– Не сразу. Было уже пять часов. У меня в приемной дожидались еще человек пять посетителей, а вечером я должен был председательствовать на торжественном обеде у инженеров. Увидев, что мой визитер ушел, вернулась секретарша, и я сунул пакет к себе в портфель. Конечно, надо было позвонить премьер-министру. Клянусь вам, я не сделал этого только потому, что все еще не был уверен, не сумасшедший ли этот Пикмаль. И не имел никаких доказательств, что документ не фальшивка. Нам почти каждый день приходится иметь дело с неадекватными людьми.
– Нам тоже.
– Тогда вы меня понимаете. Прием у меня заканчивается в семь. Времени оставалось только на то, чтобы зайти домой и переодеться.
– А жене вы рассказали об отчете Калама?
– Нет. Портфель я взял с собой и предупредил ее, что после обеда у инженеров поеду на улицу Пастера. Это обычное дело. Мы не только приезжаем сюда вместе по воскресеньям, чтобы побыть наедине и отведать приготовленного женой обеда. Я часто отправляюсь сюда, когда у меня есть важная работа и мне нужно спокойно подумать.
– А где был банкет?
– В ресторане «Дворец Орсэ».
– Портфель вы брали с собой?
– Я его запер на ключ и оставил под присмотром своего шофера. Этому человеку я доверяю безгранично.
– И с банкета вы поехали прямо сюда?
– Да, около половины одиннадцатого. Министрам необязательно оставаться после того, как отзвучат торжественные речи.
– Вы не снимали парадного костюма?
– Нет, я переоделся, чтобы поработать здесь, в кабинете.
– Отчет вы прочли?
– Да.
– Он был подлинным?
Министр кивнул.
– Если бы его опубликовали, он действительно стал бы бомбой?
– Вне всякого сомнения.
– Почему?
– Потому что Калам предупреждал о катастрофе, которая и произошла. Хоть меня и назначили министром гражданского строительства, я не смогу точно воспроизвести вам суть его рассуждений и прежде всего те технические детали, которые он приводил в поддержку своего заключения. Могу только сказать, что он занял твердую, аргументированную позицию против проекта, и всякий, кто прочел бы отчет, должен был бы проголосовать против строительства в Клерфоне в том виде, в каком оно предполагалось, или по меньшей мере потребовать дополнительного исследования. Понимаете?
– Начинаю понимать.
– Каким образом «Молва» пронюхала о документе, понятия не имею. Может, им удалось раздобыть копию? Не знаю. Насколько мне известно, я был единственным человеком, кто вчера вечером владел экземпляром отчета.
– Что же произошло?
– Около полуночи я хотел позвонить премьер-министру, но мне ответили, что он в Руане на каком-то политическом совещании. Я чуть не позвонил в Руан…
– И не позвонили?
– Нет. Именно потому, что подумал о прослушке. Мне казалось, что у меня в руках ящик с динамитом, который способен не только взорвать правительство, но и опозорить многих моих коллег. Невозможно допустить даже мысли, что те, кто прочел отчет, могли настаивать на…
Мегрэ догадался, как должна была кончиться фраза.
– Вы оставили отчет в этой квартире?
– Да.
– В письменном столе?
– Он запирается на ключ. Я рассудил, что отчет будет здесь сохраннее, чем в министерстве, где шатается много людей, которых я едва знаю.
– Ваш шофер оставался внизу, пока вы изучали документ?
– Я его отпустил, а сам взял такси на углу бульвара.
– Вы разговаривали с женой, когда вернулись?
– Разговаривал, но не об отчете Калама. До вчерашнего дня я ни с кем о нем словом не обмолвился. А вчера в час дня я встретился с премьер-министром в Национальном собрании. Я отвел его к окну и все ему рассказал.
– Он был взволнован?
– Думаю, да. Любой руководитель правительства на его месте разволновался бы. Он попросил меня съездить за отчетом и лично доставить к нему в кабинет.
– И отчета в столе не оказалось?
– Нет.
– Дверной замок был взломан?
– По-моему, нет.
– Вы встретились с премьер-министром?
– Нет. Мне стало по-настоящему плохо. Я попросил отвезти меня на бульвар Сен-Жермен и отменил все встречи. Жена позвонила премьер-министру и сказала, что я почувствовал себя плохо, что у меня был обморок и что я явлюсь к нему завтра утром.
– Ваша жена все знает?
– Я впервые в жизни ей солгал. Не помню точно, что я ей наговорил, но, должно быть, сильно путался и сам себе противоречил.
– Она в курсе, что вы здесь?
– Она считает, что я на собрании. Не знаю, понимаете ли вы, в какое положение я попал. Я вдруг оказался один, и мне кажется, что, как только я открою рот, все примутся меня обвинять. Никто не поверит в эту историю. У меня в руках был отчет Калама. Я единственный, кроме Пикмаля, кто им владел. И за последние несколько лет меня раза три приглашал в свое имение в Самуа Артюр Нику, подрядчик, который занимался строительством.
Он вдруг как-то сразу сник, плечи ссутулились, подбородок утратил твердость. Весь его вид, казалось, говорил: «Делайте что хотите. А я уже ничего не знаю».
Не спрашивая разрешения, Мегрэ плеснул себе водки и, только поднеся стопку к губам, подумал, что надо бы налить и министру.