Мир твоих кошмаров. Пантеон 1

Кроме себя Бельмаз исключил из списка своих наложниц, о чем им же проболтался, будучи в сильном подпитии. Если говорить о земной жизни, то Кыванч был человеком современным, не гнушающимся распространенных пороков, поэтому наряду с игроманией страдал легкой формой алкоголизма.

После этих слов наложницы первый и единственный раз устроили забастовку. Они дружно отказались обслуживать своего господина. Не помогли ни угрозы, ни парочка увесистых затрещин. Тогда Бельмаз пустился на хитрость, заверив женщин, что со временем контингент гарема подлежит обновлению. По мере смены кадров все невольницы окажутся на свободе, и дорога на Райский остров будет им открыта.

Кыванч уселся за стол, потянул руку за оранжевым плодом, по вкусу напоминающим манго. Наложницы сидели молча, ожидая, на ком сегодня остановится взгляд повелителя. Бельмаз мысленно предположил, что их родителями были ослицы и шелудивые псы. (Русских в городе не было, поэтому никто не мог научить его ругаться по-настоящему.) Для такой емкой характеристики у него имелись все основания. Ну ладно, нет музыкальных инструментов, поэтому нельзя порадовать глаз владыки эротическими танцами. Но языки-то у всех девиц на месте. Почему бы не усладить слух повелителя изысканными речами? Увы, чего им не дано, того не дано. Они только и умеют, что сплетничать о всяких глупостях. Кроме того, с недавних пор Бельмаз заметил, что наложницы с каждым разом выглядят все мрачнее и мрачнее. И началось это после того, как он проговорился, что закрыл им доступ на Райский остров. Но ведь временно, он же сказал, что гарем ждет ротация кадров. Или они больше верят не словам владыки, а поступкам? Да, имелся такой неоспоримый факт. Бельмаз лично осматривал молодых девушек и женщин, только попавших в город. Почти всех их он браковал, однако недавно одну из них выбрал в свой гарем. И при этом всех старожилов гарема оставил в списке «невыездных». Но разве это повод встречать своего господина с кислыми рожами?

– Эй, Иорданка, расскажи мне что-нибудь интересное, – обратился Бельмаз к голубоглазой болгарке, которую одной из первых сделал своей наложницей.

– Что тебе рассказать? – спросила красотка, после короткой паузы невнятно добавив, – повелитель.

– Если бы я знал то, о чем ты можешь рассказать, то не стал бы просить. Поведай что-нибудь неизвестное мне, какую-нибудь интересную историю.

– Я не знаю таких историй, – на этот раз Иорданка и вовсе обошлась без «повелителя».

– Совсем распустились дочери дьявола! – подумал Кыванч. – Надо кого-то из них сурово наказать, тогда остальные станут, как шелковые. Но с этим успеется… Да, обидно до слез. Ни музыки тебе с танцами, не увлекательных бесед. Придется волочь женщину в постель без всякой выдумки, как простому смертному.

Бельмаз доел фрукт, вытер губы льняной салфеткой, изрядно выцветшей от многочисленных стирок, поскольку другую взять было негде, и окинул взглядом притихших женщин.

– Ариадна, – сказал он, вставая и протягивая руку.

На лицо очаровательной гречанки налетела едва заметная тень. И это вместо радости, что сегодня выбор повелителя пал на нее. Совсем распустились, неверные!

Знал бы Бельмаз, что дела его даже хуже, чем могло присниться в кошмарном сне. Все же Пантеон – не Турция, к наложницам евнухов не приставишь – ввиду их полного отсутствия. Женщины располагали свободой, пусть и ограниченной, чем воспользовались, когда возникла такая необходимость.

Первой начала словенка Милица:

– Сколько нам еще терпеть этого жиреющего борова? Меня уже тошнит от его сальных объятий и слюнявых поцелуев.

– А что нам делать? Если откажемся делить с ним ложе, нас ждет страшная участь. Я не хочу копать корень Химеры рядом с ужасными монстрами. Пусть все остается, как есть, – покорно сказала турчанка Фариша.

– Я бы терпела, если бы Кыванч сдержал обещание и дал нам шанс отправиться на Райский остров. Но он солгал, и мы обречены ублажать этого урода, пока не утратим своей красоты. А потом случится то, чего так боится Фариша. Нас отправят за стены города, – констатировала Ариадна.

– Это понятно. Но что нам делать? У нас нет оружия, да мы и не умеем с ним обращаться. Любая наша попытка избавиться от Бельмаза обречена, – со вздохом заметила черногорка Влада.

– В городе тоже возмущены нашим хозяином, но молчат, боятся. Страшно, когда на тебя нацелены автоматы с пулеметами, – сообщила натуральная блондинка Тереза, одна из немногих горожанок, родившаяся в стране, которая никогда не входила в состав Османской империи.

– Откуда ты знаешь про настроение в городе? – спросила Иорданка.

– Я иногда встречаюсь с одной девушкой. Она работает поварихой в столовой.

– Постойте-постойте! – воскликнула Милица. – Кажется, у меня есть идея…

На следующий день Тереза встретилась с поварихой. Предлог был обычный, наложница собиралась заказать на обед свое любимое блюдо. Специальная готовка была одной из привилегий, дарованных Кыванчем своему гарему.

Поначалу разговор не клеился. Повариха побаивалась откровенничать. Кто знает, вдруг это провокация, устроенная Бельмазом? Ситуация в городе накалялась. Хотя Кыванч и его подручные опасались беспредельничать, людям уже седалищной костью в горле сидела его власть. Надоело, что самое лучшее достается тем, кто безотлучно находится в городе, тогда как остальные ежедневно рискуют жизнью.

Хитрый Кыванч запросто мог использовать своих наложниц не только по прямому назначению. Почему бы не задействовать самую толковую из них, как провокаторшу? Прописная истина – пожар надо тушить, пока он не разгорелся, иначе может быть поздно. Кто знает, возможно Кыванч решил с помощью Терезы выйти на зачинщиков готовящегося бунта, схватить их и таким образом надолго гарантировать себе безопасность? Потому повариха и осторожничала, всеми силами уклонялась от скользкой темы.

Хорошо, что сообразительная Милица предвидела такой поворот событий и разработала план разговора на все случаи жизни. Короче, настала очередь Терезы рисковать. Она, хотя и без подробностей, рассказала, как наложницы собираются избавиться от местного тирана.

– Завтра! Продолжим наш разговор завтра, – слегка подумав, ответила повариха.

Их новая встреча не затянулась.

– Подойди вечером к швее. У нее для тебя есть обновки.

Если это и были обновки, то исключительно для отвода глаз, в расчете на то, что разбирающийся в женской моде, как правоверный мусульманин в сортах свинины, Бельмаз ничего не поймет. Забегая вперед, так оно и вышло.

В доме швеи Терезу ждал среднего роста худощавый мужчина с лицом, будто высеченным из камня. Это был Милаш Суботич, бывший сербский полицейский, оказавшийся среди простого люда исключительно из-за неприятия компьютерных забав. Он не сумел одолеть даже первый уровень. Пантеон оставил Милаша без оружия, но не смог лишить боевого духа. От полицейского Тереза не стала ничего утаивать, рассказала весь план до мельчайших подробностей.

– Да, – усмехнулся тот, – женское коварство – страшная сила, тем более опасное, что от слабых и очаровательных созданий не ждешь смертельного удара. Теперь очередь за нами. Я поговорю с верными людьми, затем какое-то время уйдет на подготовку. Но и тянуть нельзя. Насколько я понимаю, в курсе задуманного весь гарем.

– Да, весь, – подтвердила Тереза.

– А женщины – оружие обоюдоострое, хотя бы в силу своей… э-э-э… повышенной врожденной разговорчивости. Так что постараемся сделать все быстро, но при этом со всей возможной тщательностью…

Очередной поход к наложницам складывался замечательно. Женщины встретили Бельмаза ласково, как в старые добрые времена. Они выставили на стол бутылку самого лучшего вина, которое можно было отыскать в городе. Выпили рюмочку-другую, и Иорданка неожиданно запела. Голос у болгарки был мелодичный, ласкающий слух. Кыванч довольно улыбнулся. Теперь он хотя бы на шаг стал ближе ко двору турецкого султана. Улыбнулся и между делом опустошил стакан, в который наложницы осторожно подлили обманчиво легкого вина.

Вскоре отпала всякая необходимость в осторожности. Захмелевший Бельмаз сам тянул руку к бутылке, второй помахивая не совсем в такт очередной песне. Потеряв бдительность, он не услышал, как рядом с домом коротко ухнул чукан – местный аналог земной совы. А если бы и услышал, вряд ли бы обратил внимание. Чуканы в изобилии водились по всему Пантеону и особенно полюбили города, где хватало различных грызунов.

А вот женщины тут же отреагировали на уханье птицы. Милица, как самая решительная из всех, первая бросилась на Кыванча. Ей удалось сбить его со стула на пол. Тут же к разборке подключились остальные наложницы. Бельмаз был намного сильнее любой из них. Но когда семеро на одного, да к тому же перестаравшегося с выпивкой и не ожидавшего нападения, не надо ходить к гадалке, чтобы предсказать итог схватки…

Система обороны административного здания, где обитал Бельмаз с подручными, от собственного народа была устроена достаточно незатейливо, но при этом вроде бы надежно. Местные умельцы проложили ход на крышу, где сколотили специальную платформу. На ней установили пулемет. Круговой обзор позволял вести смертоубийственный огонь по любой точке в городе, тяжелые пули насквозь прошивали жилые домишки. Окна первого этажа те же умельцы забрали решетками из самого прочного местного дерева. В темное время суток по первому этажу расхаживал боец, готовый автоматным огнем пресечь попытку взломать решетку.

Двери на ночь запирались, причем ключи были только у Бельмаза и его ближайшего подручного. Обоих, появись они в жилом районе без охраны, народ разорвал бы голыми руками, поэтому исключалась передача ключей заговорщикам.

Но в любой обороне есть слабые места. За все время не было ни одной попытки штурмовать логово узурпатора, и охранники несли службу, как Бог на душу положит. Мужчина лет тридцати с наголо бритой головой так увлекся борьбой с дремотой, что встрепенулся только от подозрительного металлического звяканья. Он вскинул голову и увидел за окном женщину. Та, в свою очередь, заметила, что боец вернулся к несению службы, и тихонько постучала в окно. Тот пригляделся. Кажется, эту дамочку он видел среди наложниц Бельмаза. Но стопроцентной уверенности не было, не так часто хозяин демонстрировал холуям своих красоток, поэтому он слегка приоткрыл форточку и грубо бросил:

– Чего тебе?

– Помогите! Наш господин выпил лишнего и не может ходить. Надо отнести повелителя в его личные покои.

– Ты что, с кипариса рухнула? Уважаемый Кыванч строго-настрого запретил по ночам выходить из дворца. К тому же у вас есть отличное место для ночлега.

– Но он говорит, что хочет домой, в свои покои.

– Так он в состоянии разговаривать! – вырвалось у охранника. – Ничего, завтра проснется и поймет…

Что должен понять Бельмаз, навсегда осталось невыясненным. Ведь красавица заговаривала охраннику зубы, а металлическое звяканье, вырвавшее его из дремы, объяснялось очень просто. Милаш открывал дверь ключами, взятыми у Кыванча.

Боец успел заметить краем глаза смутное шевеление, и тут же рухнул на пол. В его груди торчал кинжал, запущенные твердой рукой бывшего полицейского. Милаш еще раз ухнул. Из-за ближайших домов к мэрии устремились вооруженные люди. Они мчались быстро и при этом в абсолютной тишине. А Бельмаз вчера сдуру обрадовался, что горожане буквально вылизали прилегающую к его логову территорию. Не оставили ни мелкого камушка, ни маленькой веточки. Знал бы он, что генеральную уборку затеяли с единственной целью – чтобы без шума и максимально быстро занять исходные позиции. Три человека несли бурдюки, сделанные из шкур местных животных. Они шустро заскочили в здание. Остальные, держа наготове оружие, заняли позиции вокруг бандитского гнезда.

Восставшим повезло, падение охранника встревожило лишь одного человека. Милаш вовремя среагировал на скрип открывающейся двери, благо, до нее ему было меньше десяти метров. Едва в коридор высунулась заспанная физиономия, бывший полицейский вторым кинжалом перерезал боевику горло. Ему он не позволил упасть, вовремя подхватил и осторожно уложил на пол. Тут и троица с бурдюками подоспела. На пол хлынула жидкость, добываемая из масляного дерева. По консистенции жидкость походила на нефть, а горела даже лучше.

Вспыхнул огонь. Четверо выскочили во двор. Хотя здание было каменным, дерева внутри хватало. Поэтому занялось быстро и разгорелось так, что для тушения требовалась пожарная команда. Команда внутри дома была, но она специализировалась не на тушении, а на разжигании огня. Огня народной ненависти, который вылился в погребальный костер Бельмазу и его прихвостням.

Некоторым боевикам повезло. Они не успели проснуться и задохнулись в едком дыму. Но большинство выскакивало из комнат. Кто-то через окно, остальные через пылающий коридор. Прыгуны, как правило, отделывались легким испугом и мелкими повреждениями. Их тут же вязали и отводили в сторону. Выбегающим из двери повезло меньше. Многие боевики успели прихватить оружие. Стволоносцев убивали на месте во избежание неприятностей. То и дело под раздачу попадали безоружные. Дело ж такое, лес рубят – щепки летят. Уцелевших перехватывали, не давая разбежаться, и отправляли в общую кучу. Всего набралось тридцать восемь пленников.

Нападавшие не потеряли ни одного человека. Милаш даже не поверил, когда ему сообщили это известие. Вроде, стреляли и не слабо. Да и противостояли им не пай-мальчики, а матерые волчары, собаку съевшие в измывательствах над себе подобными.