– На кладбище собралась из-за такой ерунды? – он удивился.
Тихий голос Гальсы прозвучал с испуганной безнадёжностью:
– Без шансов, Хромой…
– Ты должна попробовать. Обязана! Они будут уверены, что у нас всего два выстрела. Одного я точно уберу, как морду вверх задрать попробует. А дальше… дальше я пас. Сама, девочка, сама, своими шикарными ножками.
– Я думала, тебе давно наплевать на женщин, – с неожиданной горечью сказала она. – Как тебя мать назвала? Не Хромым же.
– Свечку хочешь в церкви поставить за здравие? – он погладил её волосы.
– Поминальную, – окрысилась Гальса. – Делать, что будем?
– Я же сказал, прикрою. Собирайся.
– Не на свадьбу идём. Всё при мне, но туда я не полезу.
– Тогда звони.
Он усмехнулся и коснулся крохотной капельки-серёжки в её ухе.
– Не говори ничего лишнего. Иначе, если уцелеешь, они найдут тебя и прикончат. Может быть, и не своими руками, а все равно уничтожат. Найдут способ. А не убьют – инвалидом на всю жизнь сделают.
Она отстранилась и посмотрела в темноту за окном.
– Кто они?
– Тебе лучше не знать, – буркнул Креспин. – Достаточно того, что за их спиной может встать весь этот паршивый городишко.
– С другой стороны, как встанет, так и обратно присядет, стоит только вбить им в глотку десяток свинцовых затычек, – её глаза сверкнули.
– Ты что ли вбивать собралась?
– Я уже, значит, не в счёт?
– Горячо это для тебя.
– А кто меня льдом все дни кормил?
– Тебе это не нужно. И так ледышка.
– Пока не позвоним, что готовы, у нас есть время. Так? – хрипло спросила она.
Гальса нашла его ладонь и положила себе на грудь. Он живо представил её ноги в чулках, чёрную резинку шириной в ладонь, которую сейчас скрывала юбка, раздел девушку глазами и… отдёрнул руку.
– Нет.
Она вздрогнула, прикусила губу и отвернулась.
– Скотина, – скрипнула зубами. – Я, может, сдохну через час. Надеюсь, что после тебя.
– Не строй из себя оскорблённую монашку.
Он почесал подбородок, требующий бритвы уже который день, всунул руку в карман и позвал:
– Послушай, Гальса.
– Я тебя тоже за мужчину не считаю, – тихо отозвалась она.
– Посылку подай, – он тронул её за плечо.
– Что ты в ней такого интересного увидеть захотел? Все равно ведь открыть не сможешь.
Она обернулась, окатив его презрением в сузившихся зрачках. Затем застыла, поняв, что он подбрасывает на ладони гранату.
– Как сказать, – произнёс Креспин. – Хорошо, что не самолётом, да?
Гальса облизнула мгновенно пересохшие губы и осторожно положила пальцы на чёрную ребристую поверхность. Он накрыл её руку своей, замер на десяток ударов сердца, припоминая, как они с Анхар соорудили подобную ловушку три года назад. Но тогда у него была простенькая хлопушка, а сейчас у них в общем сжатом кулаке предмет не в пример серьёзнее и крупнее.
– Так почему молчала? – спросил он.
– Не верила.
– Жить хочешь?
– Почему ты работаешь только с женщинами?
Он сжал губы. Она медленно высвободила руку из-под его пальцев.
– Ходили разные слухи о твоих напарницах, – сказала она. – Ведь не верила, до последнего не верила, пока тебя на перроне не увидела, а потом и оружие не разобрала ещё в купе. Зачем Гензеру нас сдавать? Надёжные курьеры под ногами не валяются. И Сангушек говорил, что такого, как ты, больше нет.
– Знакома с ним?
– Не довелось. Подруга случайно обмолвилась. Но о нем многие знают.
– О нем – не его. Верно?
– Верно. Но ты, например, для него друг, и знаешь его лучше всех.
– В нашем деле нет друзей. Врагов полно, а друзей не бывает.
– Ты бы прикрыл его спину?
Креспин прищурился, разглядывая её лицо.
– Сама, как считаешь?
– Прикрыл бы. И он твою. Да?