Борьба за огонь

Опасность на этот раз была несравненно большей, чем накануне: рыжие карлики прятались в зарослях кустарника и под этим прикрытием, невидимые, могли следовать за уламрами, устраивая засады и выжидая благоприятного случая для нападения.

Узкая полоска лишенной растительности земли тянулась между болотом и зарослями. Уламры быстро погасили костер, поделили между собой остатки мяса, подняли с земли оружие, плетенки с Огнем и бегом бросились к этой тропинке. Никто не препятствовал их бегству. Нао облегченно вздохнул при мысли, что продиравшиеся сквозь заросли кустарника преследователи неминуемо должны остаться далеко позади.

Каменистая тропа извивалась между деревьями, кустарником и берегом, то расширяясь, то снова суживаясь. Однако почва все время оставалась твердой, и Нао не сомневался, что ему и его спутникам удалось намного опередить рыжих карликов. Если только не возникнут неожиданные препятствия, они и в дальнейшем смогут сохранять эту дистанцию.

Но препятствия скоро возникли: сначала болото протянуло на равнину свои предательские щупальца – лужи с гниющей водой, канавы, полные вязкой тины, глубокие заводи. Беглецам приходилось поминутно сворачивать с пути, делать обходы, а порой и возвращаться вспять. После долгих блужданий они очутились на узкой полосе твердого гранита, ограниченной справа бескрайним болотом, а слева – котловиной, залитой осенним наводнением.

Пройдя несколько сот локтей, уламры вынуждены были остановиться: гранитная тропа опускалась и уходила под воду. Теперь беглецов с трех сторон окружала вода. Нужно было либо спешно возвращаться обратно, либо ждать здесь нападения.

Положение было угрожающим: если рыжие карлики устроили засаду в начале тропы, путь к отступлению отрезан. Опустив голову, Нао горько упрекал себя за то, что расстался с мамонтами и пустился странствовать по враждебной земле. Мужество его поколебалось, он почувствовал неуверенность и страх…

Но это была лишь минутная слабость. В следующее мгновение обычная энергия и спокойствие снова вернулись к нему, и он уже думал только о том, как спасти своих спутников и самого себя.

Уламры лихорадочно принялись искать выход. Впереди, в сотне локтей, из воды выступала рыжеватая гранитная глыба. Быть может, это был островок среди болота, но глыба могла также служить продолжением гранитной тропы.

Нам и Гав стали нащупывать брод. Но всюду была лишь бездонная топь, предательская тина и вязкий ил.

Итак, единственным шансом было возвращение назад. Без долгих размышлений Нао первым зашагал по тропе. Молодые воины последовали за ним.

Они прошли более двух тысяч локтей, выбрались из болота и очутились перед густыми зарослями кустарника, кое-где перемежавшегося полянками с низкой травой. Нам, шедший первым, внезапно остановился и, протянув руку вперед, сказал:

– Рыжие карлики там!

Нао не сомневался в этом. Желая удостовериться окончательно, он набрал камней и стал кидать их один за другим в то место, куда указывал Нам. Кусты заколебались: кто-то поспешно удалялся, невидимый среди ветвей.

Путь к отступлению оказался отрезанным; надо было готовиться к бою. Но позиция уламров была явно невыгодной: скрытые в кустарнике рыжие карлики могли незаметно окружить их со всех сторон. Лучше отступить снова на гранитную тропу и занять на ней оборону. При свете Огня там, по крайней мере, можно не опасаться нападения с тыла.

Нао, Нам и Гав испустили свой боевой клич. Затем Нао, потрясая палицей, воскликнул:

– Рыжие карлики напрасно преследуют уламров, которые сильны, как львы, и проворны, как олени! Если рыжие карлики нападут на уламров, многие из них погибнут! Один Нао уничтожит не менее десяти врагов. Нам и Гав тоже будут убивать их… Неужели рыжие карлики хотят лишиться двух десятков лучших своих воинов ради гибели трех уламров?

В ответ на эту речь из кустарников и высокой травы раздались хриплые воинственные крики. Сын Леопарда понял, что рыжие карлики хотят войны и крови. Это нисколько не удивило его: разве уламры во все времена не поступали так же с людьми чужого племени, которые появлялись близ их становища? Старый Гоун всегда говорил: «Лучше оставить в живых волка или леопарда, чем человека другого племени, потому что человек, которому ты даровал жизнь, придет потом с остальными людьми своего племени и убьет тебя и твоих близких». Нао не стал бы убивать рыжих карликов, если бы они дали ему возможность спокойно уйти, но он прекрасно понимал, почему они преследуют его с таким упорством и ожесточением.

Он знал также, что люди разных племен всегда питали друг к другу вражду, гораздо более сильную, чем та, которую испытывает носорог к мамонту… Широкая грудь его наполнилась гневом, он громко закричал, вызывая врагов на бой, и двинулся к кустам, потрясая оружием. Тоненькие дротики просвистели в воздухе, но ни один из них не достиг цели. Нао презрительно засмеялся.

– Руки рыжих карликов слабы, как руки детей! – сказал он насмешливо. – Каждый удар палицы Нао будет стоить жизни одному карлику…

В чаще дикого винограда мелькнула рыжая голова, почти неразличимая на фоне красновато-желтой листвы. Но Нао успел заметить острый блеск глаз… Ему еще раз захотелось продемонстрировать врагам свою силу, не прибегая к оружию. Он поднял камень и швырнул его в гущу листвы. Ветки заколебались, раздался пронзительный крик.

– Вот! – торжествующе крикнул сын Леопарда. – Такова сила Нао! Острый дротик пронзил бы рыжего карлика насквозь!

И, не обращая внимания на крики разъяренных врагов, он повернулся к ним спиной и ступил на гранитную тропу.

Уламры решили дойти до самого конца тропы и там принять бой. Тропа в этом месте была достаточно широкой, чтобы на ней могли поместиться в ряд все трое уламров, а дальше сужалась. Рыжим карликам пришлось бы атаковать уламров небольшими группами, а не всем отрядом сразу. Со стороны болота нападение было исключено: предательская топь тотчас же засосала бы смельчака, отважившегося переправиться по ней вплавь или на плоту из древесных стволов. Также невозможно было добраться до небольшого гранитного островка, возвышавшегося над водой на расстоянии шестидесяти локтей от конца тропы.

Набрав огромную кучу сухого тростника для вечернего костра, уламры стали ждать нападения. Это было томительное и мрачное ожидание. В берлоге серого медведя, завидев зверя, они надеялись несколькими меткими ударами убить его; осажденные среди базальтовых глыб, они твердо знали, что рано или поздно пещерный лев вынужден будет уйти на охоту. Людоедам ни разу не удавалось окружить их. Теперь же их осаждало племя, сильное своей многочисленностью, терпеливое и хитрое.

Дни будут тянуться за днями, а рыжие карлики и не подумают снять осаду. Если же они решатся напасть на уламров, как долго смогут трое воинов противостоять натиску целого племени?

Нао понимал, что они попали в ловушку, из которой вряд ли сумеют выбраться. Особенно нестерпимо было сознавать, что окружавшие их враги принадлежат к самым слабым представителям человеческой расы. Даже лучший воин этого низкорослого племени не смог бы задушить руками волка, поразить копьем сердце льва или вступить в единоборство с зубром, как это делали многие охотники племени уламров. И он, Нао, бессилен против этих хилых созданий!

Мрачные мысли обуревали сына Леопарда. Он безучастно смотрел на простиравшуюся перед ним бескрайнюю массу воды, ослепительно сверкавшую под лучами полуденного солнца. Не переставая лихорадочно думать о рыжих карликах и предстоящей битве, о засадах и путях спасения, он в глубине души изумлялся, как может маленький небесный костер давать столько света и тепла. Болото огромно, ему не видно ни конца ни края, а солнце – совсем небольшой Огонь, пожалуй, меньше, чем круглый лист водяной лилии, но сияние его заливает болото до самого горизонта, заполняет все небо, опрокинутое над землей, словно гигантская голубая чаша…

Кровь все сильнее стучала в висках Нао. Сердце прыгало в груди, словно пантера; он слышал, как оно бешено колотится о грудную клетку. Временами, стряхивая с себя оцепенение, сын Леопарда вскакивал на ноги и хватался за палицу. Ему хотелось биться, нападать, крушить врагов. Но осторожность и предусмотрительность – два качества, без которых первобытный человек не мог бы просуществовать и одного дня, – заставляли его смиряться и выжидать.

Смерть Нао доставила бы слишком много радости его врагам, если бы он добровольно ринулся ей навстречу. Нет, сначала нужно помучить рыжих карликов ожиданием, внушить им страх, убить многих из них… Да он и не собирался вовсе умирать! Он хотел увидеть снова Гаммлу, принести уламрам Огонь!

Нао не знал еще, как он обманет бдительность своих врагов и вырвется из ловушки, но надежда на спасение одержала в его душе верх над мрачными мыслями. Она крепла в нем час от часу, пока не овладела всем существом молодого воина, и он снова почувствовал себя сильным и полным мужества. Он верил, что жизнь его не оборвется в самом расцвете, что она будет длиться долго, такая же нескончаемая, как эти сияющие воды и солнечный свет.

Сначала рыжие карлики не показывались вовсе, не то боясь попасть в засаду, не то выжидая какой-нибудь оплошности со стороны уламров. Только в конце дня они наконец обнаружили свое присутствие.

Выскользнув из кустов, где они скрывались, рыжие карлики подошли к началу гранитной тропы и стали осматривать болото. То один, то другой воин вдруг издавал отрывистый крик, но вождь отряда хранил настороженное молчание. В сумерках рыжие фигурки сбились в кучу. Издали они напоминали стаю шакалов, поднявшихся на задние лапы.

Настала ночь.

Костер уламров бросал на поверхность болота кровавые отблески. В чаще кустарника запылали костры рыжих карликов. Фигуры стражей явственно выделялись на темном фоне ночи, то появляясь, то исчезая.

Однако, несмотря на угрожающие приготовления, осаждающие не посмели приблизиться к уламрам, и ночь прошла спокойно.

Следующий день тянулся нестерпимо долго. Теперь рыжие карлики беспрерывно сновали перед самым лагерем уламров, то поодиночке, то целыми толпами. Их тяжелые челюсти свидетельствовали о большом упорстве и настойчивости характера. Ясно было, что они неотступно будут добиваться смерти чужеземцев, – так приказывал им инстинкт, выработавшийся у людей их племени за сотни лет. Без этого упорства рыжие карлики давно были бы истреблены другими племенами, более сильными, но менее сплоченными.

На вторую ночь рыжие карлики тоже не решились напасть на уламров. Они хранили глубокое молчание и не показывались из-за прикрытий. Исчезли даже огни их костров: то ли они не разводили их вовсе, то ли перенесли так далеко, что зарева не было видно.

На заре со стороны врагов вдруг послышался шорох: кустарник сдвинулся с места и пополз по земле, как живой. Когда стало светло, Нао увидел, что у входа на гранитную тропу вырос огромный вал из хвороста. За этим укреплением, вызывающе крича, копошились рыжие карлики.

Уламры поняли, что рыжие карлики собираются постепенно продвигать вперед свое укрепление и, прячась за ним, забрасывать осажденных дротиками и копьями или, улучив удобный момент, внезапно атаковать их.

Положение уламров и без того было тяжелым. Съев запас мяса, они занялись ловлей рыбы в болоте. Но рыбы почему-то попадалось мало; редко-редко им удавалось поймать угря или леща. И хотя они не брезговали ни лягушками, ни другими земноводными, их молодой, крепкий организм никак не мог насытиться, и осажденные непрерывно испытывали муки голода.

Особенно тяжело переносили недостаток пищи Нам и Гав. Юноши заметно ослабели.

Третий день не принес изменений. Сидя неподвижно у вечернего костра, Нао погрузился в грустное раздумье. Он укрепил как мог свою позицию, но понимал, что, если голодовка продлится еще несколько дней, у Нама и Гава останется меньше сил, чем у любого из рыжих карликов. Да и сам Нао не сможет с прежней твердостью метнуть копье или нанести сокрушительный удар тяжелой палицей.

Не лучше ли попытаться бежать под прикрытием темноты, пока силы не иссякли окончательно? Однако сын Леопарда тут же отказался от этой мысли: застать рыжих карликов врасплох немыслимо – их слишком много, – а прорваться через их лагерь силой нечего и думать.

Бросив взгляд на запад, Нао увидел, что молодой месяц уже заметно увеличился и рога его затупились. Он опускался к горизонту рядом с яркой голубой звездой, влажно мерцавшей на потемневшем небе. Лягушки перекликались в болоте старчески хриплыми, печальными голосами, летучие мыши бесшумно скользили на мягких крыльях прямо над головой Нао; среди водорослей временами поблескивала чешуя какого-нибудь пресмыкающегося.

Нао вспомнил вдруг вечера в своем родном становище, когда племя располагалось на отдых у берегов зеркальных вод, под ясным северным небом. Образы недавнего прошлого, словно живые, вставали перед глазами молодого воина, и сердце его становилось мягким, как воск в руках ребенка. Одна картина была особенно яркой.

…Уламры сидели вокруг вечернего костра, отдыхая после утомительного перехода, и старый Гоун дал волю своим воспоминаниям, к которым с таким жадным любопытством прислушивались всегда молодые воины. Дразнящий аромат жареного мяса плавал в воздухе, а за широкой полосой прибрежного камыша искрилась серебром водяная гладь, залитая сиянием полной луны.

Три девушки отделились от группы женщин и стали кружить вокруг костра в избытке молодых сил, не истраченных до конца за долгий день трудной работы. Они пробежали мимо Нао, лукаво смеясь, полные безотчетного веселья, свойственного юности. Тяжелая прядь волос, взметенная шальным порывом ночного ветра, ударила сына Леопарда по лицу. Он вздрогнул, как от толчка, и поднял на девушку глаза. Это была Гаммла…

Бесконечно далеким было сейчас родное становище, и картина, возникшая перед взором сына Леопарда, наполнила его сердце щемящей тоской.

…Видение побледнело и исчезло. Нао низко опустил голову на грудь; дыхание его стало прерывистым.

Сделав над собой усилие, он тряхнул головой, отгоняя сладостные воспоминания и горькие мысли, и снова принялся думать о способах спасения. Вскоре лихорадочная жажда деятельности овладела им. Он встал, обогнул костер и пошел по гранитной тропе к неприятельскому лагерю.