– Ты иди пока, я попозже.
Она хотела сказать другое, что произнести так и не отважилась. Хотела признаться, что она умирает. Что не надо целовать мёртвых. И спать с ними не надо.
Убить Императрицу-мать
Ушли рано. Лавиния не понимала, к чему такая спешка? Когда Сцинка вернулась ночью, Мадам сонно шепнула:
– Пришёл всё-таки.
Алиша буркнула:
– Это я. Спи.
Лавинья повздыхала, сказала, кажется, что жаль, и сразу опять заснула.
Утром наспех позавтракали, о еде беспокоилась сама Мадам Делавинь. Фермера не было. Алиша предположила, что он или уже в поле, или в загоне для скота, раздаёт животным корм. Тем лучше. Покидав кое-какую снедь в мешки, вышли. Лавиния шутливо поклонилась дому, отпустив какую-то весёлую присказку, оглянулась, увидела кого-то в поле, должно-быть, решила, что это фермер и бодро пошла вперёд. Сцинка, покачав головой, шагнула было следом. Её схватили за руку.
– Сбегаешь?
Алиша отметила, что слегка оглохла на правое ухо. Плохо это, лучше бы, чтоб прошло. Чужой руки она не сбросила и даже не потянулась за ножом. Узнала по приближающимся шагам и первому до сказанной фразы вдоху, что это Густав. А всё же поздно узнала, подпустила близко.
– Уходить нам пора.
– Так ли надо? И не попрощавшись, – Густав взглянул на болтающую с его работником Лавинию.
– Надо. Заказ у меня.
– Вчера ничего не сказала.
– Работа такая, ты же понимаешь, – Алиша похлопала по схватившей её руке. – Отпусти, пойду я.
– Когда вернёшься?
– Не знаю.
Скорее всего, никогда. Но так Сцинка отвечать не стала.
– Неспроста ты мне на карте свои богатства зарытые обозначила. Не собираешься возвращаться, Алиша?
– Это если вдруг не я, а меня. Всякое бывает, Густав.
– Но не с тобой ведь, нет?
Если она пока жива, то это больше дело удачи и времени. Скоро время своё возьмёт. Медленно отъедает оно у Алиши жизнь по кусочкам. Время и пустыня. Холод и одиночество. И пустота.
– Если вдруг вернётся одна Лавинья – впусти. И приглядись всё-таки: женщина она хорошая. Если никто из нас не вернётся – проследи за крестниками. Забирать к себе этот табун не прошу. Просто проследи, что все живы и при деле.
– Не нравятся мне твои речи, Алиша.
– Мне самой не нравятся.
– Так и оставайся! Зачем куда-то идти?
– Закон! – Сцинка покачала головой. – Деньги выплачены, заказ я взяла. Отказаться не могу: и нельзя, и убьют за отказ.
– Что за мир ваш такой дрянной? – рассердился фермер.
– Мир у нас с тобой, Густав, один. Просто не все видят одно и то же. И не все хотят видеть.
– А я что должен видеть?
Что можно увидеть, если приглядеться внимательно? Умирает Сцинка. Разлазится на части. Нечего ей предложить фермеру. Даже для удобрений она непригодна: давно в ней самой один яд.
– Я убийца, Густав. Мне тебе дать нечего. Раньше ли, позже ли – судьба у меня одна: сдохнуть как псина беспризорная и в ад отправиться – к тем, кого сама же и зарезала.
Фермер помолчал, поморщился. Хотел сказать что-то, но посмотрел на Сцинку и передумал, сказал в итоге:
– Тогда иди. Постарайся не помереть раньше, чем заказ исполнишь – это для тебя важней всего? – он отпустил руку Сцинки, махнул на дорогу.
– Уходи.
Алиша запустила пальцы под волосы, скребнула ногтями. Сколько-то кожи отошло от плоти, пальцы погрузились в влажное. Испугавшись, Сцинка вытерла пальцы о ворот, поводила туда-сюда, избавляясь от крови. Царапины ныли, но больше ныло Алишино сердце.
– Прощай, Густав! – она отвернулась и быстро пошла по дороге, торопясь догнать Лавинию. Скоро поднимется солнце, тогда придётся прятаться под платками. Но так и сподручнее – хорошо будет, если путниц сразу не признают.
В трактире Лавиния узнала, нет ли вестей от её портнихи? Вести были, но за одни сутки платья для Лавинии не нашлось. Придётся подождать, швея переделает под Мадам уже готовые наряды.
Хозяин заведения посматривал с любопытством: всё выспрашивал, где путницы остановились? Запомнил ведь, старый чёрт. Да и Сцинка в этих местах примелькалась. Нельзя больше показываться, зачем Густаву проблемы создавать? Мадам Делавинь хоть и не узнали, но присматривались хитро – профессия её в ней угадывалась. Скучая, Лавиния уже свела знакомство с местным людом, Сцинка краем уха подслушивала, чтоб подруга не выболтала чего лишнего.
Взяли на этот раз верхнюю комнату у трактирщика. Расплачиваясь, Алиша про себя решила, что ночью они тихонько улизнут, лучше в пустыне заночуют или постучатся в какую избу в селенье. Беспокоило её сильно, что сам Заир для её, Сцинки, убийства, Адениум нанял. Да если вспомнить, когда Дарк пришёл по её душу – было это ещё до того, как Алиша заказ получила, так выходит, там, сверху, всем всё известно заранее. Что поступит Сцинке заказ на Саму, и что женщина эта поедет на Юг. Заир, если препятствует, стало быть, в защитниках. Гильдия, значит, за неё, за Императрицу, а Сцинка пошла против? Рон пошёл против, но ведь не он же начал? Выгода от смерти такой женщины может быть только одному в государстве лицу…
Сцинка выслушала весть о судьбе Лавиньиных нарядов и предложение черкануть в ответном письмеце, чтоб и для подруги, для неё, то есть, что-нибудь подобрали. Алиша вещи себе уже подготовила, хотя Лавинии они не понравились.
– Не понять, кто ты в этом, Сцинка? Не то крестьянка, не то горожанка.
– И на кого же похожа я?
– На черта, пожалуй!
– Это в женском-то платье? – Сцинка удивилась.
– Что удивительного? – Лавиния посмеялась. – В твоей мешковатой мужской одежде всё ж таки видно, что ты женщина. А в этом балахоне и не разберёшь – человек там или загробный дух!
– Что ж ты болтаешь такое?
– Кто тебя в этом увидит – живо на тот свет отправится! Страшно – смотреть мочи нет!
– Может, на то и расчёт?