.

Неужто опять перелезать? Что ж, придётся. Главное – теперь действовать аккуратнее. Перебросить обе ноги, сесть, ухватиться руками сбоку. Упереться подошвами в доски, потихоньку слезть. Повиснуть, разжать пальцы. Мягко приземлиться. По-кошачьи. Вроде не так уж сложно…

Стоп. Тут какая-то дверь. Как будто та же, что привиделась Ваньке в бреду. Из-за которой выглядывала жуткая девочка с куклой.

Девочка по имени Игорёк. Придёт ведь такое в башку…

Так это выходит, в видении она была… здесь?!

Он боязливо огляделся.

Вроде никого.

Дверь. Надо попробовать.

Он сорвал полиэтиленовую плёнку, которой тщательно обмотали замок. Оказалось, не замок, а шпингалет – крупный, стальной. Над ним закруглённый кусок пластиковой бутылки, прибит двумя гвоздями – одним к дверке, другим к притолоке. Хитромудрая конструкция: не сорвёшь с гвоздей кусок бутылки – фиг откроешь. Видать, знали, что до весны отпирать не придётся, – вот и заделали намертво.

Ваня отшвырнул плёнку, сорвал пластик. Ухватился покрепче за рукоятку – крошечную для такого громадного шпингалета и жутко неудобную. Потянул.

Фигушки. Хреновина даже и не думала поддаваться.

Налёг изо всех сил – металл скрипнул. Задвижка чуть сместилась. Поднажал снова – двинулась ещё немного. Потом ещё, ещё. Когда оставалось приложить последнее усилие, что-то послышалось с той стороны.

Замер, прислушался.

Шаги. Приближаются. Поднимаются по крутой насыпи к забору.

Прямо к двери, сюда.