Вкус времени – I

– Какой Боженька?! Их посылают ученые и принимают ученые. Так можно разговаривать, например, из сада с нашим домом.

– Вот бы нам такое радиииоооо, – протянул пораженный мальчик.

Значит, в этом чуде не участвует Боженька, а все вершат люди и без его помощи?! Но может быть, хоть где-нибудь, видно присутствие Божественной руки?! Мальчик перебирает в уме все, что делают, обливаясь потом, люди и нигде не обнаруживает присутствия Божьей помощи.

Эти вопросы и мысли явились теми семенами, из которых выросло древо рационалистического мышления Владика.

Но, если честно сознаться, то став взрослым, Щеголев не сделался счастливее от своего рационализма, так же как и все люди не стали счастливее, изгнав с полей и из лесов, городов и сел некогда населявших их богов и богинь.

Много позже, в моменты страшных испытаний Владик вновь спросит:

– Где же ты, Господи?!

Конечно, рационалистическая идея формируется у мальчика не сразу, по мере его развития и только в Кашире, в доме Митрофановых мальчик преподносит маме свое религиозное кредо в ответ на укор в том, что сегодня забыли помолиться:

– Я не признаю Бога, – безапелляционно изрекает Владик.

Мама после такого заявления младшего сына бледнеет и чуть слышно говорит:

– Ты еще мал, чтобы рассуждать об этом.

Мальчик, однако, чувствует, что он не так уж мал, если у него появляются такие идеи. Но наряду с обладанием идеями, мальчик не знает элементарных слов. Как-то, повествуя за обедом о выдумках своего приятеля Горы Чернова насчет страшного суда, который нас всех ждет, Владик прибавил что он всегда в таких случаях тихо говорит себе:

– Ври, Гора, да не завирайся!

Мама сказала:

– Верно, ты не тихо говорил себе, а думал, – и добавила, – а Гора прав…

Но мальчик уже не слушал, он с радостью повторял новое слово:

– Я думал, я думал, я думал…

Так Владик приобщился мышлению, как делают это взрослые – он тоже стал «думать».

Начало было положено.

Но принесут ли эти размышления счастье?

ГЛАВА 3

На 1 марта 1907 г. В Москве и пригородах проживало 1359 886 жителей, в Петербурге – 1464 000…

Из 80734 московских квартир лишь 18519, т.е. менее четвертой части, имеют проведенную воду и присоединены к канализационной сети… «Мудрено ли, что при таких условиях холера по три года не переводится в Москве» – сообщает корреспондент.

    «Русские ведомости». 23 июля 1910 года

Уклад, положение и образ жизни Щеголевых заведомо предполагал многочисленные знакомства и широкое общение. Да и добрый отзывчивый характер Екатерины Константиновны, не способной отказать в помощи или участии, привлекал и родственников, и друзей, и случайных посетителей. Но иногда шумные и требующие внимания гости все же доставляли некоторые неудобства. Всегда нарушал покой громогласный Густав Франк, шумной ватагой налетали Вейсберги, Веденским же было необходимо «утонченное» обхождение…

Густав Густавович Франк со своей молодой женой совершал свадебное путешествие в Европу на белом пароходе. Для полноты ощущений они отправились через Константинополь и Каир. Собрав деньги после продажи урожая и получив доход от двух петербургских домов, он сыграл свадьбу, и в канун Рождества отправился в турне.

Вероятно, Густав Густавович или Гуля, как его звали близкие, был самой колоритной фигурой из числа знакомых Щеголевых, бывавших в Песчаном. Франки имели средства и могли себе позволить то, что не позволяли себе другие. Кроме того, молодой Франк умел вести доходное немецкое хозяйство, завел породистый, продуктивный скот и вел правильный севооборот. Одним словом с успехом выколачивал копейку из русской землицы.

Стоя на верхней палубе, обдуваемой горячим босфорским ветром, Гуля с удовольствием предвкушал свой первый вояж с интересной женой и, главное, с большими деньгами, предназначенными для удовольствий.

Море казалось бескрайним и горизонты, в прямом и переносном смысле, для русско-немецкого барина расширялись. Теперь в сферу его интересов должны были войти не только московские, петербургские, но и азиатские и европейские кабаре, казино и другие подобные заведения для «содержательного отдыха».

Константинополь, правда, был великолепен только с борта парохода – узкие грязные улочки города с разномастной и крикливой публикой соответствовали разве что его представлениям о востоке вообще, навеянным «Тысячью и одной ночью». Тем не менее, несмотря на присутствие молодой жены, он посещал турецкие бани и другие вертепы, где демонстрировались все восточные варианты плотских радостей. Однако, азиатские услады ему не понравились, и он остался верен европейским…

Следующий пункт остановки – Каир начала ХХ столетия, как ему показалось, мало отличался от столицы Египта времен правления Тутанхамона, и Гуля, не впечатлившись мутными водами Нила и осыпающимися пирамидами, отбыл в более пристойные страны. И все же в Египте ему «повезло» – он тайно, с великими предосторожностями, нарушив местные законы, дорого купил роскошную тысячелетнюю мумию фараона, и потом с большой помпой привез ее в свое имение в Ледово. Но скоро владелец фараона обнаружил, что древний монарх не выносит российского климата и разрушается. Мумия оказалась склеенной из папье-маше, а внутри кокона болтался только синайский песок.

Прибыв на Лазурный берег, Гуля вздохнул с облегчением – вот он, европейский курорт достойный королей! И, как он убедился сойдя на берег, действительность не расходилась с фотографическими видами. Набережная Монтекарло сверкала белоснежными виллами, утопающими в сочной зелени. Куда там Кашире с ее речными полузатопленными дебаркадерами…

Одним словом, Монтекарло его пленил. Здесь роскошь дворцов не соседствовала с лачугами бедняков. Все было пристойно, приватно и дорого. Супруги, естественно, посещали знаменитую рулетку, и Гуля просиживал там днями. Моментально вокруг столь щедрой пары, прибывшей на отдых из России, образовалась «дружеская» компания, которая не уставала восхищаться талантами и возможностями мсье Франка. В ночных клубах он сорил деньгами, оплачивая прихоти этуалей, в картежной игре, забыв о молодой жене, успевал заигрывать с молодыми особами и выпивать с приятелями несчетное количество водки и вина. Собутыльники соревновались, кто сколько аршин водки выпьет. Рюмки наполнялись водкой и ставились вплотную в одну линию, измерявшуюся аршинами.

Перечисляя гарсону любимые блюда, Гуля говорил:

– Глупая птица утка, одну съешь – мало, две съешь – много.

В Париже Франк снимал великолепные апартаменты с белым роялем и черным лакеем, стоившие ему триста целковых в месяц. Там он закатывал холостые и не холостые кутежи. В буфетах и барах он любил шикануть перед посетителями и за рюмку водки и бутерброд с икрой бросал буфетчику золотой. После такого номера буфетчик или бармен, согнувшись, бежали впереди щедрого вельможи, распахивали двери и желали «его сиятельству» счастливого пути даже по-русски. Вся публика с восторгом лицезрела этот спектакль. Сыну немецкого ростовщика слово «сиятельство» звучало музыкой.

Испив сию чашу цивилизованных наслаждений, Густав Густавович повадился в Европу по делу и без, находя для жены и родственников более-менее приемлемые объяснения. По возвращении из заграничных вояжей, Гуля красочно описывал их знакомым и соседям. Но русские медведи не поняли всей прелести похождений на площади Пигаль или вечеринок с обнаженными мамзельками в Мулен-Руж в Париже и закатили сластолюбцу опеку над его имуществом. Им не нравилось, видите ли, что отечественные капиталы уплывают в заграничные бардаки. Гуля был взбешен, но к его счастью (или несчастью) опекуны не проявили большой строгости.

Франки владели имением Ледово, неподалеку от Каширы. Поговаривали, что Франк-отец, промышляя ростовщичеством, сколотил состояние и полез в русские поместки. Однако семья сохраняла лютеранскую религию вплоть до германской войны. С началом войны Густав Густавович перешел в православную веру. При крещении его нарекли Виктором Викторовичем. На самом-то деле Франк не верил ни в Бога, ни в черта, он поклонялся своей мамоне. Он был непревзойденным мастером пожить, поесть и попить…

Но, возможно, как раз деньги и внесли разлад в семью – жена скоро поняла, что ее муж интересуется только способами приобрести на них максимум сомнительных удовольствий. И после того как супруги разошлись, Франк, освободившись от сдерживающих сил, еще более расширил круг своих развлечений.

В германскую войну Гуля притих. Он боялся, что его интернируют, но за него видимо поручились те же опекуны, также помогли, конечно, и солидные пожертвования на Красный Крест, в фонд помощи раненым и на прочие богоугодные цели.

В 1918 году по решению местного комбеда Франк выкатился из Ледова и поселился в Кашире. Как говорил сам Гуля, здесь он жил на средства, получаемые из «земельного банка», то есть на выручку от продажи ценностей зарытых в землю. У него имелась в Кашире приятельница, разрешившая ему при понятных обстоятельствах зарыть кубышку в ее саду, но так, чтобы она не видела, где именно. Живя постоянно в городе, Франк частенько наведывал Ледово. После развода с женой и еще до вселенских катаклизмов он присмотрел миловидную крестьянскую девушку, сделал ее горничной в доме и жил с ней. Впоследствии он женился на этой крестьянке – Груше, имея от нее уже двоих детей.

Франк настолько втянулся в авантюрную жизнь, что ни войны, ни революции не смогли его остановить. Продолжались эти похождения и при новой советской власти. В Кашире Франку пришлось отказаться от многих былых привычек, но не от всех. На «земельный капитал» он продолжал поигрывать в карты. Для любителей картежной игры имелись тайные заведения в частных домах. Одно из них называлось «вертеп», а другое «притон». Здесь шла откровенная денежная игра. Несмотря на свой опыт, Франк частенько проигрывал, его попросту обирали местные шулера, знающие кого можно потрошить, и «земельный банк» быстро пустел.

После каждого проигрыша Гуля горестно сетовал на то, как он неудачно прикупил, что банк сорвали, когда у него на руках имелись верные карты и прочее в таком духе. Шулера знали свое дело…

Иногда, на запрещенные уже революционными законами притоны и вертепы, милицией устраивались облавы. Тогда игроки молниеносно прятали деньги и карты кто куда мог: в носки, в горшки с цветами, в печи. Рассказывали, как однажды милиционер из облавы сказал Франку:

– А что это вы ложкой из пустой тарелки черпаете?

– Да я просто мух гоняю, – ответил Гуля, растерявшись при виде ворвавшейся милиции.

В другой раз, при настойчивом стуке в дверь, толстый Гуля полез в окно, но застрял:

– Лезу и не пролезаю, а сзади уже хватают за штаны!

В минуты отрезвления от картежного азарта Гуля, потерявший и все деньги, и земли, и усадьбу, порывался начать хлопоты о поступлении на работу в качестве крупье, одного из действующих московских игорных домов. Для такой цели он придерживал свой лучший костюм заграничного шитья, привезенный еще из Франции. Но однажды и эту последнюю надежду Гуля поставил на кон, желая отыграться наперекор невезению. Банк сорвали, и мечта о доходном месте крупье не осуществилась.

Некоторое время Гуля служил делопроизводителем в каширской тюрьме. Ему давали арестанта из трактирных половых для личных услуг, и тот сервировал ему стол по стародавнему образцу – с сияющим столовым серебром, белоснежными салфетками, хрустальными флаконами для специй. Но теперь на саксонских блюдах возлежала вареная кормовая свекла, а в хрустальных солонках содержался бузун – соль немолотая и черная. Однако Гуля умел смаковать и строил фантастические бутерброды из нарезанной ломтиками мороженой картошки, кормовой и красной свеклы. Такое сооружение выглядело столь же красочно, как блюда из омаров, подаваемых в каком-нибудь гастрономическом королевстве в старые добрые времена.