Две ножки… Грустный, охладелый,
Я всё их помню, и во сне
Они тревожат сердце мне»[8 - А. С. Пушкин. «Евгений Онегин».].
– Бедный Сан Сергеич! Его бы к нам! Всего две ножки и видал! Ох, он бы тут, разгулялся…
– Да, тяжёлое время выпало, но это он скромничал. Одна Анна Петровна Керн, писал, чего стоила. Ты кстати, читал об их последнем свидании? Она жизнь заканчивала в бедности, в разорении. И процессия с её гробом на выезде из Москвы вынужденно встала на обочине, чтоб пропустить ввозимый в столицу памятник Александру Сергеевичу.
– Господь – первоклассный режиссёр.
Снова звякнул сотовый. Лазаревич взял трубку, глянул, кто звонит и сбросил входящий.
Как раз в этот момент на экране тв и замелькали кадры с горящим Домом Профсоюзов.
– Смотрел? – ткнул я вилкой в сторону телевизора, поглаживая то место, где раньше крепилась пуговичка
– Конечно. Сам не свой ходил. Снилось всякое… Хотя сентиментальностью не страдаю…
– Что думаешь? Обо всём этом…
– Доскутся они. Ополченцы раскидают их по фонарям, не дожидаясь Гааги.
– Сложновато, однако, против регулярной—то армии.
– Наши подсобят.
– Ты веришь в детские сказки?
– Если хоть в какие—то сказки не верить, совсем тоскливо жить получится.
Я отхлебнул чай. Сахара не положили, и сие лишь увеличило мои симпатии к данному заведению.
«Лина, отзовись!»
– Помнишь Филлиповича, Дим?
– М—м—м, – задумался друг. – Борьку?
– Его самого. У меня жуткое желание при встрече плюнуть ему в морду и сказать: «Это тебе за Юлю Изотову».
– Кто такая? И почему обязательно плюнуть?
– Медсестра из Краматорска. Красивая девчонка была. Вон, на твою Ирину чем—то походила.
– Была?
– Расстреляли нацики. 21 год ей шёл. Ни малейшего шанса. В спину.
– А Борька при чём здесь.
– А Филиппович прокукарекал в блоге, будто их бригаду обколотые российские наёмники убили, переодетые в украинскую форму.
– Мразь. Конченная. Я не зря брезговал с ним якшаться. За подобное не плевать надо, а до кровавой юшки… Он где обитает—то нынче?
– В Северной Пальмире устроился.
– Охохо! Ишь ты! Другой край географии! Отсюда вывод: дуэль ваша – маловероятна.
– Земля, Димыч, она круглая. Бумеранг недостаточно бросить, его, вдобавок, надо уметь поймать.
– Тут ты прав.
– Ещё Игорь Сивак уже больше недели на сообщения не отзывается… Он там, в Одессе, в Сопротивлении… Надеюсь, прорвётся… Жаль будет невероятно, если…
– Друг?
– Нет. Это ты загнул. Знакомый. Он – поэт, музыкант. Не слишком давно диск выпустил. «Нехолодная война». Не слышал?
– Не довелось. Мимо прошло. Лишнего времени меньше и меньше с каждым годом…
– На вокзал поедем, я включу на планшетнике. Оценишь. На некоторые песни я ему видеоролики делал.
Лазаревич перекатывал из руки в руку бокал с «Фруктовым миксом»:
– Чёт невесело стало…
Вдруг на экране, взамен поющих трусо?в, в новостном выпуске появились кадры из обороняющегося Славянска.
«На короткой пресс—конференции, устроенной после окончания обстрела со стороны украинских войск, Игорь Стрелков обратил внимание журналистов на…»
– Э, халдей, выруби этих сепаров! MTV давай! – крикнул вьюнош, ранее подходивший к бармену с требованием переключить канал.
Димон напрягся.
– Обожди переключать, – лаконично и внушительно бросил он стоящему за стойкой молодому человеку, и продолжил, обращаясь уже к субъекту, недовольно крутящему носом:
– Уважаемый посетитель сего богоспасаемого от налоговой и Роспотребнадзора, пункта общественного питания! Вас не устраивает обслуживание в данном заведении? Что ж, вы всегда вправе с чистой совестью избавить нас от своего присутствия. Будем чрезвычайно благодарны. А коли не спешите выходить на улочку и вялиться на солнышке, а желаете и впредь находиться в тенёчке, так лучше не отсвечивать и помалкивать. И не раздражать остальных!
Белобрысенький обеспокоенно оглянулся на медвежью фигуру моего собеседника, заёрзал на месте. Послышалось: «Ватник… колорад… мало жгли… я б их…!» и что—то неразборчивое.
– Не внял, значит, гласу разума, – поднялся Дмитрий.
– Ты серьёзно? Стоит ли шум поднимать? – спросил я.
– Серьёзно. Очень серьёзно. Не волнуйся, всё тихо пройдёт.
– Помочь? – я отложил салфетку.
– Хо—хо! Сиди, смотри и наслаждайся, подранок! В бой идут старики!