– Я не стану закатывать истерику, но, скажу честно, я еле-еле сдерживаю желание вонзить вам нож в грудь!
– Там стекло, ваше величество! – отшутился Воин. – Нож об него сломается.
Тут Каравелла больше не могла терпеть:
– Меня бесит, как вы бросаете заумными фразами, меня это так раздражает, что я готова вас проткнуть чем-нибудь, чтобы вы, наконец, хоть что-нибудь почувствовали! Смотреть тошно на вашу бесстрастную нахальную физиономию! Так бы хоть порыдали, а я бы успокоилась: вы оказывается все же живой!
– Что?! – Воин шарахнулся от Каравеллы. – Ваше величество, вы хотите, чтобы я страдал?! Вам от этого станет легче?!
– Мне станет легче, если я увижу, что вы живой! Я хочу видеть вас, а за вашими шутками вас нет!
– Вам кажется, ваше величество! Я просто шучу! Это ничего не значит.
– Нет, мне не кажется! – взорвалась Каравелла, но быстро утихла. – Мне интересно, а что если вы перестанете шутить? Что останется от вас без ваших шуток? А ничего! Вернее, дикий страх, вот что! Только мы с вами сблизились, как вы стали подтрунивать надо мной! И, знаете, Воин, мне спокойнее видеть ваш страх и неловкость, чем дурацкие шуточки! Но вы слишком трусливы для такой наготы. Вам лишь бы прятаться под личиной шуток и умничаний. Так вот мое видение: вашим мозгам, Воин, не хватает чувств. Мозги – плюс сто, чувства – минус ноль. Даже в вашем голосе я слышу стекло. Но вы не холодный, вы стеклянный и бесчувственный.
Каравелла подошла к стене и коснулась ее.
– За стеклом ярко светит солнце. Я прикладываю руку к стеклу и ощущаю, какое оно теплое. Но жизнь в нем не живёт: оно мертвое. Вы, Стеклянный Воин, греетесь под солнцем, но его жаркие лучи не проходят сквозь вас, потому что стекло не пропускает тепло. Знаете, лучше б вы были разбиты.
Теперь Воин стал закипать. Каравелле даже показалось, что он начнет топать ногами, заткнув уши, лишь бы не слышать ее, но Каравеллу уже было не остановить.
– Последние дни наше общение превратилось в бой на ринге: я чувствую интерес и даже азарт, но и тревогу: я боюсь такого общения, оно мне вредит! Отныне наше общение не созидает, но разрушает. Я не понимаю смысл, а он только лишь в том, чтобы уничтожить меня, и я все равно проиграю, не потому что я хуже, нет!
Каравелла подошла к Воину и заглянула в глаза, будто вычитывая из них самую его суть.
– … а потому что вы не способны на искренность и слабость. Вы очаровываете женщину, вы мастер располагать к себе, но потом потихоньку дёргаете несчастную за ниточки, умничаете, пускаете шуточки, и при этом… ничего не чувствуете! Вы не умеете!
– В таком случае, ваше величество, позвольте и мне поведать о некоторых наблюдениях…
– Что ж, пожалуйста!
– Благодарю. Я уверен, ваше величество, вы ненавидите себя из-за того, что не соответствуете королевским стандартам. Вы презираете себя.
– Кто вам такое сказал? – Каравелла вспыхнула. – Мужики да бабы на рынке? Зачем вы об этом говорите мне? Хотите причинить боль, победить меня на ринге?
– Вы сами напали на меня, позвольте и мне быть искренним!
– Я знаю себя. Я вижу себя в зеркале каждый день. Зачем рыдать о том, что я не соответствую штампу «королевы-худышки»?! Я Каравелла, крупная и высокая, такой уж родилась, этой истиной вы не убьёте меня.
– Почему же вы не выходите в свет? – допытывался Воин. – Ваша внешность совсем не соответствует тем смелым образам, что льются из уст работяг, да и высшего света. Почему бы не выйти и разоблачить себя, ваше величество?
– Потому что мне это не нужно! Представьте, Воин, не всем нужна слава! Я предпочитаю разбитые листья и уединение.
– Вы обманываете себя, ваше величество. Было бы вам комфортно с осколками, вы бы прогнали меня в тот вечер.
Каравелла остолбенела от его наглости:
– Насколько вы хитры, настолько и нахальны! Вы коснулись моей души, а сейчас проверяете ее на прочность? Прощупываете мою чувствительность?!
– Ваше величество, ничего я не прощупываю! Я вас вообще не касаюсь!
– Да, бросьте! – огрызнулась Каравелла. – Это же метафора! Вы прекрасно понимаете, о чем я говорю, я вижу испуг в ваших глазах и, знаете, что?! – Каравелла впилась в него взглядом.
– Не знаю, ваше величество! – Воин нервно сглотнул.
– Меня это чертовски радует! – победно отчеканила она. – Нет, даже не так, я просто в восторге, что именно я стою перед вами и я виновница вашей испуганной (о боже!) физиономии прямо сейчас! Но я понимаю всех ваших «побежденных»: тяжело противостоять и дать отпор тому, кто приголубил и возвысил, а потом ранил, опустив с небес на землю. Вот в чем ваш фокус! Жонглируете людьми, как стеклянными шарами, а, как надоест, разбиваете! Но я свою ценность знаю, и она не зависит от вашего ко мне отношения.
Каравелла восхищалась собой прямо сейчас. Ее голос даже заискрился нотками страсти и вожделенной победы: какое счастье, что именно она обломала крылья этому самовлюблённому павлину!
– Я думаю, нет я уверена, что вы и к себе так относитесь: восхищаетесь и презираете. То наверху то внизу. Так вот, мой дорогой друг, со мной все в порядке, а я возвращаю вам ваш фокус: он о вас, а не обо мне! Сегодня я поразила вас!
– Я принимаю ваши слова, королева. Но вы все же лжёте себе.
– О чем вы?!
– Почему вы не прогнали меня в тот вечер? – допытывался он.
Каравелла замешкалась.
– Признаюсь, мне было интересно познакомиться с вами. Я увлеклась. Размечталась. Понадеялась. Дорисовала вас в своей голове. Поверила в этот образ. А сейчас увидела реальность, и мне больно, потому что она не совпадает с моими мечтами. Но это мои переживания и мои ложные фантазии, и вы не должны им соответствовать. Я с ними справлюсь, зачем плакать на пустой гроб? А вы навсегда уйдете. Прямо сейчас. – В голосе королевы зазвучали нотки льда.
Воин сделал несмелый шаг к Каравелле, и зря: она набросилась на него с кулаками.
– Не смейте меня трогать! И молчите, иначе, видит бог, я тресну по вашей мертвой физиономии! Хотя бы синяк оживит ее! Уходите прочь! Вы чертов нарцисс, как я и подумала вначале!
– Я не нарцисс, – оскорбился Воин и задумался. – Я… играю нарцисса.
Воин остолбенел. Казалось, его привели в шок собственные слова.
– Зачем!? – ахнула Каравелла. – Зачем вам это?
Каравелла словно спросила пустоту: Воин исчез. У него не было ответа.
8
Несколько вечеров Каравелла проводила в одиночестве, но через неделю явился-таки Воин. Он пришел попрощаться, хотя ни с кем ранее после «игры» он подобного не делал. Каравелла пристально разглядывала его, будто он натурщик в ее мастерской, и вдруг сказала:
– Я была бы рада запечатлеть вас, Воин, дабы на память оставить, но не красками на полотне, а буквами на бумаге.
– Что? Неделю назад вы объявили мне войну и прогнали. Вы меня раздавили, как чертов осенний лист, а сейчас изучаете? Хотите запечатлеть меня в своей коллекции? Не получится!
– Что вы так раздражены?! Не про себя ли вы сейчас говорите? И почему это я объявила войну? Вы мне поиграть предложили ещё до нашего знакомства! Забыли? Признайтесь, игра пошла не по вашим правилам, вот вы и беситесь сейчас.
– Я не бешусь! – рявкнул Воин и сжал кулаки.
– Оно и видно! – Каравелла хитро улыбнулась. – А чем вы занимаетесь всю жизнь?! Разве не коллекционированием несчастных?! Так вот листья во всяком случае уже мертвы! А вы живых людей выбираете. У меня есть душа в отличие от вас.
– И все же, вы что-то написали про меня?