Толстая Королева

– Да, у меня для вас подарок на прощание, – она протянула ему бумагу. – Это ваше зеркало. Про вас можно книги писать, ей богу! – добавила Каравелла.

– Про вас тоже, ваше величество. Таких странных королев я не встречал, а ваша коллекция разбитых листьев ещё будет преследовать меня в жутких снах.

– Тогда давайте уже подведём итоги игры и расстанемся. Бесстрастно обсудим друг друга! Вы первый! Что расскажете обо мне? С чем покидаете свою королеву?

– Позвольте, ваше величество, – оживился Воин. – Повторюсь, ваша коллекция картин меня поразила. Как вы сами сказали, я первый, кто увидел ее. Я ценю это, поверьте. И я размышлял, почему вы так стесняйтесь ее. Вы сейчас можете отнекиваться, убеждать меня в обратном, но я от своих слов не откажусь. Я думаю, вы боитесь людей, поэтому и избегаете их, но желание в обществе живёт в вас и оно велико, но вы нашли, как его заместить: рисовать картины. Есть люди, которым приятно в длительном одиночестве, но, мне кажется, вы не из тех, королева. И потому, я уверен, простите мою дерзость, но вы та ещё трусиха.

Каравелла уже побагровела ни то от смущения, ни то от злости, она уже хотела выразить ее словами, но Воин опередил:

– Ах да! Самое главное! Я думаю вас назвали Каравеллой, потому что вы величественная, статная и… самобытная. Настоящая королева, проще говоря, но кто-то на базаре ляпнул ерунду, и теперь ее никак не искоренить. Я все же узнал ваш секрет. Благодарю за такую возможность, королева.

Воин замолчал и коротко кивнул, передавая Каравелле право слова.

– Стеклянный Воин, вы умеете дружить лишь до определенного момента: когда возникает настоящее тепло и взаимопонимание с собеседником, вы не выдерживаете этого и сбегаете. И ладно бы сразу, но нет, вы его уничтожаете перед этим. Доводите до отчаяния, топите, унижаете, заставляете почувствовать себя ничтожеством, и эти способности не определяются остротой ваших необыкновенных мозгов, как вы считаете, но они определяются наличием души. Так вот у вас ее нет. Вы демон, я не ошиблась. Вы бесчувственный каменный человеконенавистник! И в этом ваша никчёмность. Ваши бесконечные скитания по свету лишь доказывают отсутствие места в живом мире. Никто из людей не сможет ужиться с вами: любой погибнет около вас. Вы не способны сочувствовать и сострадать. Вы мертвец, ваше тело – красивая пустая оболочка, а моя настоящая громкая речь – зеркало вашей сущности. Прислушайтесь. Загляните. Вам нравится ваше отражение? Мне с вами до боли тяжко находиться (даже сейчас), и я более не потерплю этого! Так вот, знайте же, в настоящей игре я победила вас!

Стеклянный Воин, казалось, очень внимательно слушал Каравеллу, и она даже увидела заинтересованность в его глазах, но боялась вновь обжечься: вдруг Воин притворяется? Вдруг опять станет отшучиваться и подтрунивать над ней?

– Ваши слова, королева, вводят меня в тупик. – Наконец произнес он.

Каравелла заметила, как ему трудно говорить. Его щеки налились алым, он прятал глаза. Ему стыдно!?

– Я не знаю, что ответить вам, я впервые такое слышу о себе, но стекло в моей груди накалилось, и меня это пугает: я не знаю, как остудить его. Словно ответ на поверхности, но я пока не могу его найти.

Он направился вон из парка, но резко остановился и, не поворачиваясь, произнес:

– А если я рассмотрю свое отражение, – тихо произнес Воин. Он будто рассуждал сам с собой. – Если я разгадаю загадку самого себя…

Каравеллу мучили сомнения: как красиво говорит Воин, как он открыт! Ах, как правдиво играет! Поверить ему или нет?

Каравелла боялась вновь открыться, но и молчать не стала.

– Вы на это неспособны! – драматично воскликнула она и закрыла ладонями лицо.

Что это с ней? Почему она ведёт себя, как насурьмленная девка на сцене дешёвого театра?! И она тут же призналась себе: ей хотелось, чтобы Стеклянный Воин опровергнул ее речь и доказал обратное. Для этого она и продемонстрировала нарочито яркие эмоции, дабы раззадорить Воина.

Каравелле стало противно от самой себя: жеманно-притворное поведение моветон для королевы, да и для неё лично.

Но повелся ли Воин на женскую хитрость?

Воин ушёл, ничего не сказав.

Каравелла ждала.

9

Через несколько недель королевство настигло потрясение: на центральной площади состоялась выставка картин неизвестного художника.

Десятки полотен заполонили площадь. Люди разных сословий посетили торжественное мероприятие. На картинах были изображены осенние листья, и вся площадь утонула в пышном листопаде. Народ ликовал и восхищался, а вскоре из толпы то один, то другой невзначай спрашивали, где хозяин полотен.

На площади присутствовала одна знатная дама.

«Белая кость!» – перешептывались одни.

«Какова красота!» – восхищались другие.

«Откуда она взялась?» – удивлялись третьи.

Дама же сдержанно улыбалась и старалась быть приветливой и милой, но частенько она терла ладони друг о друга: она очень тревожилась. В такой толпе людей она никогда не находилась.

Но тут народ привлекла внимание одна из картин – единственная, на которой был нарисован человек.

– Боже, это он, это он! – восторженно шептались женщины.

– Какой красивый! – смущённо хихикали молоденькие девушки.

– Стеклянный Воин! – громыхнул кто-то басом.

На картине был изображен бюст молодого мужчины. Его лицо исказила гримаса боли, но он словно старался сдерживать ее – казался надменным. Так все и думали, но знатная дама, та, что «белая кость», наверное, единственная на всей площади, знала, что это маска.

Ниже плеч тело мужчины покрывало стекло.

Вскоре восторженные вздохи прекратились, и толпа стала сетовать да сокрушаться:

«Ему, наверное, больно?»

«Жалко его!»

«Смотреть невозможно! Красивый, но… несчастный какой-то …»

«Да разбить вдребезги чёртово стекло!» – раздалось знакомым басом на всю площадь.

Вскоре вообще случилось невообразимое: на площади появился настоящий Стеклянный Воин. Народ обступил его, бабы да девки, буквально, в лицо заглядывали, а он все шёл и шел к центру площади – к знатной даме, что «белая кость».

Вот он подошёл к ней и поклонился. Народ утих.

– Добрый день, ваше величество! – поздоровался Воин. – Я разгадал загадку.

Толпа хором охнула. Воин подошёл к своему портрету и легонько коснулся рукой.

– Я вижу свое отражение. Оно хрупкое, как стекло.

Площадь утихла, казалось, Воин и Каравелла остались одни.

– Я несу в себе свое стеклянное хрупкое сердце. Я боюсь его разбить, и так опасаюсь, что кто-то из людей его ранит, что нападаю первым. Делаю им больно, чтобы мне не причинили боль первее, так я умею общаться с людьми, вернее бесконечно враждовать с ними. Но я так устал от бестолковых сражений! Королева, вы отразили мою сущность, вы будто вернули мне меня. Таких ценных подарков мне прежде не делали. Я бесконечно благодарен вам. И ещё… Я чувствую… – он заколебался. – Как тяжко прямо говорить о том, что греет душу, но все же произнесу: я только вам хочу доверить свое сердце из стекла. Если вам, конечно, нужны такие непрошеные подарки… И не уверен я, что вы доверите мне свое… Если же, вы откажитесь, боюсь, я погружусь в черную печаль, но все же встречу меланхолию с почином…

Каравелла смущённо едва заметно улыбнулась и шагнула ему навстречу. Воин подошёл к королеве и, взяв за руку, прислонил ладонь к своей груди.

– Берегите его, а я буду беречь ваше всем своим уязвимым, никчёмным и трусливым, но очень ранимым и любящим вас стеклянным сердцем.