Призма Сердца

– Правда что ли? – фыркнул Кенолд то ли от скептического отношения, то ли от скопившихся газов. – А вот что-то мои подданные сожрали меня с потрохами, стоило только мне снять корону. Я стал сразу и самым отвратительным пьянчугой, и самым тупым и некомпетентным правителем, и педиком впридачу, – Кенолд рассмеялся, – нет, ну, может, я и люблю выпить, а кто нет-то? Но я никогда не подставлял свою обрюзгшую задницу, как Харт, так что все эти пересуды…

– Что, простите? – искренне удивилась Гелла.

– Что? – икнул экс-Император, – простите. Ну, люблю, говорю, я выпить! И что? Это теперь преступление что ли? Я не человек теперь и…

– Нет, нет вы сказали, что Харт – того…

– А, ну, да. Но это, в общем-то не новость, по крайней мере, для меня.

– Но одним из обязательных условий коронации Императором является наличие крепкой здоровой семьи с потомством как доказательство собственной пригодности в роли справедливого отца всей Империи?

– Слушай, ты прямо как по учебнику читаешь. Бывает, знаешь, у человека нету детей, ну, не может он завести, вот и приходится выкручиваться и брать приёмных. Что теперь – от мечты отказываться?

– Это другое, – отрезала Гелла, – а если… Если его семья – фикция, и его жена, дочь – это лишь придуманные образы, получается…

– Хочешь обвинить его публично во лжи? Удачи.

– Я ещё не знаю. Мне нужны подробности. Что-то, что можно использовать, как дополнительный аргумент, чтобы он смог оставаться на посту.

– А что ты хочешь услышать от меня? Я свечку не держал, так что не знаю, кто кого именно.

– Но имена-то вы знаете?

– Господи, ну, мы с тобой, милочка, как бабки какие-то шушукаемся, кто с кем спит. Ладно, был слушок, что Харт неравнодушен к молодым мальчикам, а для более быстрого скольжения по вертикали власти, – Кенолд похихикал собственной двусмысленности, – ему пришлось оказывать, так скажем, «особые» услуги некоторым из членов нулевого отряда сердца, в котором он когда-то был задействован. Например, старина Кранк, который сейчас возглавляет этот департамент, был не прочь побаловаться с некоторыми доступными и не слишком нетерпеливыми сотрудниками.

– Вы серьёзно? – удивилась Гелла.

– Клянусь своей больной печенью, которая, тем не менее, всё ещё терпит меня, – похлопал себя по низу живота Кенолд, – или где она там находится. И вообще, ты хотела от меня сенсации, вот она тебе, пожалуйста. Только, пожалуйста, дождись моего сна… а то побегут ко мне эти молодые идиоты, – Кен-то, Кен-сё, зачем разболтал? А сами своими подвигами щеголяли направо и налево. Ну, в-общем ты поняла меня, ладно?

– Обещаю, – согласилась Гелла.

77. – И я сдержала своё обещание, – остановив воспроизведение, победоносно возвестила Гелла.

Харт сидел мрачнее тучи, уставившись куда-то вниз. Гелла наблюдала лишь его плешь, через которую проступали коричневые пятна.

Гелла ликовала, она понимала, что сейчас с ней может произойти, что угодно: её могут тут же пристрелить, выбросить за борт, заточить на всю жизнь в одном из трюмов. Пытать, насиловать, делать всё, что угодно, и этот материал так и останется тут, на корабле, а она погибнет в безвестности, и в какой-нибудь хронике объявят её без вести пропавшей в землях людоедов-шаманов. Но…

Это всё неважно. Главное – она нанесла удар. Сокрушительный удар по репутации Харта в присутствии тысяч зрителей, которые пусть и лояльно относятся к своему господину, но будут знать об этом маленьком секрете. И жизнь теперь у Императора будет совсем другой. Возможно, он лишится более крепких рукопожатий, будет ловить недоверчивые и даже презрительные взгляды, а возможно… О! Началась реакция на болевую точку, в которую Гелла попала точно, без промаха!

Харт стал трястись, бокал выпал из его руки и разлился кровавым пятном по палубе, залив собой белый мрамор.

– Это твоя первая рана, господин лжец-Император, и теперь на вкус твоей крови сбегутся те, кто захочет тебя…

Харт задрал голову и издал вой. Гелла побледнела, она была готова ко всему, но то, что она услышала, был не злобный рёв, но… смех. Император хохотал, он сидел на своём золотом троне и корчился от спазмов, что содрогали всё его существо. Даже если он и пытался обратить всё это в шутку, – подумала журналистка, – он не может, просто не может быть таким искусным актёром, чтобы так скрыть свои эмоции. Это… Это просто невозможно и…

Смех раздался и из-за спины, и Гелла почувствовала сильнейшее дежавю. Неужели есть ещё один двойник? Или, может, Императора и нет вовсе? А всё, с чем она пытается бороться, – всего лишь призраки, фантомы, придуманные её или чужим разумом, чтобы полностью отвлечь внимание от по-настоящему значимых событий?

Гелла не готова была принять эту точку зрения, даже несмотря на то, что это приоткрыло бы ей дверь, за которой могла прятаться та неуловимая истина, единственная правда, за которой гналась девушка всю свою сознательную жизнь. Дабы больше не терзаться догадками, Гелла оглянулась вокруг себя и увидела, как их вместе с Хартом сжали в кольцо гости лайнера Императора. Они смеялись. Некоторые мужчины, покраснев, кое-как сдерживались, стараясь не надорвать животов, девушки же игриво посмеивались, подыгрывая своим мужчинам.

– Хватит! – дрогнувшим голосом пропищала Гелла, чувствуя ежесекундное унижение, – прекратите… Что вы?..

– Милочка, – вновь перевёл на себя внимание Император, – я, конечно, ценю вас за проделанную работу и даже за то, что вы не побрезговали покопаться в «грязном белье». НО!

Харт, оперевшись на золотые головы драконов, которыми были украшены ручки стула, привстал, гордо выпрямил спину.

– Во-первых, каким бы уважением и авторитетом, конечно, если они ещё остались, ни пользовался бы бывший, – Харт подчеркнул это слово, – Император, не думаю, что подобные заявления носят хоть какой-то компрометирующий характер, тем более, не думаю, что он держал хотя бы одну свечку, – Харт улыбнулся, сузив зрачки.

– А во-вторых, неужели вы и правда думаете, что можно поднять людей на мифическую революцию только лишь знанием о тех, с кем спят их правители?..

– Это не имеет никакого отношения к конкретному вопросу, – включилась в спор Гелла, – тут дело во лжи. Ваш обман по поводу вашей семьи означает, что и во всём остальном, что вы говорили…

– А кто сказал, что я врал насчёт семьи?

Гелла тут же замолчала, понимая, что сейчас её могут переиграть, да так, что возможности отыграться уже не представится.

– Вы слишком узко смотрите на ситуацию, – расплылся в ухмылке Харт, – я – человек, который буквально вырвал из бедности свою жену и обеспечил такой уровень жизни своей дочери, которому могут позавидовать очень многие не только внутри самой Империи, но и за её пределами. Впрочем, они и сами там могут в этом убедиться. Поэтому! Могу заявить вам, что, как отец, я справился и сделал то, на что у большинства других мужчин никогда не хватит ни мозгов, ни духа. Поэтому я могу управлять своей страной, как я того захочу, поскольку это – мой остров, и я знаю, что лучше для него.

– Не смешивай это в одну кучу, Харт, – перешла в глухую оборону Гелла, – мы оба знаем, что всё, чем ты занимаешься, это…

– Дамы и Господа! – прервал её Голос, который, подобно раскатам грома, заставил всех внять ему.

Все обернулись на этот звук, в сторону сцены, которая возвышалась над всей палубой. На ней стояли музыканты за разными инструментами, а впереди стоял тот самый певец, которого Гелле «посчастливилось» встретить ещё в самом начале встречи с Хартом.

– Эй, йо! – продекларировал музыкант, одновременно с этим обнажив свой торс и отбросив в сторону майку, что его прикрывала, под овации публики и взметнувшееся по обоим краям сцены пламя.

– Дорогие гости нашего великолепного лайнера! В первую очередь, хочу выразить благодарность нашему великому Императору Стивену Харту! Это мужчина с большой буквы, благодаря которому сама эта встреча стала реальностью! Человек не слова, но дела! Человек, на наших с вами глазах превращающий нашу островную империю в державу мирового масштаба, с которой не только все будут считаться, но, помяните мои слова, к которой захотят присоединиться другие острова. Все страны встанут под единый флаг воли и мужества, которые олицетворяет собой наш лидер!

Раздались громкие аплодисменты, направленные как в сторону сцены, так и относившиеся к кругу, в котором находился сам хозяин вечера.

– Это знаковый день! – теперь заговорила огромная проекция позади исполнителя, чтобы все прочувствовали ту уверенность, с которой тот выплёвывал все свои хвалебные речи со сцены, – сегодня среди избранных гостей, удостоившихся чести присутствовать здесь, – он сделал паузу, – с нами присутствует один особый, я бы даже сказал, примечательный гость!

– Это госпожа Гелла Фландерс! – выкинул руку музыкант.

Вслед за этим жестом устремились и разноцветные прожекторы, ослепившие девушку.

– Дочь выдающегося писателя Фрэнка Фландерса! Человека, который был удостоен чести получить награды за заслуги перед Империей из рук самого Императора Кенолда, чей золотой глаз смог увидеть в Стивене своего преемника и опору всего нашего народа! Более того, эта женщина и сама – выдающийся деятель, журналист, которая своими бескомпромиссными репортажами взбудоражила…

Гелла стояла, утопая в аплодисментах и лести, что готовы были похоронить её под собой, и её трясло. Но не от внимания, оказанного ей на высшем уровне власти, а от злости. В который раз за последний час она ощутила прилив невероятной злобы, которая просто душила её, схватив своими стальными клешнями за горло. Гелла чувствовала слёзы обиды из-за тотальной, практически осязаемой лжи.

– Чёрт возьми, – думала Гелла, – я не позволяла себе и слезинки, глядя на ужасы войны, а тут … Я буду плакать из-за жалости к себе?! Нет, они не дождутся! Они…

Девушка, отвернувшись от света, который выжигал ей лицо, приоткрыла глаза и заметила самодовольную улыбку Харта, который, как и все остальные, хлопал ей. Это было полнейшее поражение, и Гелла, и Харт знали об этом. Это было полное, тотальное уничижение Геллы как человека, как журналиста. Все камеры, Гелла ничуть в этом не сомневалась, транслировали эту встречу на всю территорию Империю. А возможно и за её пределы. И журналистка из силы, представляющей собой противоборство с Империей, превратилась в куклу, очередную марионетку ловкого манипулятора, который смог искусно избежать не только заключения и позора, но и превратить брошенный в него камень в ещё один весомый аргумент собственного превосходства и неоспоримого могущества.

Теперь Гелла будет интересна не за свои работы, критикующие бесчинства Харта, а только за то, что она является той, на кого Император обратил свой благосклонный взор. Теперь она сама стала частью касты неприкасаемых, с которой пыталась бороться, и люди теперь… Кто готов был слушать её, просто престанет ей верить. Как теперь она сможет продолжать делать то, что…

– Видишь? – положил ей на плечо руку Харт, – бояться нечего. Нет ничего позорного в том, чтобы быть на стороне победителя. Я бы, оказавшись на твоём месте, от радости бы наделал в штаны.

Гелла открыла было рот, чтобы прилюдно рассказать матом Харту о путешествии, в которое тому стоит отправиться, но заигравшая ритмичная музыка своей вибрацией зацензурила её обращение, в то же самое время, как внимание присутствующих снова привлекло шоу на сцене.