Пираты

Это было похоже на удар темной и безмолвной молнии, которая внезапно поразила его: он словно потерял дар речи, руки задрожали, когда он взял документ, который подал ему писец, и он даже не осмелился поднять глаза, будто понимая, что его взгляд неизбежно выдаст ужасную силу пламени, вспыхнувшего у него внутри.

Объект его страсти даже не нуждался в этом взгляде, чтобы понять, что с ним произошло, поскольку подобную реакцию она замечала у мужчин с тех пор, как обрела сознание. Уже много лет она была привычна к тому, что в ее присутствии у людей отнимается дар речи.

Единственным, кто никогда не терял самообладания – главным образом потому, что всегда был человеком чрезвычайно немногословным, – был её муж. Возможно, именно поэтому она и вышла за него замуж.

Но в то жаркое сентябрьское утро Эмилиана Матаморос впервые осознала, что, хотя она была босая и одета в единственное поношенное платье из выцветшего ситца, она, тем не менее, стала абсолютной хозяйкой мечтаний и воли мужчины, которого в тот момент можно было считать владельцем острова.

На протяжении более двадцати лет Себастьян Эредиа Матаморос задавался вопросом, как такое могло произойти. И хотя его сердце упорно отказывалось принимать реальность, факт оставался фактом: его мать продалась телом и душой тому, кто разорял их собственный народ. До такой степени, что, когда через пять дней дон Эрнандо Педрариас Готарредона решил вернуться в свой дворец в Ла-Асунсьоне, рядом с ним сидела Эмилиана Матаморос, а напротив – взбунтовавшаяся и разъярённая Селесте.

Себастьян бросился прятаться в зарослях мыса Негро, поклявшись, что прежде чем ступить ногой в эту карету, бросится в море с камнем на шее. В то же время его отец оставался запертым в подземелье крепости Ла-Галера, обвинённый в том, что он был зачинщиком «забастовки» островных ловцов жемчуга.

Через неделю, когда Себастьян сидел на крыльце своего дома, глядя иссохшими от слёз глазами, как солнце начинает опускаться за горизонт, капитан Санчо Менданья подошёл, чтобы устроиться рядом с ним. Долгое время он молчал, а затем положил свою огромную, грубую ладонь на загорелое колено мальчика.

–Многое я видел за всю свою жизнь на этих землях, – наконец, хрипло прошептал он. – Многое! И после того, как я месяцами преследовал того безумного фанатика по прозвищу Момбарас-Истребитель и был свидетелем его невероятных зверств, я думал, что меня уже ничем нельзя удивить. – Он покачал головой, и внимательный наблюдатель мог бы заметить, как его глаза увлажнились. – Но это… Боже, этого я никогда не смог бы представить.

Обеспокоенный мальчик не знал, что ответить, казалось, слова у него закончились так же, как и слёзы. Через некоторое время капитан Менданья добавил, словно то, что он говорил, не имело никакого отношения к самому Себастьяну:

–Приведи в порядок лодку своего отца и запасись провизией, водой и запасными парусами. Люди в деревне дадут тебе всё, что нужно, не задавая вопросов. Я оплачу расходы.

–Почему? – спросил мальчик.

– Потому что в субботу вечером на дежурстве будет часовой, у которого часто случаются странные приступы, – ответил другой, словно не желая понимать истинную причину вопроса. – Незадолго до одиннадцати он выйдет подышать воздухом и упадёт как громом поражённый возле боковой дверцы. – Он снова взглянул на собеседника с той странной пристальностью, при которой казалось, что он никогда не моргает. – Вытащи своего отца и отправь его на Кубу, в Пуэрто-Рико или Панаму. Куда угодно, только не на материк. – Он ещё сильнее сжал ему ногу и добавил: – И главное, чтобы он никогда больше не возвращался на Маргариту. Это единственное, о чём я прошу, чтобы мне не пришлось его арестовывать.

– Но почему вы это делаете? – упрямо спросил юноша.

– Ах, да брось ты, мальчишка, не будь идиотом! – взорвался другой. – Почему, чёрт возьми, ты думаешь, я это делаю? Я видел, как ты родился, и твой отец всегда был моим единственным другом. Ты хочешь, чтобы я оставил его гнить там, чтобы этот ублюдок мог спокойно наслаждаться со своей шлюхой? – Он, кажется, осознал, что только что сказал, и попытался исправиться: – Прости! – взмолился он. – Она ведь всё ещё твоя мать.

– Уже нет, – сухо ответил мальчик и, спустя немного времени, задал вопрос, на который, казалось, никогда не найдёт ответа: – Почему она так поступила? Я знаю, что мой отец беден, но он её так сильно любил, и мы были счастливы.

Капитан Санчо Менданья задумался, наблюдая, как солнце окончательно скрывается за горизонтом. Было видно, что он полностью осознаёт важность своих слов для этого мальчишки с огромными пытливыми глазами, которого он действительно видел рождённым и росшим сантиметр за сантиметром.

– Нищета часто бывает плохим советчиком, – наконец пробормотал он. – Возможно, твоя мать больше думала о будущем своих детей, чем о настоящем своего мужа. Она женщина с сильным характером и сможет добиться того, чтобы этот свинья обеспечил вам безбедное положение на всю оставшуюся жизнь.

– Не мне! – решительно ответил мальчик.

– Подумай об этом.

– Мне не о чем думать, – немедленно возразил мальчуган. – Я уеду с отцом.

Капитан Менданья с глубоким чувством провёл рукой по его щеке и посмотрел ему прямо в глаза.

– Я знал, что ты так скажешь, – признался он. – Я редко ошибаюсь в людях, а ты уже стал мужчиной. – Он усмехнулся, словно насмехаясь над собой. – С женщинами дело обстоит иначе. С ними я почти всегда ошибаюсь.

В последующие дни большинство жителей Хуан-Григо пришли к дому Эредиа, принося всё, что, как они считали, могло понадобиться для долгого путешествия к берегам Пуэрто-Рико или Эспаньолы. Большинство из них просто оставляли свою помощь на крыльце, не говоря ни слова, понимая, что любые слова только усилят боль адресата.

Речной плотник и его помощник усердно взялись за работу: заделывали швы и проверяли лодку, оснащая её новой мачтой, а мастер Амадор щедро пожертвовал парус, только что завершённый его дочерьми, которые трудились над ним несколько месяцев.

В субботнюю ночь огни в деревне погасли раньше обычного, и только в башне укрепления Ла Галера светился фонарь в комнате капитана Санчо Менданьи.

Без четверти одиннадцать он тоже погас.

Через пять минут караульный открыл небольшую боковую дверь подземелья, глубоко вдохнул тёплый ночной воздух, взглянул на тёмное небо и упал замертво, с грохотом уронив на мостовую тяжёлый ключ.

Из тени появилась фигура, схватила ключ и исчезла в массивной постройке, чтобы через несколько мгновений вернуться, ведя за руку человека, который шёл как сомнамбула, не имея ни малейшего понятия, кто он такой и куда его ведут.

Себастьяну пришлось тащить отца к лодке, поскольку казалось, что бедный Мигель Эредия даже не осознавал происходящего, и единственное, чего он хотел, – это идти домой, где его, по представлениям его затуманенного разума, ждали жена и дочь.

– Но куда ты меня ведёшь? – шептал он раз за разом в недоумении. – Куда ты меня ведёшь?

Спрятавшись в своих домах, сотни глаз наблюдали за этой парой, сломленной позором и болью, и многие из детей, игравших с Себастьяном, а также их матери не могли сдержать слёз, глядя, как те садятся в лодку.

Из зарослей появились три фигуры, чтобы подтолкнуть лодку к воде. Мальчик устроил подавленного отца на носу, поднял парус и направил маленькое судно прямо в открытое море.

II

"Жакаре" был кораблем, который можно было назвать «обманщиком».

С длиной почти в сорок метров, семью метрами ширины и тридцатью двумя мощными пушками, на расстоянии более двух миль от уровня моря, особенно когда он приближался прямо, этот корабль выглядел совершенно безобидным, словно обычный каботажный шаланд.

Причин такого оптического эффекта было несколько, и они явно были тщательно продуманы. Первая заключалась в том, что это судно имело крайне низкие борта, практически лишено надводной части корпуса и было окрашено в синий цвет. Это значительно затрудняло определение его истинных размеров, особенно когда море было хотя бы немного неспокойным. Вторая, и, вероятно, главная причина заключалась в необычном оснащении судна: вместо больших квадратных парусов, типичных для галеонов, оно имело треугольные «латинские» паруса. Более того, обычно использовалась лишь половина высоты его трех мачт, что сразу создавало впечатление, будто это судно с таким скромным парусным вооружением и низкими мачтами совершенно неспособно к нападению.

Однако команда «Жакаре» была натренирована таким образом, что вторая половина мачт, которая крепилась металлическими хомутами к основным, могла быть поднята за считанные минуты. Это позволило судну мгновенно развернуть парусную площадь, почти удваивающую первоначальную.

Быстроходное судно в мгновение ока устремлялось к своим доверчивым жертвам, одновременно открывая пушечные порты и демонстрируя врагу всю мощь своего вооружения.

Его название, «Жакаре», что на языке древних индейцев-карибов означало «кайман», было вполне оправданным. Это необычное судно, больше напоминавшее берберийский фрегат, чем настоящий пиратский корабль, было подобно хитрому кайману. Этот хищник, притворяясь спящим на повороте реки, показывая лишь глаза и кончик морды, в нужный момент внезапно прыгает и смертельно захлопывает свои ужасные челюсти на доверчивой жертве.

Его капитан, владелец и судостроитель, известный под странным прозвищем Жакаре Джек, был, по правде говоря, полным отражением своего корабля. Или, возможно, это судно было произведением искусства, созданным в точности по образу и подобию своего хозяина. Ведь с первого взгляда пухлый и лысый шотландец больше походил на зажиточного нотариуса, ленивого учителя или даже монаха, любящего вкусно поесть, чем на знаменитого пирата, о котором говорили, что он потопил более двадцати галеонов. Головы этого человека жаждали увидеть на виселице все правители региона.

Все, кто знал его, а некоторые испытали это на собственном опыте, понимали, что за этой безобидной внешностью мирного и терпеливого человека скрывается жестокий грабитель морских маршрутов. Если он обнажал саблю, то не возвращал ее в ножны, пока она не была окрашена кровью.

Неудивительно, что Жакаре Джек гордился тем, что участвовал в нападениях и авантюрах вместе с Выражение хитроумного Генри Моргана, элегантного Шевалье де Грамона и даже мифического и ненавистного Монбарса, одного из самых жестоких и бессердечных флибустьеров, поднявших черный флаг на своих мачтах в истории.

Но, как настоящий «морской волк», Жакаре Джек строго следовал законам грозных Братьев Берега. Поэтому, когда в туманное утро впередсмотрящий с марса закричал, что по правому борту замечен человек за бортом, он немедленно приказал рулевому сменить курс.

На самом деле это был не один, а двое, кого подняли на борт. И первым делом пирата удивило то, что за штурвалом покалеченной шлюпки, несмотря на отчаянное положение, оказался всего лишь подросток. В то время как здоровяк, дремавший на носу, едва мог связать пару слов.

– Кто вы, откуда и куда направляетесь? – был его первый вопрос.

– Меня зовут Себастьян Эредиа, а это мой отец, – тут же ответил смекалистый юнец. – Мы из Маргариты и направляемся в Пуэрто-Рико.

– Пуэрто-Рико? – переспросил пират, разразившись громким смехом. – Ну ты даешь! С твоим курсом следующая остановка была бы в Гвинее, в Африке.

– Нас застиг шторм, – оправдывался мальчишка. – Никогда не видел столько молний.

– Судя по всему, одна из них ударила твоему отцу в голову, – усмехнулся пират, приложив палец к виску и сделав характерный жест. – Он что, немного…?

– Это долгая история, – сухо ответил юноша.