За поворотом шоссе полезло вверх по крутому склону холма. Она протянула руку, отстранённо ощупала прошитую кожу второго сидения и вдавила педаль до упора. Мотор ошарашенно взревел, и стрелка спидометра рванулась вправо, застыла, опершись в ограничитель, и быстрее застучала кровь в висках, и быстрее побежали полоски. И она, судорожно сжимая рулевое колесо, кромсала темноту светом фар. И тьмв, чавкнув, и проглотив бледные лучи, сомкнулась позади. Там было мёртвое прошлое. И там же, Гальса надеялась, была полоса чёрная, которую накрывало разгорающееся позади электрическое зарево от ночных огней покинутого города. А впереди было будущее, но никто сейчас не мог ей сказать, каким оно окажется.
– Боже… – стонала она, – только уцелей… только не возвращайся призраком… простая работа всегда найдётся… для меня с тобой… а Кайра… пусть только попробует протянуть к тебе руки…».
Ключ она нашла там же, где и сказал Хромой – кончик бечевы среди мокрого месива в вазоне. И неприметная, тонкая нить между дверным полотном и стеной была на месте. Она шагнула через порог, обводя темноту стволом «Глока», и нащупала выключатель. Доводчик плавно закрыл дверь за спиной, и она принялась осматривать чужое жилье.
Снаружи серел рассвет. Гальса смотрела на наглухо задёрнутые плотные шторы и спрашивала себя, а была ли эта ночь реальной, и были ли рассказы Кайры правдой. В их деле, врать ей было незачем, но сейчас она не собиралась верить никому – уцелеть в этой бойне мог только Хромой. Сам и расскажет, если встретимся…
Она прошлась вдоль стены к окну, присела и, едва не прижимаясь щекой к ковру, осмотрела его до самой двери. Затем чихнула и медленно выпрямилась. В коротком ворсе полно песчинок и пыли, на широкий диван будто никогда и не садились, а под ним точно вымыли пол перед её приходом. Ни вороха газет, ни неоплаченных счетов. На краю низкого столика телефон с автоответчиком и чашка с остатками кофе. «До чего же здесь странно чисто, – подумала Гальса и потёрла бровь так же, как это делал Хромой, – местами чисто».
Она нажала на кнопку автоответчика. Отрывистый мужской голос с металлическим тембром сообщил, что никаких сообщений нет.
Гальса толкнула дверь на кухню. Телевизора не было и здесь. Раньше она об этом не задумывалась, но теперь это казалось странным. В Европе нет людей настолько далёких от новостей, или настолько перегруженных ими, чтобы не иметь хотя бы одного телевизора. Сверкающий чистотой пустой стол. Ни крошек, ни запахов. Сунула нос в холодильник – мышь повесилась. В шкафу у плиты блестящие стальные кастрюли, керамическая сковородка, ножи, вилки и ложки в разных отделениях. Заглянула в мусорное ведро – пустая коробка из-под яиц. Одинокий скомканный листок рядом с ней оказался давней квитанцией с парковки.
Оставалась последняя комната. Возле просторной двуспальной кровати стояли часы, подмигивая зеленью цифр. Гальса наклонилась и понюхала одну из подушек. Запах женского тела был свежим и почти осязаемым. Мысленно она перенеслась в номер того проклятого отеля и будто вновь почувствовала руки Хромого на своей груди. Она выпрямилась, отгоняя видение, и вытерла неожиданно вспотевший лоб.
В гардеробе Гальса обнаружила мужскую рубашку, а в отделении для обуви – новенькие женские туфли. В одном ящике комода – носки в упаковке, а во втором – ношеный бюстгальтер и он был девственно чист от запахов, словно его купили без примерки и уже старым.
Она недоуменно оглянулась. Где остальные вещи? Другие ящики пустовали, и это было все, что она нашла в комнатах. Если бы она не задержалась в спальне, могла бы решить, что дом заброшен. И он был больше похож на номер в занюханном мотеле, чем на обжитое помещение.
За стеклянной дверцей бара кроме двух стаканов и бутылки ничего не было. К спиртному Гальса всегда была равнодушна, но сейчас не могла оторвать взгляд от этого единственного пузатого сосуда, наполненного коричневой жидкостью на три четверти. Она протянула руку, отвинтила крышку, осторожно понюхала содержимое, глотнула и закашлялась – попало не в то горло, а в нос шибануло привкусом прелой соломы.
Гальса поставила бутылку и провела задумчивым взглядом по полке с книгами и стопке журналов под ней. Одну за другой она сбросила книги на пол и тщательно перетряхнула их все до одной, словно надеялась найти что-нибудь, спрятанное между страниц. Затем принялась за журналы. Один футбол. Других в стопке не было. Она никогда не слышала, что Хромой был настолько увлечён этим видом спорта.
Старая фотография выпала внезапно. Потом целый ворох распечатанных на простой бумаге снимков. Следом открытка. Потрёпанная. Не очень качественная печать. Она поднесла её ближе к полоске света от ночника – молодая девушка в бронежилете и с автоматом на фоне горящих развалин. Надпись на арабском и под ней размашистая строчка от руки: «Покажи этим ублюдкам, где их место!». Почерк на открытке ей был незнаком.
Она подняла самое первое фото и медленно осела на кучу бумаги. Этот снимок она уже видела в руках Анхар – в тот день ей исполнилось два. Спустя шесть часов погибла её мать. Официально… Никто не виноват… Ночь… Корректировщик ошибся… С кем не бывает…
Гальса просмотрела остальные фотографии все до одной. На одних была Кайра, на других Гензер – Ливан, Сирия, Европа… Видно, что снимали издалека и скрытно. В кадрах было полно смазанных рук, ног, сумок… И ещё Хромой… На фотографиях была только его спина, но она слишком хорошо знала эти плечи и осанку, чтобы узнать его сразу. Его ждали и здесь… Не глядя, она протянула руку к бутылке, почему-то взболтнула содержимое и одним длинным глотком вливала коньяк в себя, пока хватило дыхания. Затем она отыскала щиток электрического распределителя и щёлкнула рычажком автомата. Потом устроилась в углу, чтобы держать в поле зрения и входную дверь, и окно. Положила перед собой три запасные обоймы и «Глок» – того, кто придёт сюда вместо Хромого, постигнет очень сильное разочарование.
Гальса достала мобильник и авторизовалась в общем канале. Там было непривычно тихо и пусто. Дрожащим пальцем набрала сообщение и десять минут с надеждой смотрела на дисплей. Затем отключилась. Её строчка так и осталась единственной: «Хромой, мне страшно…».
– Господи, – пробормотала она, – почему это сразу не пришло мне в голову, когда я оказалась здесь. Этот дом – очередная ловушка! Однорукий Латиф стоял у неё перед глазами.
Ручка двери повернулась. Она вжалась плечами в стену и нащупала пальцем курок.
Окровавленный Шрамов, державшийся за живот и ввалившийся в комнату едва ли не на четвереньках, был для Гальсы отличной мишенью – выпитый коньяк ничуть не помешал ей разрядить в его голову всю обойму со стопроцентной точностью.
10
Город был насквозь пропитан влагой. От реки в неоновые сумерки узких улиц вползали плотные щупальца тумана. С неба вновь сеялся мелкий дождь. В мутной пелене тускло вспыхивало жёлтое пятно светофора на перекрёстке. Едва различимо помаргивала вывеска бара, отбрасывая призрачные блики на мокрую брусчатку.
Креспин достал сигареты. Повертел в пальцах зажигалку. Несколько раз машинально прокрутил колёсико над кремнём. На чёрной доске у входа в бар для него ничего не было. Тот, кто аккуратно вывел название дежурного блюда в меню, не сломал мелок и не обвёл первую букву дважды. Более того, надпись была выполнена не мужской, а женской рукой.
Он прикурил. Несколько затяжек сделал одну за одной, со злой сосредоточенностью разглядывая вход в питейное заведение и перекатывая сигарету по уголкам рта. Представил, как впервые оказался в этом месте несколько лет назад. Как в первый раз поздоровался с ней и услышал в ответ: «Рада встрече». Вспомнил, как она протянула ладонь и мягко улыбнулась, словно они были знакомы целую вечность и расстались только вчера… Вчера закончилось три года назад, и его больше не существует…
– Просто уйма времени прошла с той первой встречи, – философски заметил он в темноту.
– Правда? – удивилась Анхар и потёрлась носом о его висок.
Почувствовав, как с виска за шиворот холодным прикосновением заструилась вода, он вздёрнул воротник плаща повыше и сунул руки в карманы.
– Мерзкий дождь, – Креспин поёжился.
– Серебряный, – Анхар подставила ладонь под дождевые капли. – Смотри…
Он мотнул головой, прогоняя наваждение, щелчком ногтя послал окурок в мокрую полутьму и двинулся через дорогу в бар. Немногочисленные посетители, вяло встрепенувшиеся при его появлении, равнодушно вернулись к своим напиткам.
– Кофе, – он махнул рукой женщине за стойкой. – Много и покрепче.
Рядом со столиком у окна в растрескавшемся ведре торчала пальма, растопырив пожелтевшие от табачного дыма листья. Креспин устроился под ней на широкой скамье, задумался, задавая себе единственный вопрос – почему? Ответа на него не было. Не было ответов и на другие странности, накатившиеся лавиной. Он прекрасно понимал, что в правильном вопросе всегда содержится половина ответа. Пытаясь разобраться в сложившейся ситуации, наполовину прикончил кофе в чашке и наполовину решил задачу. Но только наполовину. Недостающую часть должен был назвать Гензер… Ещё вчера… Гензер молчал, словно и его больше не было… Оставался неизвестный связной. Мёртвый – надпись на доске почти убедила его в этом.
Получался заколдованный круг – информация, необходимая ему, на свет не появлялась, а уйти он не мог хотя бы потому, что идти пока было некуда. Он курил, постукивая краем зажигалки по столешнице, и ждал. Терпеливо ждал, очень терпеливо. И в какой-то момент случилось то, что случилось – входная дверь тренькнула о колокольчик. Сизая пелена в зале качнулась от сквозняка. Вместе с нудным шелестом дождя послышался стук каблучков. Он покосился через плечо. Женщина. Молодая. Сразу от дверей цепким взглядом окинула небольшой зал и расстегнула плащ. Кто-то в другом углу откровенно прищёлкнул языком.
Через пару секунд она скользнула к нему за столик. Не присела, не пристроила свой зад к коже скамьи, а именно скользнула на неё одним мягким и грациозным движением. Невысокая, изящная, с вызывающе правильными чертами лица. Даже Анхар не была настолько привлекательной. Креспин безразлично подумал, что такие лица можно встретить у скучающих английских леди на бангкокской Каосан-роуд, но никак не в этом городе. Эта женщина выглядела шикарно, но совершенно неуместно в прокуренном помещении дешёвого бара, где явно выпадала из общепринятой схемы. И она притягивала его взгляд, как огонь привлекает бабочку. Однако, с таким же рвением к ней стремились и чужие взгляды из каждого угла бара. Креспин скривился и отодвинулся глубже в тень под резные листья.
– Угостишь? – ухоженные пальцы с безупречным маникюром коснулись пачки сигарет.
Она не стала ждать ответа. Бесцеремонно вытянула сигарету и, прижав фильтр ярко накрашенными губами, замерла в ожидании. Он невозмутимо крутнул колёсико зажигалки, но руки не протянул, приглашая её саму добраться до язычка пламени. Женщина приподнялась и перегнулась через стол ближе, не отрывая от него взгляда. Рот – воплощение сексуальности, ядовито-красный, с презрительно выпяченной нижней губой недовольно скривился на одну сторону. Мелко-мелко задрожали крылья носа и расширились зрачки. «Кокаин? – Креспин хорошо знал, как прикуривают наркоманы. – Или что-то держит нервы на взводе?». Дополнил эту мимику на её лице аромат совершенно безумного парфюма, который почти перебивал запах табака. И этот аромат произвёл впечатление помимо его воли.
– Благодарю, – она прикурила, прищурив глаз, и глубоко затянулась. – Один?
В тихом голосе был не вопрос, а констатация факта. Женщина спокойно изучала его внешность. Креспин молча рассматривал её лицо, белизну которого резко подчёркивал тёмный цвет волос.
– Могу составить компанию, – длинные ресницы приветливо хлопнули, но глаза не выразили никаких эмоций – так и остались пустыми.
– Не сегодня, – он досадливо дёрнул плечом.
Она откинулась к стене. Затем запустила ладонь в волосы над левым ухом и провела по ним пальцами, как гребнем. Густые пряди на миг зависли в воздухе и упали на плечо. «Зонта нет, плащ мокрый, волосы сухие», – привычно отметил он.
– Почему? Уверена, мы бы нашли общую тему для разговора. Прямо сейчас, – она провела по верхней губе кончиком языка.
– Нет, – твёрдо произнёс он.
На её лице появилась понимающая улыбка с некоторой долей сочувствия.
– Тяжёлый день? Я знаю, как делать массаж. Эротический в том числе.
– Сколько? – спросил он.
– Иногда бесплатно.
Она картинно выпустила дым из ноздрей и вновь затянулась. Он посмотрел на тонкую цепочку, обвивающую её шею, на крошечный плоский медальон в ложбинке между ключицами, прикрытыми полупрозрачным шарфом, и провёл оценивающим взглядом ниже.
– И кто же эти избранные?
– В этот раз ты?
Ему откровенно предлагали наконец-то определиться.