Огненное сердце вампира

– Идём в буфет, кормить тебя будем.

Студенты и преподаватели, попадающиеся нам на встречу, окидывали нас удивлёнными взглядами. Но Хальвара, казалось это совершенно не волновало, в отличии от меня. Я шла, глядя себе под ноги, стараясь не встречаться глазами с кишащими в коридоре людьми, словно это как-то поможет мне избежать ненужных вопросов.

– Будешь так понуро плестись, возьму на руки, – пригрозил Хальвар.

В жёлтых глазах сверкнули хулиганистые искорки. От огромной руки, держащей моё плечо, вновь побежали мягкие ручейки золотистого тепла. Что это? Блин! Нежность, которую испытывают по отношению к маленьким детям. Нежность, жалость, желание защитить. Властитель вселенной, ну когда ко мне будут относиться, как к полноценному человеку?

Пришлось ускорить шаг. А то, кто его знает, подхватит на руки и потащит на глазах у всего народа, стыда не оберёшься.

Рядом с ним я ощущала себя выходцем с другой планеты. Даже знакомые лестничные пролёты, двери и коридорные ответвления чудились иными. Никогда я ещё не ждала звонка с таким нетерпением. К завтрашнему дню по институту поползут сплетни и домыслы, одни невероятнее других.

А если эти самые слухи дойдут до моего отца?

– Ну, конечно же, дойдут, – активизировалась гиена. – Рано или поздно, он всё узнает. И знаешь, какое наказание тебя будет ждать…

– Что именно узнает? – ответила я нахальной животине. – Ну, прошлась по коридору с преподом, ну поела в столовой. Не в ресторан же он меня, право, пригласил. Прекрати раздувать из мухи слона!

– А о чём ты будешь с ним говорить?– гиена не унималась. – Вот сядете вы за столик, напротив друг друга, а дальше?

Действительно, о чём? Я со своими то сверстниками тему разговора не могу подобрать, а здесь, отнюдь не парнишка лет двадцати.

К счастью, в столовой оказалось не столь многолюдно. Да и вести задушевные беседы нам не пришлось, к моему великому облегчению. Огненный маг, водрузив передо мной поднос с полным студенческим обедом, поспешил ретироваться. Правильно, в няньки и друзья он мне не нанимался. Оказал студентке медицинскую помощь, угостил обедом, за свой счёт, и всё на этом.

Как не странно, ела я с аппетитом, чего уже давно со мной не случалось. Борщ, морковный салат, паровая котлета и отварной рис исчезли с тарелок за несколько минут. Даже противная гиена замолчала.

– И чего он хотел?

Дашка перехватила меня у самого выхода из столовой.

– Начало гастрита предупредил

Говорить об этом, от чего-то было неловко, словно мы с вампиром занимались чем-то неприличным.

– Слушай, Крысь, – глаза подруги посерьезнели, прохладные пальцы ухватились за моё запястье.– Так больше не может продолжаться, ты понимаешь это? У тебя трясутся руки, постоянно мучает тошнота, тахикардия. Это – психосоматика, дорогая моя. Сегодня на лекции тебя спас вампир, а кто спасёт завтра?

– И что ты предлагаешь, Дашуль, – я тяжело опустилась на скомеечку, подруга уселась рядом со мной, обнимая за плечи, гладя меня по кудрявым глупым волосам. Сколько я себя помню, она всегда была рядом. Мы ходили в один детский сад, играли в одном дворе, сидели в школе за одной партой, и сейчас мы тоже вместе.

Милый, светлый, добрый человечек –моя Дашка. Страшно представить, что я буду делать, если эта чернявая девчонка покинет меня.

– Побороть свой страх, избавиться от чувства вины и поднять голову, наконец. Ты уже совершеннолетняя, получаешь стипендию, сможешь снять недорогое жильё и жить отдельно. Что тебя держит рядом с отцом?

Дашка устало вздохнула, тем самым показывая, как ей надоело твердить об одном и том же. Могла бы и не трудиться. Я и без того чувствовала её раздражение, жалость и отчаяние.

– Пойми, Крысенька, – сказала она, а в голосе уже звенели слёзы. Ещё чуть– чуть, и я тоже заплачу. – Домашнее насилие страшнее тем, что своего родного человека ты сама пытаешься оправдать, ищешь объяснение его поведению, испытываешь чувство вины. И он – домашний тиран этим пользуется, зная, что жертва дорожит отношениями, полностью зависит. Твой отец – хороший психолог, великолепный манипулятор. Изменить ситуацию сможешь только ты сама, и никто более.

Всё правильно говорила Дашка. Вот только чужая беда всегда кажется нам не такой уж большой. Конечно, подруга переживает за меня, хочет помочь. Но это не она будет рассказывать наизусть главы из учебников стоя перед отцом, не ей он раскроит руку ножом, чтобы научить останавливать кровотечение, не её лицо будет отчаянно пылать краской стыда, когда, в очередной раз, придётся отказываться от приглашения на вечеринку.

– С ним бесполезно бороться. От него уйти невозможно. Отец везде меня найдёт, – прошептала я, и тут же поняла, что даже не пыталась себя спасти, никогда. Вот только какой в этом смысл? Мой бунт будет жестоко подавлен, а чувство собственного достоинства, от которого и без того остались ножки да рожки, окончательно растопчут.

– Ты ошибаешься, – дыхание Дашки отдавало приятным запахом сигарет и фруктовой жвачки. Да, моя подруга курила, назло вампирам, тем самым, выражая протест против их режима. – Человек способен на многое. Отец ломает тебя, перекраивает, лепит. Но ведь ты– свободная личность и имеешь право на собственные желания, какими бы глупыми, смешными, нелепыми они не казались твоему отцу.

– Он меня кормит, одевает, и я живу под крышей его дома, – голос мой прозвучал бледно, серо и уныло, словно погода за окном проникла и внутрь меня. – Я без него ничего не могу, ничего не умею.

– Да, это так, – воинственный настрой Дашки не смог поколебать даже этот мой убийственный, исчерпывающий аргумент.– Вот только ты можешь всему научиться, если захочешь.

– О чём приуныли, красавицы? – корча рожи пропищал Гавриков. В вечно помятом халате, прыщавый, худой и растрёпанный, пропадающий вечерами в барах и на танцполах, он, каким-то непостижимым образом умудрялся хорошо учиться, и даже, получать повышенную стипендию.

–Хорош сырость разводить! Как на счёт того, чтобы всей группой завалиться ко мне на хату? Будем бухать, танцевать и морально разлагаться!

Я уж было раскрыла рот, чтобы отказаться, как Дашка воскликнула:

– Круто, Костенька! Мы обязательно прейдем!

– Мы? – спросила я Дашку. Бедная, из солидарности со мной она столько всего вынуждена пропускать. – Ты же прекрасно понимаешь, что меня никто не отпустит.

– Именно мы, ты и я, – как полоумной, растягивая слова, проговорила подруга. – Хватет сидеть в своей башне, как принцесса, похищенная драконом. Пришла пора бороться за свою свободу.

Глава 2

Студенческие застолья всегда отличаются простотой, незамысловатостью, именно этим они и милы сердцу. Никаких мудрёных, многослойных салатов, ложащихся в желудке тяжким грузом, никакого горячего, которое, после жирных разноцветных пирамид и башен из рыбы, картофеля, моркови и огурцов, не желает проталкиваться по пищеводу, но ты упорно ковыряешь запечённое мясо, пропихиваешь его внутрь себя, чтобы не обидеть хозяев.

Нет и странных, больше напоминающих конвульсии, танцев, когда несколько человек дёргаются под музыку на небольшом пяточке пространства, то и дело поправляя, слетающие тапки.

У студентов всё иначе, легче, веселее, свободнее. Пиво, солёные орешки, сушёная рыба, жареная картошка, гитара, и тот, кто умеет на ней играть.

Я гнала из головы дурные мысли об отце, заставляя себя получать удовольствие от вечера, вытуживала радость, подпевала нестройному хору голосов, смеялась над анекдотами. Завтра меня будет ждать расплата за моё безрассудство, но разве вечер проведённый среди однокурсников не стоит того? Порой, мне удавалось расслабиться, алкоголь медленно, но верно делал своё дело. Однокурсники казались дружелюбными, в синих сентябрьских сумерках, в шелесте, слегка пожелтевшей, но всё же ещё крепкой листвы, чудилось нечто умиротворяющее, а завтрашнее объяснение с отцом казалось таким же далёким, как и выпадение первого снега. Из приоткрытого окна пахло дождём и мокрым асфальтом, в высотке напротив зажглись разноцветные квадраты окон. Пальцы Женьки Лебедева перебирали струны, пенилось пиво в стаканах, и меня слегка клонило ко сну. Но внезапно, накатывал страх, сердце ускоряло ритм, а по телу растекалась слабость, противная, нездоровая, язык немел. Хотелось забиться в дальний угол, скрючиться в позе эмбриона и дождаться смерти, так как во мне стойко укреплялось понимание, что она, эта страшная старуха с косой совсем близко. Дашка сидела рядом, но жаловаться ей на перепады своего настроение было стыдно. В психоаналитики она не нанималась. Да и к чему портить человеку праздник своими стенаниями?

– Ребята! – Провозгласил Гавриков, поднимаясь из за стола с бокалом в руке. – Я хочу поблагодарить вас за то, что вы есть, такие весёлые, смешные, жизнерадостные и дружные.

– Не стоит благодарности, дружище, – начал Витёк, но Гавриков остановил его жестом.

Лицо хозяина квартиры оставалось максимально– серьёзным, что заставило всех притихнуть.

– Мне было приятно учиться с вами, встречаться на вечеринках, прогуливать лекции. Но сегодня я покину вас, ровно в полночь, за мной прейдут.

Стало страшно, но уже не за себя, а за Гаврикова, за любого сидящего в этой комнате. Теперь, темнеющая улица за окном казалась зловещей, а квартира не убежищем, а ловушкой.

– Но может тебе позволят учиться? Ведь они иногда позволяют, – неуверенно проговорила староста.

– Нет, Лен, – вздохнул Гавриков. – Мне ясно дали понять, что ни о какой учебе и речи быть не может. Меня будут пить всей семьёй и муж, и жена, и сын, по вампирским меркам, мой ровесник. Короче, меня не станет уже через год.

Королева группы – Юлька Богданова взвыла. И этот вой был искреннем. Он вмещал всё, и ужас происходящего, и жалость к однокурснику, и отчаяние. Никому из нас даже в голову не пришло осудить её.

В каждом классе и в каждой студенческой группе есть красотка, которой позволительно всё, и на уроки в мини заявиться, и нахамить, и разреветься на глазах у всех. Этим длинноногим грудастым девахам, благоухающим духами и щеголяющим на высоких каблуках, ни за что и никогда не бывает стыдно. Я боялась таких, как Юлька,но в то же время, хотела быть на них похожей.

– Да что же это? – всхлипывала Юлька. – Ребята, мы все обречены, вы понимаете?

Несколько девчонок, в основном из королевской свиты, кинулось её утешать.