– А нас когда объявят? – спросила я Мишу, чтобы показать своим друзьям, что мне плевать на их переглядки и гримасы.
Миша улыбнулся, как мне показалось, облегчённо, словно ожидал чего-то крайне неприятного, но неприятность прошла стороной.
– Так объявили уже, сейчас рванём.
Словно услышав наш разговор, ведущий крикнул:
–Внимание, марш!
Наш диск вырывается вперёд так стремительно, что я захлёбываюсь воздухом. Одно мгновение, и ревущие трибуны, крикливый ведущий и соперники остаются далеко позади. Теперь мы пролетаем мимо заснеженных сосен, покрытых вечным саваном, полей, на белом пространстве которых, извилистыми зелёными змеями выделяются трубы -Эвильские жилища. Мороз обжигает нос и щёки, от ветра слезятся глаза.
Головокружительные повороты, крутые подъёмы и опасные, захватывающие дух, спуски, похожие на падения. Наш диск подскакивает, какое– то время летит над поверхностью льда. Потом вновь опускается и скользит. Ветер ослепляет и оглушает. Я кричу от страха и восторга, но не слышу своего голоса, зато отчётливо слышу смех Миши. Он, этот смех несётся над трассой, словно раскат грома. Грудь Миши тверда и горяча, это чувствуется даже через одежду. И как приятно прижиматься к ней спиной. Одной рукой он управляет диском, а второй крепко держит меня за талию. Я чувствую тепло его большой ладони, и хочу впитать его всем телом. Сладкая пытка на сумасшедшей скорости. Сосны по одну и по другую сторону трасс сливаются в сплошную серую полосу. А мы всё летим и летим, пока диск не сворачивает с трассы, и не выбрасывает нас в сугроб, словно мусор из ведра.
Снег забивается под воротник, залепляет глаза и уши. Я беспомощно барахтаюсь, в попытке выбраться из сугроба, но белая холодная масса проваливается подо мной, и я погружаюсь всё глубже.
Михаил вызволяет меня из холодной ловушки, смахивает налипший снег, не прекращая смеяться.
– Чем именно вызван ваш смех? – рявкнула я, отдышавшись.
Дыхание Миши было ровным, глаза, в отличии от меня, не слезились. Словно я одна влетела в сугроб на бешеной скорости, а он стоял здесь и спокойно дожидался меня.
– Твоим внешним видом, – парень продолжал улыбаться, а в голубых озёрах его глаз резвились чёртики .-Ты такая забавная и трогательная.
– А ты такой самоуверенный и безответственный, – парировала я.– Мы же могли убиться, неужели непонятно? А ещё, мы проиграли.
Откровенно говоря, меня последний факт не слишком то волновал. Но уж если вступил в соревнование, то нужно хотя бы попытаться победить. Да и Светке с Денисом хотелось утереть носы.
–Со мной ты в полной безопасности, и мы не проиграем, – Миша стряхнул остатки снега с моего воротника, и случайно, а может, и не совсем случайно, коснулся оголённого участка шеи, от чего по коже побежали мелкие мурашки. – Перед тобой чемпион по ледодискам.
– У тебя слишком завышена самооценка, тебе не говорили? – мне уже не хотелось ругаться. Ну как тут можно злиться, когда всё тело ноет, ожидая следующего прикосновения, когда голова кружиться от такого знакомого, заставляющего бежать кровь по венам быстрее, запаха? Влюбилась! Вот как, оказывается, это бывает! Как шторм, как лавина. Ярко, неукротимо, бурно. Куда там лёгкой симпатии к Денису? Да и чувство к нему, скорее всего, я сама себе и выдумала. Просто красивый мальчик, даже не красивый, а хорошенький, один из многих.
– Ты первая, – с этими словами Михаил подхватил меня, легко, словно пушинку, и принялся кружить.
Я, конечно же, завизжала, распугивая огромных чёрных птиц, облепивших ветви деревьев.
– Никогда и ничего не бойся со мной, слышишь? – кричал Михаил, стараясь прорваться к моему сознанию, сквозь вопли, что я издавала.
Затем кружение прекратилось, и меня прижали к груди. Я млела, застыв в крепком кольце рук, закрыв глаза, боясь вдохнуть, спугнуть этот чудесный момент. Одежда, неудобная, тяжёлая, казалась лишней. Как же хотелось сорвать её с себя, чтобы ощутить этого человека полностью, без помех и преград.
– Ненавижу зиму, – прошептала я, качаясь на волнах удовольствия, дурея от такой внезапной близости.
– А лето любишь? – Миша гладил меня по голове, по спине, зарывался пальцами в растрёпанные волосы.
– Лето люблю, – ответили за меня мои губы, я же сама прибывала в дурмане блаженства.
– Значит, будет лето, – с этими словами Миша поставил меня на землю, и сразу стало холодно и пусто.
– Идём, – сказал он, поворачиваясь ко мне спиной.– Здесь неподалёку есть домик, попьём чаю, погреемся, за одно познакомлю тебя со своими друзьями.
Я зашагала следом. Ни с какими друзьями знакомиться не хотелось. Кто знает, как они ко мне отнесутся, вдруг решат, что я слишком юна для их взрослого друга?
– Ты была на море когда– нибудь? – спросил Миша.
Почему – то, в его голосе послышалось напряжение, будто от моего ответа зависело что-то важное. Да и от нежности не осталось и следа.
– В раннем детстве с родителями, – ответила я. – Мы ездили в Синеморск. Я ничего из этой поездки не помню. Кроме того, как сидела на берегу, играла с камнями, а на меня надвигалась волна. Больше мы к морю не ездили, папа не любит его запах и жаркий климат.
– А ты смогла бы жить рядом с морем? – Миша обернулся ко мне. Губы его растянулись в улыбке, бесшабашной, привычной, мальчишеской, но вот глаза смотрели серьёзно, напряжённо.
– Конечно! – воскликнула я. – Спрашиваешь! Вот только нам кроме Синеморска и Бирюзовых долин ничего не осталось после войны. Ну да ладно, когда -нибудь, человечество уничтожит проклятых вампиров, и острова станут нашими.
Я ожидала, что Миша поддержит меня, оценит мой патриотизм. Какого же было моё удивление, когда огромная ладонь легла мне на плечо, сжав его с такой силой, что даже слои одежды не защитили от боли. Глаза превратились в колючие осколки льда. И показалось, что в них сконцентрировался весь холод Эвилии. Миша смотрел внимательно, жёстко, даже враждебно.
– Эти острова изначально являлись землями вампиров. Там их храмы, их связь со стихиями.
– Ты защищаешь наших врагов? – прошептала я в недоумении. – Тех, с которыми воевали наши предки, тех, кто пил человеческую кровь?
Миша отпустил моё плечо и отвернувшись зашагал вперёд, показывая всем своим видом, что разговор ему не приятен.
– Прошло сто лет. Людей больше никто не трогает. Никто не требует их крови, не делает своими источниками. Так почему люди продолжают ненавидеть вампиров?
Миша шагал быстро, я едва успевала за ним.
– Мы не должны терять бдительность. Только помня о коварстве врага, мы не допустим его вторжения.
Глядя в широкую спину, в чёрной кожаной куртке, говорить было намного проще. И я вещала отрывками из когда-то подготовленных докладов. А снег укоризненно скрипел под ногами, словно намекая, что я говорю не то.
– Ничего иного я и не ожидал от дочки третьего секретаря, прилежной ученицы, слепо верящей учебникам.
Усмешка Михаила обидела до слёз. В глазах и носу противно защипало. Осталось только разреветься.
– Причём тут учебники? – в голосе уже звенели слёзы. – Это и моё мнение тоже. Извини, пожалуйста, что оно не совпадает с твоим. Но поверь, так бывает, сколько людей, столько и точек зрения.
По щекам уже текли горячие дорожки. Миша, такой милый, такой внимательный Миша, говорит гадости, и при этом считает меня глупенькой маленькой девочкой. Обидно!
– Но ведь это не твоё мнение, Вероника.
Мой спутник остановился, взял меня под руку и повёл вперёд.
– Это навязанные всем с детства догмы, с помощью которых триумвират и СГБ управляет людьми. Очень удобно удерживать свою власть запугивая народ страшным врагом, который в любую минуту может напасть.
–Терпите, – говорят они с экранов телевизоров. – Уж лучше грязь и болезни, нищета и голод, чем возвращение вампиров, которые будут пить вашу кровь, забирать ваших детей, делая их своими источниками. Вы не смотрите, что мы разъезжаем на дорогих машинах, едим в ресторанах и строим особняки. Ведь мы, власть имущие, это заслужили. Мы охраняем вас от мерзких кровососов.
Да, была война. Да, вампиры были изгнаны и ушли на острова к своим храмам. Они пытаются жить без людей, хотя им очень трудно. Но люди не могут успокоиться. Продолжают растить своих детей в ненависти к хозяевам этой планеты, строят планы по уничтожению гадких тварей.
Я машинально переставляла ноги, открыв рот в немом изумлении. В голове не укладывалось всё, что мне говорил Михаил. Мой мир рушился.
– Согласись, жизнь сейчас гораздо лучше, чем была сто лет назад, – проговорила я. Хотелось произнести эти слова более убедительно, но получилось вяло, неуверенно.