Наследница козьей княжны

Бела послушалась.

Она пронеслась по дуге, огибая одного охранника, и обманывая второго. Заставляя притиснуться к воротам – изобразила, что к ним и направляется. Но нет! Шуганув рогами пса, Бела ловким прыжком взлетела на крышу собачьей будки, оттолкнулась от нее и через забор махнула.

– Куда-а-а-а! Беляна, сто-о-о-ой! – хлестнул в спину возмущенный вопль Велимудра.

Но ноги сами понесли по деревне, мимо селян – их крики на дворе старосты переполошили. Мимо домов. Мимо оград. Мимо пруда.

К реке.

Мосток под копытами звонко пропел. Скрипнули доски. И ива качнулась.

Дальше – к лесу.

Лес манил темнотой. И пугал одновременно. Но голос в голове уверял, что туда скакать надобно. Что там осталось нечто важное и жизненно необходимое. Что только там можно спастись и понять…

…нечто.

Оно возникло за кустами жидкого подлеска, поплыло над высокой снытью серым тяжелым облаком.

Волк тот!

Волколачище…

Вот голос! Вот предательская сущность! Завел обратно в чащу, из которой только-только едва живая выбралась. Зачем? На погибель?

Бела замотала на бегу головой, пытаясь вытрясти из себя опасную сущность. Попыталась развернуться и поскакать назад в село, но где там – с поработившей тело козьей магией не так-то просто было справиться.

«Нет. К людям нельзя. Надо бежать в лес. В самую чащу!»– снова приказал голос.

– Так волколак же? – обиженно проблеяла Бела, кажется, и без слов вовсе. Одной интонацией. – Сожре-е-е-ет!

«Вот еще! Коза – всем зверям гроза! – заупрямился голос. – Ну-ка, дай ему отпор!»

Белу на скаку развернуло и вскинуло на дыбы. Шея уже знакомо напряглась, изогнулась… Волколак как раз навстречу из папоротников выбрался. Пасть открыл, а тут ему – тресь! И прямо промеж глаз. Два козьих рога тем местом, где только выходят они из курчавых завитков на козьем лбу, прямо по оскаленной звериной морде врезали.

Волколак завизжал по-собачьи. Прянул в сторону.

А Бела скок-скок – через бревна, через валежник – и была такова.

Понеслась, приминая копытами седую сныть и перистый папоротник. Через заросли можжевельника. Через поросль орешника. Под шатры старых елей.

Ветки хлестали по бокам, подстегивая. Валились в ноги замшелые павшие стволы, кривые сучья силились зацепиться, или подставить подножку. И будь Бела человеком, давно бы упала или напоролась на что-нибудь, но козе все было нипочем. Она взлетала над поваленными стволами, перепрыгивала бездонные окна черной воды, иногда выбегала на какие-то тропы, а потом вновь ныряла в непролазные заросли.

Волколак все это время мчался следом, то отставая, то нагоняя снова. От его прыжков содрогалась земля, и хриплое, смешанное с рыком дыхание то отдалялось, то становилось невыносимо близким.

Опаляющим.

Пару раз зверь почти нагнал Белу – острые зубы лязгнули в тщетной попытке ухватиться за куцый козий хвост.

И вдруг лес расступился, раскинулся в стороны крыльями. Серый свет дождливого дня залил гриву высокой травы, отразился в росяных круглых каплях. Тропа снова оказалась под ногами. Вернее то, что осталось от нее – жалкие черные плешины голой земли средь влажного мха и осоки.

Тропа вела к странному сооружению… Дому?

Терему.

Высокий и мрачный, сложенный из гигантских бревен, он поднимался к свинцовому небу из дрожащей дымки серебристого тумана.

Грозный.

Угрюмый…

Из-под конька крыши торчали здоровенные, метра в три длиною, витые рога. То ли настоящие, то ли искусно из дерева вырезанные – издали не поймешь. Такие же были и над крыльцом в узорной резьбе. Резьба украшала и дверь. А та, приоткрытая, прятала за собой непроглядный густой мрак и тайну, что манила, притягивала, как магнит.

Бела одним стремительным прыжком перелетела поляну и заскочила на крыльцо. Под ногами пропела жалобно старая доска.

Секунда, чтобы оглянуться.

Волколак стоял за спиной у границы леса и дальше не шел. Что-то не пускало его. Он злился, ворчал. Капала кровь на траву из разбитого лба. Шкуру рассекло, как ножом. И переносица после удара опухла горбиной, заплыли глаза – отчего зверь стал походить на бультерьера.

– Не ходи, коза, по лугу – вокруг колышка по кругу. В лес зеленый убегай, с волком в чаще поиграй… – запел волколак, усаживаясь под ближайшим деревом.

Сверкая желтыми глазами.

И песня из страшной пасти лилась так чисто, так чарующе. В прошлый раз эта странная магия ударила по «козлятам», чтобы самый маленький и слабый поддался и отпер дверь. Тогда Бела тоже ее почувствовала, но реальный эффект волчьего пения оценить не сумела.

Теперь же ее пробрало до костей. Приятные волны прокатились по позвоночнику, расслабляя и успокаивая. Будто все хорошо, и зверь не враг, а старый друг. И беготня по лесу просто игра – не более того…

«Очнись! – оглушил голос в голове. – Не смей поддаваться! Только не ты!»

– Только не я… – повторила Бела, очнувшись на середине поляны.

Да когда она успела спуститься с крыльца и пойти к волколаку навстречу? Что за гадское колдовство? А она еще на малыша-Буяна сердилась… А сама-то! Сама!

Слабачка…

– У козы-то у рогатой дома малые козлята. Все по лавкам сидят, на тарелки глядят. Ты, коза, домой иди, молока им принеси. Домой-домой – через лес густой…

Волколак уже не сидел. Он стоял, вытянув шею и повиливая от волнения хвостом. Готовый броситься в ту же секунду, как только жертва окажется в досягаемости.

– Хрен тебе! – Бела попятилась. – Не заманишь меня! Поди прочь! Убирайся вон! Оставь меня в покое!

Сонное оцепенение сменилось яростью. Бела вскинулась на дыбы и приготовилась к новой атаке. Нет уж! Не будет она этого настырного волколака больше терпеть. Хватит! Пора прогнать его раз и навсегда.

«Вот так! Правильно!» – поддержал внутренний голос и неожиданно подарил силу.

В небе сверкнуло. Молния рассекла мир надвое, зацепилась за огромные рога на крыше терема, сплелась между ними в тугой клубок и скатилась вниз, шипя и искря.

Упала Беле на голову, меж ее собственных рогов, круглая и на удивление холодная.