Фарватер

– На шхуне служил юнгой или охотником?

– Охотником, сэр.

– Ага. А этот?

– Он был матросом. Сэр.

– Отлично, – он хлопнул в ладоши. – Этого – в матросы, этого – в солдаты… Да что вы там возитесь, с подростком справиться не можете?!

– Да прекрати лягаться! – возмущенно воскликнул державший меня парень. – Не переживай, тебе у нас понравиться.

Когда он в пятый раз огреб от меня, он выругался и приложил меня башкой об угол переборки. Вы даже не представляете, как мне смешно сейчас это говорить.

Когда я оклемался, уже в трюме – “посвящение в военморы”: издевательство в виде строевого смотра, матросы отдельно от зольдов. После, завербованных, и солдат, и матросов, построили в шеренгу на шкафуте. Я различил Кида и молча, глазами, спросил, что происходит. Он незаметно, еле пожал плечами. Этот небольшой диалог был окончен как раз в тот момент, когда дверь адмиральской распахнулась и оттуда вышел этот чертов сатана, одетый еще лучше, чем до этого и еще больше от этого важничающий.

– Так! – громко начал он, поправляя рукава. – Слушайте меня внимательно. Теперь вы, вместе с этой шхуной, командиром которой меня великодушно назначил господин адмирал, командующий недавно виденным вами фрегатом, зачислены на военно-морском флоте. В табеле я – только лишь капитан третьего ранга, но в Море, на этом корабле, я второй после Бога. А посему я имею все полномочия назначать свои правила, и вы обязаны их выполнять. Вам будет запрещено сходить на землю, сразу после того, как мы покинем верфь. Обращаться ко мне не иначе, как “господин командир” или “сэр”. Ну и самое главное! Дисциплина превыше всего. Вы меня хорошо понимаете, Дюк? – резко обратился он ко мне. Я не ответил. Мы несколько секунд смотрели друг другу в глаза, ясно читая друг у друга лютую ненависть. Наконец он отвернулся. – Вы – моряки, и судовая дисциплина вам должна быть известна. Не устраивать драк и прочих нарушений. Слово человека, стоящего выше – закон. За недисциплинированное поведение вы будете наказаны соответственно с тяжестью вашего нарушения. Я все сказал.

После мы взяли курс в ближайший порт. Как только мы прибыли, шхуну отправили на верфь, и началась перестройка. Добавили дубовых досок обшивки для прочности, длины и ширины корпуса, поставили третью, бизань-мачту, установили на всех трех стеньгах и брам-стеньгах марселя и брамселя и, разумеется, притащили на борт 20 штук карронад. На верфи работало много людей – не то чтобы я тогда умел считать, но, думаю, человек 500 было точно. Немало досок на плечах перетаскали и мы с Кидом, и это было все, чем мы занимались во время нашей последней стоянки перед рейсом длиной в 7 с лишним лет. Перестройка продолжалась недолго – месяца 4, не больше, но за это время наша шхуна таки успела приобрести грозный военный вид и получить название “Буря”. Мы отчалили. Ступить на землю после этого нам с Кидом было не суждено очень долго.

Глава II

Меня расписали на грот-мачту – опыт у меня уже был, и меня преспокойно отправили лазить по вантам. Что насчет Кида, то как-то раз, на полуюте, ему устроили проверку.

– Ты говорил, что хорошо стреляешь. Это так? – допытывался до него старлей. Я прислушался, не отрываясь от принайтовки.

– Да, сэр.

– Чем тебе легче?

– Да чем угодно, но я привык к карабину.

Охотнику дали карабин. На его лице проскользнула еле заметная улыбка.

– Попадешь в клотик?

– Откуда?

– Да прямо отсюда.

Кид фыркнул и, прищурившись, высмотрел на грот-мачте несчастный набалдашник, небрежно перебросил карабин из одной руки в другую и, не глядя, выстрелил.

– Дюк!

Я протянул руку и поймал поверженный клотик, в центре которой было аккуратное, еще дымящееся, отверстие. Лейтенант присвистнул и хлопнул стрелка по плечу.

– Да ты, парень, не промах!

С тех пор это лестное имя “Не Промах” осталось за ним. Понятно, что его записали в стрелковую команду.

Моя же военморская жизнь началась немного по-другому.

Все были в кают-компании – ужинали. Я был на вахте, когда до моих ушей донесся крик командира, как всегда немного более громкий, чем все остальное.

– Поди, принеси мне трубку и табак из каюты, Жак, да поживей!

Я не придал этому значение. Послышались шаги, и на палубу вышел Жак – долговязый матрос с вечно хмуро наморщенным лбом. Он перешел шкафут и вошел в командирскую каюту. Через пару секунд дверь снова открылась, но вид матроса чем-то насторожил меня и я невольно посмотрел на него. Жак был занят запихиванием командирских денег в карман. Почувствовав мой взгляд на себе, он криво улыбнулся. Деловито засунув большие пальцы за пояс, сказал:

– Как дела, брат мой матрос?

– Ночного колпака захотелось, Жак? – с усмешкой спросил я, забухтовывая фал грота. Он помрачнел.

– Сколько тебе дать, чтобы ты держал свою пасть закрытой?

– Оставь деньги себе, на что они мне? – презрительно ответил я. – Все равно мне отсюда на землю не сойти, а тут мне вроде как все бесплатно дается. Ну а насчет моей пасти можешь не переживать, я предпочитаю помалкивать. Теперь советую тебе поторопиться – он и так не ангел, а твоя задержка и вовсе его взбесит.

Он поджал губы и покивал головой.

– Справедливо.

– Проваливай отсюда и оставь брата своего матроса с его закрытой пастью наедине, пока она таковой остается.

Как вы понимаете, я был не в духе тогда. Жак поторопился послушаться и бегом помчался назад в кают-компанию.

На следующий день, только мы встали и принялись за работу, как проклятущая каюта со стуком распахнулась и проклятущий командир громко провозгласил:

– На корабле завелся вор.

Как по команде все замерли. Я стоял к юту спиной, но чувствовал взгляд, которым он обвел палубу.

– Кто это сделал?

Все молчали. Не получив ответа, он что-то сказал нашему дракону и показал на меня. Все внимание обратилось ко мне, кровь отхлынула у меня от лица. Страшная догадка о том, что со мной сделают за воровство, мелькнула в голове.

– Нет, – прошептал я, бросаясь к нему. – Нет! Я не – да пусти ж ты меня! – я не виновен!

Я знал, что если я сейчас бухнусь перед ним на колени, то ублажу его самолюбие и он, скорее всего, отменит приговор. Страх подкосил ноги, но гордость дала мне приказ стоять ровно, пока я могу.

– Неужели? – спросил он, оборачиваясь. – Кто же тогда виноват? Ты был там тогда, ты должен был видеть.

Я бросил взгляд за его спину, где стоял Жак. Он стоял, не моргая, бледнее смерти. Я раскрыл было рот, чтобы выдать его, но запнулся.

– Я… не знаю, я никого не видел… Должно быть, я отошел на бак, было темно…

– Когда я обвинил тебя во лжи, спрашивая твой возраст, я был неправ, – нетерпеливо перебил он. – Потому что лжешь ты отвратительно. Говори имя, если ты не виновен.

Я опустил взгляд.

– Я не знаю, не разглядел.