Снайперская «элита» III Рейха. Откровения убийц (сборник)

– Так точно. – На лице Бергера на мгновение проступила озабоченность.

А еще через мгновение он повернулся ко мне и к стоявшим рядом со мной Антону и Михаэлю:

– Ну что, ребята, покажем врагам, как умеют сражаться германцы?

– Мы сделаем все, что от нас зависит, – за всех ответил Антон, улыбнувшись.

И нам с Михаэлем вдруг передался его оптимизм. Наш взвод пополз вперед. В качестве прикрытия я решил использовать ту самую ячейку, которую вырыли польские пулеметчики. Михаэль и Антон устроились за углом дома неподалеку от меня.

Посмотрев через свой оптический прицел на окна бетонных домов, в которых засели поляки, я сразу увидел вражеского стрелка. Он целился из винтовки в одного из наших бойцов, подползавших к зданиям. Дорога была каждая доля секунды. Я навел на врага перекрестие оптического прицела и нажал на спусковой крючок. Теперь этот поляк больше не представлял опасности. Однако чем ближе немецкие взводы подбирались к бетонным зданиям, тем интенсивнее оттуда раздавались винтовочные выстрелы и пулеметные очереди. Я без устали выискивал новые цели и нажимал на спусковой крючок. То же самое делали и остальные снайперы.

Между тем взводы капитана продолжали штурм. И уже в здания полетели мины, выпущенные из их минометов. Из окон повалил дым. Через некоторое время я уже не мог найти себе цель в окнах домов. Видимо, бой завязался внутри зданий. Тем не менее мы должны были оставаться на своих местах и продолжать искать цели, а также быть готовыми к любому непредвиденному развитию событий.

На этот раз все закончилось благополучно. Минут через пятнадцать к нашему сержанту прибежал связной от капитана. Оба бетонных здания были благополучно взяты. Теперь мы могли занять в них позиции, в случае если бы поляки предприняли контратаку. Однако в этих зданиях оказалось не так много польских солдат, как ожидал капитан. Это означало, что основные бои за город у нас еще впереди. И до конца дня мы продолжали продвигаться вперед, точно так же прикрывая взводы капитана, которые штурмовали все новые и новые занятые поляками здания. При этом я панически боялся, что у меня закончатся патроны, и при каждой возможности забирал их из патронных сумок убитых.

Сержант Бергер внимательно наблюдал за каждым из нас. После взятия очередного здания он подошел ко мне и сказал:

– Ты хороший солдат, Гюнтер. Я первый раз вижу, чтобы молодой снайпер был таким метким. Я рад, что ты служишь под моим началом.

Подобная похвала, услышанная от сурового сержанта Бергера, могла вскружить мне голову. Однако судьбе было угодно остудить мой пыл и заставить вести себя осторожно и осмотрительно. А осторожность и осмотрительность, как известно, главные качества, которые позволяют выжить снайперу.

Это произошло во второй половине дня. Когда я просматривал окна очередного здания, занятого поляками, я вдруг увидел вражеского солдата со снайперской винтовкой. Это было для меня полнейшей неожиданностью. Я почему-то даже не думал о том, что у поляков тоже могут быть снайперы. Не успел я опомниться, как его пуля перебила ремень моего шлема, оцарапав мне щеку. Инстинктивно я рухнул на землю. Какое-то шестое чувство подсказало мне, что я должен изображать из себя убитого, иначе стану таким на самом деле. Я пролежал неподвижно несколько минут, которые показались мне бесконечными. За это время я вспомнил Ингрид, маму и своего маленького сына. Я вспомнил о том, что снайпер не должен делать больше одного выстрела с одной и той же позиции. Но ведь в тех боевых условиях соблюдать это правило было попросту невозможно. Я подумал о том, как много я еще не успел сделать в жизни. Я молил Бога, чтобы вражеский снайпер не решил на всякий случай выстрелить в меня еще раз.

Потом я услышал растерянный голос Михаэля:

– Гюнтер, ты живой?

Я осторожно приподнялся. Вскоре здание было взято, и я узнал, что польский снайпер убил двоих ребят из моего взвода. Нас охватила такая ярость, что нам хотелось самим расправиться с ним. Но в захваченном здании не удалось найти даже его снайперской винтовки. Возможно, польскому снайперу каким-то образом удалось сбежать. А может, он просто снял оптический прицел со своей винтовки, спрятал его и выдал себя за обычного солдата.

Так или иначе, я понял, что у противника тоже могут быть снайперы. Значит, если я хотел выжить, я должен был находить их первым и первым стрелять в них без промаха. Конечно, это проще сказать, чем сделать. Но я получил хороший урок.

К вечеру основные силы поляков, остававшиеся в центре города, были окружены. Они сдались. И их, разоруженных, вывели на южную окраину Калица. Остальные районы города к этому моменту были уже взяты. Таким образом Калиц был захвачен нашей дивизией.

Я наблюдал, как из города выходили беженцы, нагруженные своими скудными пожитками. Это были женщины с детьми и старики. Их было так много, что казалось, будто Калиц покидают сразу все его жители. Наше командование выставило посты на выходах из города. Бойцы, дежурившие на этих постах, должны были следить за тем, чтобы вместе с беженцами из города не сбежали польские солдаты, которым тем или иным образом удалось избежать сдачи в плен.

Между тем в город въехали грузовики полевых кухонь. У нас был просто роскошный ужин, состоявший из жареных колбасок и картофеля. А если учесть, насколько мы проголодались за день, можете представить, с какой жадностью каждый из нас набросился на еду.

На ночь наш взвод разместился в одном из больших бетонных зданий. Это был жилой дом, но к нашему приходу в нем не было ни одного из жильцов. Во всех комнатах валялись разбросанные вещи. Это явно говорило о том, что прежние обитатели собирались очень поспешно. Нам с Антоном и Михаэлем посчастливилось найти в нем буханку хлеба и половину головки сыра, а также бутылку вина. Мы неплохо отметили то, что все втроем остались живы после боев за Калиц. Я собирался написать письмо к Ингрид, но никак не мог решить, стоит ли ей рассказывать хотя бы в общих словах о том, как проходят бои. В конце концов я решил оставить написание письма на завтра и лечь спать. После прошлой ночи в окопе было так здорово лечь в обыкновенную мягкую постель. Мне снился родной дом, во сне я был счастлив.

На следующее утро мы снова получили завтрак на полевой кухне, и нам снова выдали всего по семь патронов. После этого вся наша дивизия снова заняла кузова грузовиков, и мы поехали на северо-восток. Нашим местом назначения был польский город Кутно. К этому моменту к нему уже было стянуто несколько других дивизий, и город был осажден.

Мы ехали в грузовике весь день. С самого начала пути Антон начал расхваливать мою меткость, которая позволила мне убить или серьезно ранить так много поляков. Остальные ребята смотрели на меня с восхищением и уважением. Возможно, вчера моя меткость спасла жизнь кому-то из них. Однако я сам, после того как меня чуть не убил польский снайпер, боялся, что излишнее восхищение и похвалы притупят мою бдительность. Поэтому в ответ на похвалы я говорил, что мои успехи во многом обусловлены хорошим оптическим прицелом и, возможно, элементарным везением.

– А ты молодец, не зазнаешься, – похлопал меня по плечу Михаэль.

Остальным ребятам, видимо, тоже понравилось, что я не выпячиваю свои достижения. Во всяком случае, было заметно, что все они относятся ко мне очень хорошо.

За время дороги некоторые из нас прислонялись к стенкам кузова, и благодаря этому бойцам удавалось в сидячем положении придремать на пару-тройку часов. Мне не хотелось спать. Но я тоже закрыл глаза и сделал вид, что дремлю.

Мне нужно было понять, что со мной произошло. Два дня назад меня рвало, после того как я впервые убил живых людей. Теперь же я смирился или почти смирился с тем, что мне придется делать это постоянно. Неужели человек может так измениться за каких-то два дня? Неужели я стал холодным, жестоким убийцей? Эти мысли не давали мне покоя. Но потом я вспомнил слова сержанта Бергера: «Если ты пожалеешь врага, это может стоить жизни твоему другу или даже тебе самому». За два прошедших дня я убедился, что это действительно так. И это, только это одно заставило меня смириться с тем, что я стреляю по живым людям. Я должен был убивать, чтобы спасать свою собственную жизнь и жизни других. Иного выбора у меня не было. Осознав это, я успокоился.

После того как стемнело, мы ехали еще около часа. Наконец наш грузовик остановился. Мы еще не достигли Кутно. Но командование решило, что нам следует выспаться перед завтрашними боями. Посреди дороги остановилась целая колонна наших грузовиков. Мы наскоро выкопали неглубокие окопы и спали в них.

Утром нас снова ждал горячий завтрак из все тех же сосисок. Нам снова выдали по семь патронов, пополнили наши сухие пайки, и мы поехали дальше.

Город Кутно являлся одним из основных объектов, которые требовалось захватить в ходе операции. Мы теперь находились всего в нескольких часах езды от него. По мере нашего приближения к городу до нас все отчетливее доносились звуки боя.

Когда нам оставалось еще около часа пути, мы услышали оглушительный грохот артиллерийских орудий. Он не смолкал до конца нашего пути и был столь интенсивным, что нам стало ясно: под город стянуты действительно огромные силы.

Наконец мы увидели и сами артиллерийские орудия. Это были немецкие 105-миллиметровые пушки. Их было больше сотни, и они безостановочно вели огонь.

Наш грузовик остановился возле расположения артиллеристов. По команде сержанта мы вылезли из кузова. Я сразу огляделся по сторонам. Между артиллерийскими частями и городом стояли две танковые и одна пехотная дивизии. Пехотная дивизия уже успела окопаться. Более того, можно было предположить, что они находились здесь уже достаточное время, поскольку среди их окопов зияли воронки от снарядов. Конечно, они могли появиться и в результате недолета немецких снарядов. Но, скорее всего, это было работой польской артиллерии. На краю города виднелись сожженные танки. Около полутора десятков из них были немецкими, причем среди них были как легкие, так и средние танки. Однако большинство уничтоженной техники было польской. Рассматривая подбитые польские танки через бинокль, я сбился со счета. Их было, наверное, около сотни. Причем среди них также были как легкие, так и средние танки. Впрочем, я был вообще удивлен, что у поляков есть бронетехника подобного рода.

Несколько офицеров из командования нашей дивизии на бронированном автомобиле выехали в штаб проведения операции. У нас было время, чтобы наскоро перекусить своими сухими пайками.

– Как думаете, сержант, нас сейчас бросят на штурм? – спросил я Бергера.

– А для чего еще бы нас сюда везли? – невесело усмехнулся он. – Но на этот раз у нас, по крайней мере, будет танковая поддержка.

Между тем я увидел в небе несколько немецких бомбардировщиков. Они несли на город свой смертоносный груз, и вскоре к разрывам снарядов присоединился оглушительный грохот взрывавшихся бомб. Впрочем, на этот раз я уже не обольщался. Я знал, что поляки все равно не отдадут город без боя.

Примерно через полчаса бронированный автомобиль возвратился в нашу дивизию. Наши офицеры поспешили к командиру дивизии, чтобы получить приказы. Затем эти приказы были доведены до сержантов. И уже через десять минут сержант Бергер выстроил наш взвод.

– В городе укрепились польские пехотные части и артиллерия, – рассказал нам сержант. – Они окопались по всему городу, у них полно противотанковых орудий. Наши танкисты уже попытались взять Кутно, но были отброшены поляками. Теперь город попытаются взять силами пехоты. Вместе с нами пошлют несколько танковых взводов.

Мне в очередной раз стало не по себе. Впереди нас ждал бой, который окажется, возможно, еще более тяжелым, чем предыдущий. Я подумал о том, что мне самому довелось расти без отца. Неужели моего маленького сынишку Курта ждет такая же судьба? «Я не допущу этого, – сказал я себе. – Я сделаю все, чтобы враги не смогли убить меня. Я буду без жалости стрелять в любого из них, если это понадобится для того, чтобы выжить».

Между тем сержант Бергер объявил, что до начала атаки еще двадцать минут, но за это время мы должны продвинуться как можно ближе к городу, заняв места в окопах других немецких частей.

Артобстрел продолжался. Следуя за сержантом Бергером, я вместе с Антоном и Михаэлем подполз к траншее, которую занимали трое молодых солдат. Мы спустились к ним. Я оглядел ребят. Они были рядовыми немецкими пехотинцами, но все трое казались настолько юными, словно они только что окончили школу. Двое из них курили сигары, те самые, которые каждому из нас выдавали по две штуки в день.

Один из курильщиков, светловолосый и голубоглазый, посмотрев на нас, втянул в легкие слишком много дыма и закашлялся. Было видно, что он начал курить совсем недавно. Возможно, именно для того, чтобы казаться взрослее. Откашлявшись, он заговорил с нами:

– Ну что, ребята, готовитесь к первому бою?

– Нет, мы уже в двух боях побывали, – ответил Антон и гордо улыбнулся.

– Не может быть! Ну вы молодцы! – Все трое разом переглянулись. – А нас вот уже два дня держат здесь позади танков.

– Навоюетесь еще, – сказал им сержант Бергер.

– В нашем взводе уже есть убитые, – хмуро произнес Михаэль. – А нам самим просто повезло, что нас не зацепили польские пули.

– Повезло?! – недовольно воскликнул второй курильщик. – Немецкие солдаты могут обойтись и без везения. Наше вооружение во много раз превосходит польское. Видели бы вы, что здесь было вчера! Поляки подняли в воздух кучу своих самолетов. Но это были развалюхи времен Первой мировой. Прилетело всего несколько наших «Мессершмиттов», и польские самолеты в считаные минуты были разбиты в щепки!

Тут заговорил и третий молодой солдат:

– С танками произошло то же самое. Чтобы подбить один наш танк, полякам пришлось терять по десять своих!