Последняя ночь моей убогой жизни

– Ага, – киваю я. – Обвенчалась она, кстати, не с ним, а с каким-то другим парнем. Незнакомый взрослый мужик.

– Вот пиздец. И что это с нашими девушками? Мои однокурсницы тоже уже начали, – я продолжаю кивать, а Сара ненадолго умолкает. – Ты всё ещё её любишь?

– Уже нет. Я ещё долго сох по ней, но теперь уже ничего не чувствую, – я задумываюсь. – Скорее, мне её жалко.

– Почему? Думаешь, она не счастлива?

– Может быть и счастлива, но это только сейчас. Скоро она станет очередной молодой женой какой-то офисной крысы и что дальше? Её жизнь будет такой же, как и у многих других азербайджанских девушек. Будет думать, что влюблена в этого незнакомого ей парня, а точнее, будет пытаться убедить себя в этом. Ведь это и есть идеальная жизнь, – Сара вопросительно глядит на меня, и я продолжаю. – Ты жена, рожаешь детей, стоишь за плитой, подмываешь попки своим отпрыскам. Иногда вы всей семьей летите в Турцию, чтобы отдохнуть, но с детьми даже этот отдых превращается для тебя в кошмар, ведь нужно столько всего успеть. Но она ещё долго будет убеждать себя, что счастлива, ведь главное-то она делает.

– Что это – «главное»? – уточняет Сара.

– Фотографируется с мужем, с детьми и выставляет всё это в сеть на зависть подругам, которые живут практически идентичной жизнью.

– А ты тот ещё циник, – улыбается Сара. – И почему ты решил, что он офисная крыса? – смеётся она.

– У него просто лицо такое! – смеюсь я, отстаивая свою точку зрения. – И нет, я, скорее, реалист. Ладно тебе! Ты же знаешь, что я прав.

– Ты не можешь быть в этом уверен. Может, она действительно будет счастлива. Трудности, конечно, бывают у всех, но разве счастье не в простоте?

– В каком смысле? – на самом деле я понимаю, о чём она, но мне нравится слушать её.

– Ну, смотри. Я, к примеру, постоянно пытаюсь добиться чего-то в своей жизни. Достичь своей мечты, найти парня, которого буду любить. А что в итоге? Я несчастна, – грустно улыбается Сара.

– Почему? – риторически спрашиваю. – То есть, да, конечно, ты не так счастлива, как она, но зато ты знаешь, что твоя жизнь чего-то стоит. Ты реальна. Живёшь действительностью и не скрываешься за иллюзиями.

– Не знаю, – она кладёт свою руку под подбородок и задумывается. – Если честно, я не вижу ничего плохого в том, чтобы позволить иллюзии охватить твою жизнь, ведь рано или поздно эта иллюзия превратится в нечто настоящее.

– Ты действительно в это веришь? – спрашиваю я, и она кивает. – Просто мне, наоборот, кажется, что иллюзия её счастья и вообще, весь этот маскарад в итоге развалятся. Когда-нибудь, когда ей будет уже за тридцать или тридцать пять, она поймёт, что муж изменяет ей с секретаршей или же, что он алкоголик, игрок или ещё что похуже. И тогда всё. Она осознает, что совершила ошибку, что никогда не любила этого человека по-настоящему, а лишь привыкла быть рядом с ним и убедила себя во всём этом. Тогда она задумается и поймёт, что вся её жизнь была построена лишь на иллюзии и ожидании того, что на самом деле никогда не было ей обещано. Все эти годы она попросту врала сама себе. Тогда у неё будет два варианта. Первый – смириться со своей участью и продолжать жить с человеком, которого оно люто ненавидит, чтобы сохранить хотя бы эхо прежней иллюзии ради себя, детей или окружающих. А второй вариант – уйти и разрушить собственную семью.

– Ты слишком пессимистичен, Малик. Может, всего этого не будет? Что, если они просто будут продолжать жить, как жили до этого, а её муж не окажется нереальным засранцем? – улыбаясь, спрашивает Сара.

– Наверное, такое возможно, но этот момент осознания происходит у каждого. Мне кажется, что он обязательно должен случиться и, если они продолжают быть, как ты говоришь, «счастливой семьёй», это значит, что женщина просто выбрала первый вариант.

– Ты что-то слишком конкретно описываешь эту ситуацию. Твоя мама, что, несчастна с твоим отцом?

– Нет, отец ушёл от нас ещё до моего рождения, – спокойно отвечаю я.

Наступает тишина. Сара поражена услышанным и пока точно не знает, как отреагировать.

– Прости… я не знала…

– Забей, меня это не волнует, – я улыбаюсь, давая ей понять, что мне действительно всё равно.

– Так ты поэтому не веришь в концепцию счастливой семьи?

– Может, это и сыграло свою роль, но я и без этого уверен, что прав.

– Почему же тебе так важно быть правым? Почему нельзя просто верить или хотя бы надеяться на более приятный исход? спрашивает она.

– Насчёт того, почему мне нужно быть правым… не знаю… наверное потому, что для меня важна истина и я верю, что правда заключается именно в этом. А ещё потому, что сильнее всего в жизни я ненавижу ложь или несправедливость. Но знаешь, в чём ирония? Жизнь сама по себе очень-очень несправедлива.

Сара притихает. Я допиваю свой чай и зажигаю ещё одну сигарету.

– Но, если честно… насчёт надежды… я всё ещё надеюсь. То есть да, я всегда ожидаю самого ужасного исхода практически из любой ситуации, но я всегда надеюсь на лучшее, – я улыбаюсь. – Увы, жизнь безразлична к моей надежде.

– Наверное, ты прав. Я вот думаю о своих родителях и о том, какие они. Кажется, моя мама выбрала первый вариант.

– Необязательно, что выбирает всегда женщина. Мужчина тоже способен выбирать, просто многим мужикам, особенно в Азербайджане, легче делать то, что они хотят, продолжая находиться в браке. Женщинам сложнее. Мужчина тоже может в какой-то момент своей жизни внезапно понять, что ему нужен кто-то, кто не будет постоянно трахать ему мозги… кто-то более молодой и с кем легко. Женщины обычно более верны.

– С этим я согласна. Мужики козлы, – она ухмыляется.

– А женщины дуры, – улыбаюсь я. – Кстати, почему ты считаешь, что твоя мать выбрала первый вариант?

– Не знаю. Просто она всегда была какой-то… озлобленной, что ли? Папа уделяет нам всем не так много времени, – она грустно улыбается. – Он хотел сыновей, а получил нас с сестрой.

– Типичный азербайджанский папаша?

– Вроде того. Может быть, поэтому мама всегда так строга со мной.

– Это она ещё строга к тебе? – шучу я. – А ей не интересно, где ты в столь поздний час?

– Я сказала, что останусь у подруги, – отмахивается Сара и пожимает плечами. – Плёвое дело.

– Надеюсь, из меня неплохая подруга.

– Очень даже неплохая, – отшучивается она в ответ. – Только чуть-чуть пессимистичная.

– Да не пессимист я! Честно! Видишь, и у тебя в семье не всё гладко.

– Главное оказаться правым, не так ли? – злорадствует Сара.

– Иди ты, – отвечаю я и толкаю её.

Глава 27 – Dum spiro, spero

[23 - Dum sp?ro, spеro (лат.) – «пока дышу, надеюсь».]

Хэнк отреагировал на крик Сары незамедлительно. Дёрнувшись с места так, будто в него вселился сам дьявол, он выбежал прямиком в гостиную, где обнаружил Орхана, возвышающегося над Сарой, которая сгорбилась и сидела на коленях, держась за щеку.

Мы с Элей поспешили за Хэнком и прибыли в гостиную лишь с небольшим опозданием. Увидев Орхана, я сразу понял, что он уже сожалеет о содеянном и что парень даже не ожидал от себя чего-то подобного, ибо лицо его выражало ошеломлённое неверие. Орхан схватился за голову и начал повторять, оправдываясь как перед Сарой, так и перед нами:

– Прости-прости-прости… боже… я не хотел… она просто… она сказала… она оскорбила моего отца…

Тут из груди Хэнка вырвался животный рык, и он с разбегу накинулся на Орхана. Тот, не ожидая нападения, лишь в самый последний момент успел выставить вперёд руки, в отчаянной попытке оттолкнуть надвигающегося на него Хэнка, но скорость последнего оказалась слишком высокой, а реакция второго чересчур медлительной, отчего оба парня свалились на пол. Мы услышали ужасно неприятный глухой звук – череп Орхана ударился о твёрдый паркет. Сара вскрикнула, а Эля пискливо вдохнула.

Не дав Орхану времени на то, чтобы прийти в себя, Хэнк придавил его плечи к полу, приложив в руки весь свой вес, отчего Орхан словно бы врос в паркет. Затем Хэнк быстрым движением поднял колени и разложил их по разные стороны талии Орхана, после чего он начал несистематично колотить парня.

Орхан то ли был слишком оглушён падением, то ли не хотел отбиваться вовсе – точно разглядеть было невозможно. Как бы там ни было, парень просто лежал и получал удар за ударом. Переключившись на глаза Хэнка, я увидел, что один удар пришёлся Орхану в нос, следующий в рот, а третий в глаз. Хэнк матерился и, даже не думая о том, чтобы остановиться, наносил невероятно сокрушительные удары, словно его окутала дикая алая ярость, идущая из самых глубинных и тёмных уголков моей души. Гнев охватил его целиком и полностью и казалось, что Хэнк является её олицетворением в человеческой форме.