– Пока.
Подойдя к палаткам, увидел беседующих Юрку, Надежду и встревоженную соседку.
– А где ребята?
– Замели, взяли на первом же скачке.
– Ну ладно, серьёзно, где они?
– Вестимо, где, там, где фулиганов держат, – в милиции.
– Вот Витька гад, как сто граммов выпьет, обязательно найдёт к кому придраться, и мой туда же за ним. А как думаешь, серьёзно?
– Завтра узнаем.
Назавтра в милиции ей сообщили, что пацанам впаяли по пятнадцать суток.
А мы с утра по холодку бодро шлёпали на работу, пошёл наш десятый трудовой день. Последние дней пять мы выходили на полтора часа раньше, прораб попросил за дополнительную плату выходить на растворно-бетонный узел и готовить бетон – пошла заливка фундамента. Работа несложная, но физически трудная, замешивание бетона, слава богу, происходило без нашего участия, но загрузка цемента и песка осуществлялась вручную, так что к началу рабочего дня мы уже были в мыле.
Днём мы попросили заехавшего на стройплощадку прораба рассчитать нас к вечеру, посокрушался, но вечером привез нам деньги и отвёз в Бендеры к лагерю на своём мотоцикле. Мы пригласили его, бригадира и ещё пару мужиков отметить наш отъезд, договорились встретиться у вокзала. Зашли в ресторан, рассчитались, очень благодарили директрису за доброе отношение, пытались предложить ей денег – не взяла, взяли паспорта, собрали палатку, отправились в город.
Встретились у вокзала с нашим знакомым, выручившим меня из ментухи, взяв у нас паспорта – билеты продавали только по паспортам с московской пропиской, – деньги, ушёл, появился через пятнадцать минут с тремя плацкартными билетами. Деньги за помощь в покупке билетов брать отказался, но посидеть с нами согласился. Подъехали на мотоциклах прораб и бригадир, подошли мужики, стали обсуждать, где лучше посидеть, решили в каком-то заведении за городом, мы запаниковали – как бы не загулять так, чтобы не опоздать на поезд. Успокоили, мол, не Москва, из любого места до вокзала за полчаса дойдёте. Посадили нас и парня, который помогал с билетами, на два мотоцикла и поехали в заведение под названием «Колыба», ребята, пошедшие пешком, подошли через полчаса. Чудесно отдохнули, работяги наши поначалу были слегка зажаты, выпили – расслабились, прораб напился в хлам, всё порывался нас куда-то везти и что-то показать, еле отбились. Поезд наш уходил часов в шесть утра, поэтому в двенадцать решили сворачиваться, бригадир сказал, что разместит нас у себя, попрощались и покатили. Я ехал на мотоцикле с прорабом, посреди маршрута он остановился, слез с мотоцикла и, ничего не говоря, ушёл в темноту. Остановились, ждали, потом искали, кричали – всё без толку, Надюша наша стала психовать:
– Ребята, нам же к шести на поезд.
Бригадир, матерясь, сказал:
– Самогон пошёл искать, вечно с ним так, как выжрет, – сплюнул, сказал мне: – Садись сзади Юрки.
Я уселся третьим, Надежда с двумя рюкзаками сидела в коляске, так и укатили. Когда мы разгружались у дома, подъехал прораб, слез с мотоцикла и, не выключая двигателя, подошёл, покачиваясь, к нам.
– Я вам скажу, хотя вы и москвичи, и девушка с вами, бл…ди вы. Своего товарища в поле бросили, – повернулся, ушёл. Бригадир переставил мотоцикл прораба поближе к дому, заглушил двигатель, сунул ключ в карман, поглядел на нас и сказал:
– Да не парьтесь вы, он, если сможет проспаться, утром прибежит на вокзал извиняться. Всегда чудит, если переберёт.
Наверно, не смог проспаться или в самом деле обиделся, если бы не отъезд, не бросили бы в поле одного. До сих пор не могу определиться, правильно поступили или нет. Да, оставили на обочине ночной дороги его мотоцикл, но ведь не авария же, сам бросил, пошёл в деревушку за самогоном.
А мужик он, по сути, был хороший и заплатил нам хорошо, хватило на всё: расплатились в ресторане, хватило на билеты и на питание в вагоне-ресторане по дороге, перед Москвой поделили остаток на троих – ещё рублей по пятнадцать каждому получилось. Через полутора суток, когда поезд уже подкатывался к перрону Киевского вокзала, ехавший с нами в одном плацкартном купе парень встал, кивнул на огромную сетку, набитую молдавскими грушами, и, направляясь к выходу из вагона, сказал:
– Забирайте себе, если хотите.
Надя, глядя ему вслед, произнесла:
– Ты что, с ума сошёл? Такие груши хорошие.
На что парень гордо ответил:
– Ну, вот ещё, буду я по Москве с грушами валандаться. Не нужны – оставьте, кто-нибудь подберёт.
Мы шустренько поделили грушки, и из южной поездки я появился с изрядной сеточкой груш. Всё как положено.
Дома я был часов в семь вечера, позвонил в дверь, услышал голос мамы:
– Кто там?
– Мам, это я.
На какое-то время воцарилась тишина, и затем каким-то напуганным голосом мама спросила:
– А ты где был? В тех районах, где сейчас холера?
– Да, мам, ну открывай скорее.
– Нет, Алек, я тебя пустить не могу, ты всех перезаражаешь.
– Мам, ты что, с ума сошла? Кого я перезаражаю, я здоров, ну давай открывай уже, что ты меня у дверей держишь?
– У тебя сын маленький, ты о нём подумал?
– Слушай, это невозможно, Милу позови.
– Она с Мишей у мамы своей, у Лидии Ивановны, иди туда.
– Ты ж боялась, что я сына заражу. Так ты за кого беспокоишься? Мам, мне что, на лестнице ночевать? Что ты творишь-то?
– Ты езжай на Казанский вокзал, там есть санпропускник, пусть они тебя обработают, потом анализы сдашь, чтобы знать, есть ли в тебе холерный вибрион.
– Мам, меня уже обработали везде, где только можно, мне что, милицию вызывать, чтобы домой к себе попасть?
После двухминутной паузы щёлкнул замок входной двери, войдя в квартиру, я услышал из-за двери её комнаты:
– Я тебе в ванной полотенце повесила, помойся тщательно, на кухне на плите сосиски варятся, гречневая каша ещё тёплая.
Отмывшись, первым делом позвонил тёще, трубку взяли не сразу, после нескольких гудков услышал усталый и бесконечно любимый голос:
– Алё.
Я почувствовал, как меня заполняет тихая радость ощущения – дома.
– Мил, привет, я дома, сейчас за вами зайду.
– Да поздно уже.
Я слышал, что она пытается говорить сдержанным тоном, но в интонации второй фразы, произнесённой вслед за сухим равнодушным отчуждённым приветствием, слышалось столько тепла, доброты и желания видеть меня, быть рядом.
– Не выдумывай, начало девятого, через десять минут буду.
Через полчаса мы шли втроём домой, я нёс сына и что-то говорил ему, Мишка не спал, разглядывал меня с явным удивлением, забыл, видно, папку.