Фиолетовые кружева

Я наморщила лоб от усилий:

– Приблизительно к половине сна, реальность будто стала просачиваться сквозь эту фиолетовую мазню! Там все было фиолетовое! Я-Ариадна стала понимать, что у меня много общего с Полиной. А однажды баба Зита, то есть вы, прямо в лоб и спросила: «Может, ты в Полину превращаешься?»

– Выходит, я даже во сне старалась завлекать тебя в осознанность! – шутливо улыбнулась Зинаида Никаноровна.

– Да! – я робко улыбнулась. – И еще… я постоянно завидовала Лесе. Во сне мы были антагонистами: я-Ариадна – противный книжный червь и зубрила, а она легкая наивная кокетка, полагающаяся лишь на чувства…

– Почему же ты завидовала ей? Наяву ты испытываешь те же чувства?

– Да… – тихо промолвила я. – Но это зависть не как злость, а, скорее, как грусть и тоска.

– Поясни!

– Зависть-грусть о том, что я другая. За неимением свободы и легкости в выражении чувств, я привычно подавляю их, но прячусь за фасадом начитанности и ума. Компенсирую скучную жизнь знаниями. Потому и голодать начала, требуя от себя все больше и больше жесткости и совершенства, а если копнуть глубже, хотела, чтобы на меня обратили внимание. Но однажды меня прорвало, тогда-то и пришла Ненасытная Мия. Я сметала всю еду с полок и даже сухие макароны… Каждый приступ давал мне ощутить непрожитые эмоции. Я нашла способ их выражения, но какой уродливый, болезненный и изощренный! Так убивала себя, но на мгновение чувствовала радость… Леся же свободная, живая, спонтанная: когда весело – смеется, когда грустно – плачет. Я завидую ей, потому что так не умею. Она это умеет, и поэтому ее выздоровление гораздо быстрее моего, а ведь я здесь очутилась намного раньше…

– Полина, а Ариадна в твоем сне была такой же, как ты описываешь сейчас себя?

Я задумалась.

– Не совсем. Она иногда была такой, такой… дерзкой!

– То есть она умела злиться?

– Да, а однажды даже нахамила бабе Зите! – я тут же осеклась.

– То есть мне? – Зинаида Никаноровна мягко улыбнулась.

– Да! – тихо ответила я, вспоминая, как отказывалась от проклятых блинов, которыми так хотела меня накормить старуха.

– Полина, Ариадна – это образ тебя в самых смелых мечтах. Благодаря этой девушке, ты во сне вновь обрела голос. Понимаешь, о чем я хочу сказать?

Ты помогла себе сама. Ведь наяву было почти то же самое. Помнишь, когда я впервые зашла в ваш дом? Ты сидела на полу и била по животу. Вокруг были разбросаны кучи фантиков из-под конфет, фольга из-под шоколада, коробки из-под печений. Зайди я позже, вряд ли обнаружила тебя в куче обёрток. Скорее всего, ты бы сидела над унитазом и под громкий шум включенной воды, насильно вызывала рвоту… Но я успела. Увидев меня, ты зарыдала и умоляла помочь.

Это и было началом выздоровления. Ты и станешь Полиной-Ариадной, о которой так мечтаешь.

– Она лучше меня. Гораздо умнее и сильнее. И даже во сне я обернулась некоей Ариадной, лишь бы не мучиться виной, ведь Ксюша умерла из-за меня.

– Поля, твоя младшая сестра была тяжело больна. Голодание лишь ускорило этот процесс. Ты не виновата. Она просто очень любила тебя и потому повторяла каждую твою выходку. Хотела быть похожей на старшую сестру. Ты голодала, и она заметила, как бы ты не скрывалась, и перестала есть. Она делала это по своей воле. Ты сделала все, чтобы убедить ее принимать пищу, но она с искренней улыбкой играла в забавную игру.

– Да, ведь я ее не заставляла голодать, – тихо сказала Полина. – Она это делала, потому что сама захотела…

– Конечно. Она сама сделала выбор, пусть и роковым он оказался.

Зинаида Никаноровна задумчиво приглядывалась к Полине и произнесла:

– Полина, я думаю, что Леся из твоего сна – это та часть, которую ты в себе подавляешь. Живая, искренняя, кокетливая, легкая, возможно даже наивная. Ты не принимаешь себя такой, отвергаешь, стыдишься, поэтому вечно ссорилась с ней во сне.

– Получается, я дралась сама с собой?! Выходит, во сне я расщепилась на трех разных Полин?! – ахнула я.

– Получается, – кивнула врач. – Ты пыталась угодить и себе, и родителям, стыдившим тебя, и сестре.

– Но ведь сейчас родители не властвуют надо мной!

– Да, но их причитания до сих пор живут в твоих мыслях и постоянно тиранят. Они уже и сами не рады, и горюют, как неосознанно вредили тебе, но, тем не менее, еще довлеют над тобой.

– Но я ведь уже взрослая и сама знаю, когда смеяться, грустить или плакать! Никто не может указывать мне, какие эмоции я могу испытывать, а какие – нет.

– Конечно! – улыбнулась доктор. – И, таким образом, что тебе нужно сделать с воображаемой Лесей-Полиной? То есть с тобой, которая не стесняется выражать все чувства и быть собой – открытой, легкой кокеткой, бессовестно уверенной и счастливой?

– Наверное, мне не нужно с ней ссориться… – неуверенно предположила Полина. – Потому что эти ссоры с чувствами и их подавление и пробуждают Ненасытную Мию!

– Да, так и есть!

– Мне нужно с ней подружиться! – радостно промолвила она. – И тогда Ненасытная Мия уйдет!

– Подружиться и принять ее в себе! Это тоже часть тебя и ее нужно любить и считаться с ней. И Ненасытная Мия обязательно уйдет!

Полина пару минут сидела в немом радостном молчании. Потом, поглядев на рисунок чудовища, с уверенностью разорвала его на мелкие кусочки.

Зинаида Никаноровна ободряюще ей подмигнула.