Последняя ночь моей убогой жизни

– Я не уверена. Может быть. Не знаю, – София лихорадочно пыталась разгадать эту глупую загадку.

– Это не ты, Малик. И знаешь почему? – спросил Дэмиан.

– Скажешь сам или мне нужно догадаться до этого каким-то магическим образом?

– На самом деле ты не счастлив в своём несчастье, так как ты не несчастлив вообще. Язык сломать можно, – пошутил Дэмиан. – Дело в том, что ты попросту понимаешь, что всё бессмысленно и продолжаешь осознанно жить своей настоящей, но всё же бессмысленной жизнью, пока все остальные живут иллюзиями, обманывая себя и упорно твердя себе, что всё нормально.

– Что ты имеешь в виду? – спросил я.

– Да то, что ты никогда больше не получишь удовольствия от выпивки или от общения со своими друзьями. Тебе просто не суждено снова быть счастливым, потому что счастье – это иллюзия. Куда уж там, ты даже не сможешь искренне ответить тем, кто спросит, как твои дела. Ты всегда будешь лгать, говорить, что всё нормально и ощущать себя полнейшим неудачником, ведь ты будешь знать, что врёшь и это будет угнетать тебя ещё больше, – холод его слов нагонял на меня неимоверную тоску, ведь я знал, что это мои собственные мысли, что это не инородный червь, поселившийся в моём разуме, а я сам.

– Малик. Ты ведь знаешь, что это временно, знаешь, что это пройдёт. Посмотри на этих людей, – София указала на лежащих на полу посетителей. – Им всем тоже бывает паршиво, у них тоже бывают неудачи, но многие преодолевают их или хотя бы пытаются. Не впадай в это состояние, не позволяй ему пудрить тебе мозги. Всё будет хорошо. Когда-нибудь всё обязательно будет хорошо, – утверждала София, пока сигарета тлела в её дрожащих от нервов руках. Она выглядела грустной, но улыбалась мне, пытаясь скрыть свою печаль за этой странной гримасой.

– Когда-нибудь. Когда-нибудь! Всегда это «когда-нибудь», – сказал я. – Почему не сейчас, не завтра или хотя бы не через месяц? Эта человеческая неопределённость, незнание того, что грядёт и грядёт ли что-то вообще убивают меня. Я, как дурак надеюсь на изменения, а в итоге остаюсь ни с чем. Сколько ещё я должен просыпаться с мыслью о том, что лучше бы никогда не рождался?

– Перестань! Изменения не приходят сами собой… – начала Софи, но я прервал её.

– Пожалуйста, не начинай с этими своими психологами, – раздражённо отмахнулся я.

– Ахахахахаха! Психологи! Ты прав, Малик, именно о них она и собиралась поговорить. Терапия, антидепрессанты и позитивный настрой! – Дэмиан снова рассмеялся. От ледяного смеха моей депрессии у меня по коже побежали мурашки.

– Ну и что, что в первый раз с психологом вышло… не очень хорошо? – смягчила София. – Тебе просто не повезло. Подумаешь! Мне кажется, я дала тебе достаточно времени, чтобы пережить это и тебе уже давно пора было начать искать нового, ведь как ещё ты собирался прогнать этого засранца из нашей головы? – спросила София.

– Не знаю, – вновь отмахнулся я, не желая мусолить эту тему.

– Обязательно невесть откуда должно было появиться божество, обещающее тебе справиться со всеми твоими проблемами за тебя?! – кричала на меня София. – Если бы не Дамбл Дор, мы бы всё так же сидели дома, ненавидели себя и смотрели сериал!

– Я не хотел снова проходить через это унижение! – крикнул я в ответ.

– Ребят, – смущённо прервала нас Адель. – Я, конечно, очень извиняюсь, что встреваю в ваш наружный монолог, но… – она выждала паузу, по очереди вглядываясь в наши лица. – …что случилось у психолога?

– Отличный вопрос, Адель, – улыбнулся Дэмиан, поворачиваясь к остальным. – Никому не прерывать меня, пока я буду рассказывать. А ты устраивайся поудобнее и позволь поведать тебе эту потрясающую историю.

* * *

Вернёмся на три недели назад, в начало октября.

В один из тех прохладных осенних вечеров нам стало невыносимо одиноко. Больше, чем обычно. Дело в том, что Малик не мог поделиться гнетущей его проблемой ни с одним из своих друзей, ибо не хотел никого видеть из-за сильного желания забиться в угол квартиры, сидеть в темноте и слушать самую депрессивную музыку, которая у него только имелась. Однако без спиртного было не обойтись, поэтому он купил пол-литра самой паскудной водки, так как наш внутренний еврей Ари настоял на дешевизне, а также пару бутылок пива в магазине одного старого извращенца рядом с нашим домом.

Вернувшись, Малик воплотил свой план в жизнь и начал напиваться до потери пульса. Он делал это медленно, потому что ему нравилось быть пьяным, нравилось не мыслить здраво, убегать подальше от Софии, от меня, от всех нас далеко за пределы разума и быть только Хэнком.

Выдув две бутылки пива и примерно восемьдесят процентов водки, он, шатаясь, побрёл на кухню, чтобы вытащить из холодильника апельсиновый сок, однако в отражении окна он увидел себя – окосевшего, раскачивающегося молодого парня с кругами под глазами, щетиной и худым рахитическим телом. Он хотел чувствовать что-то, хотел знать, что жив, ведь тот, кого он увидел в том отражении, был давно почившим ходячим мертвецом. И тут его взгляд упал на нож на кухонном столе, и, не ведая что делает, Малик схватил его. София закричала, я, естественно, обрадовался, думая, что сейчас всё закончится, однако Малик не слышал нас. Мы были, так скажем, вне зоны действия сети, а Хэнку эта идея казалась хорошей.

Он не знал, что делал и зачем. Ему просто хотелось почувствовать хоть что-то. Уверен, Малик даже убил бы, лишь бы снова почувствовать себя живым! Положив руку на стол, он прицелился острием ножа в тыльную сторону правой руки, после чего поднял левую руку, в которой был нож и хрясь!

Чёрт побери, какое же прекрасное чувство – боль! Она расползалась по всей руке, словно электричество и Малик ощущал её. Он знал, что жив, знал, что всё ещё может чувствовать и у него началась эйфория, о которой тебе, Адель, известно даже больше, чем нам.

Малику, а точнее сказать Хэнку хотелось прыгать, танцевать и у этих двух появилась уверенность в том, что они могут летать, проходить сквозь стены и быть кем угодно. Они могли всё! Примерно минуть пять. Затем это чувство выветрилось, словно наркотик, оставив после себя лишь кровоточащую руку, усталость и тошноту. Допив водку, Малика вырвало, и вскоре он заснул.

Наступило утро, в котором нас ожидало нехилое похмелье. Бодун был такой, что Малику захотелось умереть даже больше, чем обычно. София, как и всегда, недовольно качала головой из стороны в сторону, Хэнк удовлетворенно молчал, а я скакал от радости, обзывая Малика идиотом и трусом, которому не удалось довести дело до конца. Он и сам знал, что идиот, ибо на руке он обнаружил внушительное отверстие диаметра пятидесятикопеечной монеты. Водка, которую он запивал пивом, тоже давала о себе знать – не самое приятное послевкусие, скажу я тебе.

Малик, а точнее София сильно злилась на себя. Ладно, скорее на меня, за то, что я надоумил Хэнка на столь опрометчивое пьянство и продырявленную ножом руку. София решила, что злится на нас в последний раз. Это было уже слишком для нашего неженки Малика, ведь в следующий раз он вполне мог бы перерезать себе вены и счёл, что у попытки самоубийства послевкусие будет похлеще, чем у водки с пивом.

Взяв телефон, он написал одной знакомой, у которой в каждой сфере было до фига своих знакомых и спросил о психологах. София была вне себя от счастья! Не удержавшись, наш сгусток морали и праведности сказал, что было бы, конечно, гораздо лучше, если бы Малик сделал это до инцидента с ножом, но почувствовав сильное раздражение Малика, Софи сменила тон и добавила, что разницы всё равно нет. Видишь ли, она наивно полагала, что пойди Малик к психологу, всё сразу же начнёт налаживаться.

Однако, получив номер, нерешительный Малик ещё долго не находил в себе нужной смелости и наконец, через пару часов откладывания этого дела на потом, он всё же нашёл в себе силы и позвонил. Психологом оказалась молодая девушка по имени Айтян и она показалась Софии милой и рассудительной, а её голос звучал мягко и успокаивающе. Айтян спросила Малика, на что он жалуется и после краткого описания ситуации они договорились о встрече на Хатаи через два дня.

Несмотря на то, что был октябрь, в день встречи было довольно жарко. На Малике была лишь одна майка, но он всё равно потел, как свинья, во-первых, из-за солнца, внезапно решившего, что лето ещё не закончилось, а во-вторых, из обыкновенного беспокойства. Видишь ли, ему абсолютно не хотелось встречаться с этой дамочкой, рассказывать о себе и о своих чувствах. Сойдя на станции «Хатаи», он посмотрел на соблазнительный вагон, который вскоре должен был поехать обратно.

«Сейчас же садись в него и езжай домой. Зачем тебе это? Терапия бессмысленна и бесполезна. Ты взрослый мужик, ты не должен делиться чувствами. Так поступают только бабы или слабаки» – сказал ему я.

«Не слушай его! Ты ведь уже договорился о встрече и пришел. Теперь поздно поворачивать назад» – прокудахтала София.

Послушав её, а не меня, что я считаю большой ошибкой, Малик сорвался с места и больше не останавливался, боясь, что если он притормозит, то не сумеет справиться со мной и вернётся домой.

Дойдя до места встречи, он позвонил Айтян. Она сказала, что скоро подойдет и что на ней синее платье. Малик закурил и снова засомневался в верности своих действий. Однако София продолжала пудрить ему мозги, говорила, что уже слишком поздно. Побег был бы неприличен и крайне труслив, поэтому Малик взял свои яйца в кулак, сжал их и напомнил мне о том, что он мужчина, который держит слово. Естественно, не буквально – делать такое на улице средь бела дня было бы довольно странно и, скорее всего, незаконно.

Когда его сигарета была почти докурена, он увидел приближающуюся к нам звезду данной истории. Айтян оказалась смуглой темноволосой девушкой примерно двадцати пяти лет с незапоминающимися чертами лица. После быстрого знакомства и нескольких фальшивых улыбок, психолог пригласила Малика следовать за ней.

Он пошёл за Айтян и думаю, те десять минут, что он ходил за ней, были самыми неловкими в его жизни, так как они оба просто молчали. Малик не знал, мариновала ли она его, чтобы позже слова, эмоции и прочий бред потекли из него поносом или просто ждала, пока они сядут, или не разговаривала по какой-то другой причине. Его это очень беспокоило и дискомфорт, который он ощущал, был даже хуже обычного. Я же, естественно, насмехался над его мучениями, ибо меня снова не послушали!

Итак, вскоре мы были у жилых домов недалеко от парка Ходжалы и кивком Айтян указала на здание, которое мы просто никак не ожидали увидеть.

«Что за херня?!» – подумал Малик, пока я покатывался со смеху.

«Не суди её! У неё ведь первый сеанс бесплатный. Может, она только начинает свою карьеру и ещё не нашла кабинет?» – пыталась рационализировать София, но не думаю, что у неё получалось.

Забавный факт: на самом деле знакомая Малика дала ему несколько номеров разных психологов, но он выбрал Айтян именно из-за бесплатного первого сеанса. Точнее, это был еврей Ари внутри него, что до сих пор смешит меня до чёртиков.

Я не сразу скажу тебе, что это было за здание, потому что надеюсь на твою сообразительность и скорее всего, пока я буду описывать тебе интерьер и впечатления Малика, ты догадаешься о цели этого построения сама.

Итак, мы вошли и внутри было даже хуже, чем снаружи. Разноцветные обои стен были разукрашены неуклюжими рисунками, а куда ни глянь, везде были низенькие стульчики, игрушки и прочая дребедень. Эмоциональное состояние Малика было сложно описать. Думаю, это был коктейль из таких чувств как крайняя раздражённость, страх, стыд и непонимание, однако он держался молодцом и не бросился бежать оттуда на всех парах.

«Мало того, что мне ужасно неловко рассказывать о себе и своих переживаниях, так мне ещё и предстоит делать всё это именно тут?!» – осматриваясь, думал Малик, вытирая со лба капли пота.

Айтян пригласила Малика в комнату с длинным низким столом. На стенах висели карта Азербайджана, гимн, фотография президента, мёртвого отца этого же президента, который, естественно, тоже был президентом, таблица умножения и многое другое. Девушка попросила нас сесть, указав на один из мелких стульев. Малик повиновался и ощутил тупую боль в заднице, после чего наша целительница сказала, что скоро вернётся. Малик снова мариновался, как огурец в банке и надеялся, что унижения, которые ему придётся перенести, подошли к концу.

Вернувшись через пару минут, Айтян села напротив нас.

– Можно спросить… почему мы в детском садике? – поинтересовался Малик.

– О, вы знаете, первый бесплатный сеанс и последующие я провожу здесь. В клинике мои сеансы дороже, – Айтян очаровательно улыбнулась. – Вам некомфортно?

– Нет-нет, всё хорошо, – соврал Малик с натянутой улыбкой, думая о том, что садик – вариант для бедных. Учитывая, что мы никогда не были богаты, даже странно, что это его так оскорбило.

Вначале Айтян попросила Малика нарисовать для неё несуществующее животное, передав ему бумагу и карандаши, отчего он почувствовал себя дебилом, сидящим в детском садике и рисующим единорогов. Малик мешкал и потел ещё больше, чем раньше, так как все окна в комнате были закрыты, а кондиционер, недавно включенный Айтян, толком не успел ничего охладить. Малику нужно было придумать что-то, но он и понятия не имел, что именно. Мозг лихорадочно пытался работать, и он сжал в руке простой карандаш в надежде, что он нарисует что-нибудь сам.

– Не торопитесь, – сказала Айтян. Несмотря на то, что он был в детском садике, эта баба начинала не по-детски играть Малику на нервы.