Мисс Май

«Верно, опять Тихон слушает, как невеста поет, – подумалось Андрею. – А, пожалуй, у Поли голос приятнее».

Он невольно вслушался в слова песни. Каждая нота и каждое слово были слышны.

Ни Поля, ни Василиса не любили своих деревенских, чисто малорусских песен, где сама певица не разбирает слов и где непременно мотив оканчивается однообразной высокой нотой. Их песни были не то городские, не то неизвестно откуда занесенные, особенно выразительные и с понятными словами, хотя порою неумело сложенные.

Теперь они пели:

Никто меня не пожалеет,
И никому меня не жаль.
Никто унынья моего не знает,
И не с кем разделить печаль.

Напев был почти надгробный, острый и медленный, проникающий насквозь, какой-то беспощадный.

Никто унынья моего не знает…

Андрей почувствовал, что глаза его наполнились нежеланными слезами. Он не знал, о чем плачет, – и оттого ему было еще тяжелее.

Прошло несколько мгновений. Он встал, провел рукой по лицу и гладко остриженным волосам – и пошел через двор.

III

Дойдя до крыльца, Андрей вдруг остановился, задумался – и свернул в сторону, чтобы, обогнув усадьбу, попасть в парк, который тянулся по ту сторону дома и спускался к самому пруду.

Справа полукругом шел ряд остроконечных тополей. Большая белая луна поднялась над ними и осветила их мертвыми лучами.

Безмолвные тополи, черные при луне, всегда напоминали Андрею какую-то страшную картинку, виденную им в детстве: так же белела большая луна и таинственно и остро поднимались тополи.

Андрей шел без цели, почти без мысли. В одном месте его охватил на минуту теплый аромат только что распускающейся черемухи. Потом струя сырого воздуха, пахнущего глубокой водой и травами, донеслась от пруда. Андрей шел дальше. В траве кузнечики стонали пронзительно, хотя шепотом. Какая-то птица закричала, перелетая через пруд. Соловей начал неумелые трели, но сам удивился и замолк.

Вдруг раздались веселые и молодые голоса. Целая компания приближалась. Андрей, безотчетно желая избегнуть встречи, шагнул в мокрую траву и спрятался за ствол.

«Это наши, Оля, Катя… Да, да. И Ваня с ними… И Лидочкал.»

Барышни громко смеялись. Это была все своя семья, родственники и родственницы. Все носили траур по случаю недавней смерти Катиной матери. В черных платьях они были так похожи одна на другую, что Андрей не сразу отличил свою невесту среди веселой толпы. Но зато он заметил с удивлением не знакомую ему женскую фигуру, очень высокую, одетую в белое.

Она прошла близко от Андрея, он даже видел, как неживой свет месяца скользнул по волнующейся ткани ее платья, когда тень от тополей перестала мешать, – но лица разглядеть было нельзя.

Андрей проводил глазами черную толпу, невольно следя за белым пятном, которое одно, казалось, приняло в себя все месячное сиянье. Потом он вышел на дорожку, подумал и, медленно переступая, направился к дому.

IV

Яркий свет лампы в столовой ослепил Андрея. Вся семья была в сборе, пили вечерний чай. Катя вскочила с места и вскрикнула:

– Андрюша! Наконец-то! Куда это ты пропал? Мы так беспокоились!

– Стыдись, батюшка, – прибавила Домна Ниловна, – целый день тебя нет, хоть бы сказал, куда идешь, до города, или до попа, или куда. Мы что и думать не знали.

Андрей немного смутился.

– Нет, я так… У меня голова болела… Я хотел на воздух.

– Да ведь ты не обедал! Катюша, вели ему подать телятины. А тут тетенька Анна Ильинична приехала!

Андрей рассеянно слушал заботливые слова матери и невесты и возгласы многочисленных кузин. Он с первой минуты искал и соображал, кто могла быть та, в белом, которую он видел в парке. Но кругом стола все кузины, наперечет, сидели в своем трауре. Где же та, которая сейчас вошла в дом?

Услыхав о приезде тетушки Анны Ильиничны, он слегка оживился.

– Когда приехала? Сегодня? А где ж она?

– Ты бы еще позднее пришел. У себя. Она человек нездоровый, рано ложится. Завтра увидишь.

Неужели это была тетушка Анна Ильинична в белом? Не может быть. Тетушка низенькая и очень полная, к тому же и не пойдет вечером гулять по сырости.

Андрею хотелось спросить Катю, кто был с ними в саду, но потом показалось, что никак невозможно спросить, по крайней мере, он не спросит. Пусть лучше это так остается. Пусть само выяснится. Не надо этого трогать.

Андрей машинально ел все, что перед ним поставили, и рассеянно и печально молчал. Кузины тоже замолкли. Катя, очень миловидная темноволосая девушка, хорошо сложенная, полная и широкая, хотя некрупная, с добрым ртом и короткими пухлыми пальчиками, смотрела на Андрея, не отрываясь. В карих глазах ее было и обожание, и самодовольство – и все это спокойное, умеренное и верное.

Свет лампы слегка золотил бледные волосы Андрея, остриженные коротко, щеточкой. Андрей имел тонкое, очень длинное тело, удивительной красоты руки с розовыми продолговатыми ногтями. Голова по росту казалась слишком маленькой, черты лица были мелкие, приятные, женственно-бессильные, нос правильный и нежный. Над верхней губой вились очень светлые пепельные усики. Несмотря на слегка болезненную бледность и оттого бесцветность утомленного лица, его можно бы назвать красивым, и многие из кузин завидовали Кате. Сама Катя искренно и спокойно считала себя счастливой.

Когда встали из-за стола, Андрей поспешно поцеловал руку матери и постарался никем не замеченный скрыться в свою комнату.

Комната его выходила на огибавший усадьбу балкон и была угловой. Постель оказалась неприготовленной. Андрей рассердился и хотел позвать Тихона, но в эту минуту на пороге балконной двери он увидал Катю.

Она робко вытянула шею и заглянула в комнату.

– Андрюша, ты здесь? Ты не выйдешь больше?

– Я ужасно устал, мне хотелось лечь. А ты меня искала? Тебе что-нибудь нужно?

– Нет… Я думала… Ты со мной не простился…

– Войди, простимся.

Катя робко вошла в комнату, приблизилась к Андрею и положила ему руки на плечи. Ей это было нелегко, она головой доставала ему только до груди.

– Скажи мне, Андрюша, – начала она вдруг шепотом, – ты оттого рассердился, что я вчера в фантах дала Ваничке руку поцеловать?

– Я рассердился? На кого? Какие фанты?

– На меня рассердился… Я сейчас догадалась, когда ты с утра убежал и к обеду не вернулся. Во вчерашних фантах. Но, Андрюша, милый мой, дорогой…

Андрей рассмеялся.

– Катя, уверяю тебя, я не думал, сердиться. Мне просто сделалось грустно…

Он остановился. Его голубые выпуклые глаза были слегка близоруки, но слух он имел необычайный, тонкий до болезненности. И в этот момент ему показалось, что кто-то прошел мимо запертой двери. Шаги были совершенно незнакомые, легкие и тихие до неслышности, даже не шаги и не шорох, а так, движение воздуха, точно что-то скользнуло мимо, провеяло – и замолкло.

– Мне сделалось грустно… – снова начал Андрей и вдруг перебил себя: – Кто это прошел?