Но сердцем всё я рвусь в путь дальний, поворотно
И время… ах! ищу дальнейших в нем границ.
Литва! Лесов тех песнь дороже слух мой ценит,
Чем песни соловьев салгирских и девиц,
И мне тех вересков болотных не заменит
Ни ананасов блеск, ни пурпур шелковиц.
От ней вдали, стремлюсь я к тем и тем предметам,
Но и в рассеянье вздыхать мне рок судил
О той, которую я с детства полюбил.
Там милая… Тот край взят у меня запретом;
Там всё живет, следы любви моей храня:
Она мой топчет след, но… помнит ли меня?
Дорога над пропастью в Чуфут-Кале
Мирза
Молитву прочтя и поводья спустив, отвернись!
О всадник! Здесь разумом конским ногам покорись!
Конь верный! Смотри, как, склонясь над оврагом
открытым,
Колени пригнул он, за край ухватился копытом.
Шагнул – и повиснул! Туда не заглядывай! Взор
До дна не дохватит внизу и не станет в упор.
Рукой не тянись туда: надо сперва окрылиться;
И мысли туда не ввергай: ее груз углубится,
Как якорь, опущенный с мелкой ладьи в глубину, –
Но, моря насквозь не пронзив, не прицепится к дну,
А только ладью опрокинет в пучину и втянет.
Пилигрим
Мирза! А ведь я в эту щель заглянул – и дрожу!
Я видел там… Что я там видел – за гробом скажу:
Земным языком и не выразишь: слов недостанет.
Гора Кикинейс
Мирза
Взгляни в эту пропасть! Там неба лазурь у тебя
под стопою:
То – море. Сдается, тут птицу, что в сказках зовут
Птах-горою,
Перун поразил, и гигантские перья, как мачтовый лес,
Рассыпавшись, заняли места вполсвода небес –
И остров плавучий из снегу покрыл голубую пучину:
Тот остров средь бездны – то облако! Мира одел
половину
Мрак ночи угрюмой, что вышла на землю из персей его,
Ты видишь: увенчано огненной лентой чело у него –
То молния! Станем тут! Бездна под нами. По этим
стремнинам
Должны чрез нее пронестись мы на полном скаку
лошадином.
Вперед поскачу я, ты ж бич наготове и шпоры имей!
Исчезну я – ты под утесы с их края смотри понемногу!
Увидишь – мелькнет там перо: это будет верх шапки
моей;
А нет – так уж людям не ездить той горной дорогой!
Развалины замка в Балаклаве
Руины!.. А твоя то бывшая ограда,
Неблагодарный Крым! Вот замок! Жалкий вид!
Гигантским черепом он на горе стоит,
Гнездится в нем иль гад, иль смертный хуже гада.
Вот – башня! Где гербы? И самый след их скрыт.
Вот – надпись… Имя… чье? Быть может, исполина!
То имя, может быть, героя: он забыт;
Как муху, имя то обводит паутина.
Здесь грек вел по стенам афинский свой резец;
Там – влох монголу цепь готовил; тут пришлец
Из Мекки нараспев тянул слова намаза, –
Теперь лишь черные здесь крылья хищных птиц
Простерты, как в местах, где губит край зараза, –
Хоругви траура над сению гробниц!
Аюдаг
Люблю я созерцать с утесов Аюдага,
Как пенятся валы, встав черною стеной,
Иль, снежно убелясь, серебряная влага,
Сияя в радугах, крутится предо мной.
Об мель дробится хлябь – и темных волн ватага,
Как армия китов, песок брегов
Вдруг осадившая, обратно мчась, все блага –