От сияния врат звезды померкли. Жизнь и сама была чередой врат, сквозь которые можно пройти только в одну сторону: детство, пубертат, взрослая жизнь, партнерство, карьера, деторождение, воспитание детей. Ни одни из перечисленных не были столь абсолютны в своих последствиях, как этот грозный клин из светящегося пластика. Камагуэй попытался представить себе, какими врата видит Нуит – как возвращение домой, символ безопасности и защищенности? Ему они бросали вызов. Последние. Сорок семь часов три минуты.
– Нуит, каково это – умереть?
– Могу я взглянуть на ваше удостоверение личности, сеньор?
Розовая флуоресценция подсвечивала полицейского, склонившегося над дверью. Камагуэй транслировал через персоналку идентификаторы и контракт с Нуит.
– Это и есть мертвая женщина, с которой вы заключили сделку?
Нюхачи и сканеры пробежались вдоль машины, замерли и полностью переключили свое внимание на Нуит.
– Верно.
– Хм…
Нуит игриво улыбнулась полицейскому. Сканеры скользнули по крыше, дерзко обнюхали Камагуэя.
И ворота взвыли.
Камагуэй сидел, окаменев, в эпицентре урагана звуков; сигнализация надрывалась, из дорожного покрытия впереди машины выскочили стальные пальцы.
– Убирайся отсюда к чертовой матери! – крикнула Нуит на ухо Камагуэю. – Дави на газ, мать твою!
Шины с белыми боковинами задымились, когда машина рванулась прочь из ловушки задним ходом. Сирены продолжали выть. Ошарашенные стражи порядка потянулись за оружием.
– Ты следи за дорогой, я буду следить за ними, – крикнула Нуит. – Твою налево, чувак, что ты натворил?!
Камагуэй развернул машину, оставив на потрескавшемся бетоне черную полосу. Зеркала заднего вида демонстрировали сегуридадос, которые опустились на колено и прицелились; их оружие принимало новые, грозные очертания.
– Что я натворил? Что ты натворила?!
Он проехал через пятиметровый промежуток между двумя пальмами и помчался по старому тротуару, кося высокую траву хромированными бамперами и надеясь, что деревья защитят от теслерного огня.
– Я?! Я вообще не при делах, мясо. Это не из-за Нуит их миленькие детекторы тектронной активности заорали, как резаные.
– Да о чем ты говоришь?
– Правильно. Сюда. Сюда! За этими гасиендами – лабиринт служебных переулков. Там мы им шнурки-то и свяжем.
С классическим голливудским визгом колес машина повернула под прямым углом и нырнула сквозь завесу испанского мха. Прозвучали предупреждения о близости препятствия: сжалившись над вздрюченной нервной системой автомобиля, Камагуэй переключился на полное ручное управление и продолжил мчаться по темному узкому туннелю из осыпающейся каменной кладки и нависающих древесных крон.
– Ну так вот, объясняю, – сказала Нуит. – У ворот есть встроенная система раннего оповещения, которая позволяет обнаружить любого нелицензированного мертвеца, пытающегося войти или выйти из некровиля. И поскольку, благодаря твоей щедрости, я больше не нелицензированная, остается один главный претендент на эту роль.
Он резко затормозил.
– Нет! Нуит, я не…
– Я почувствовала, что в тебе есть что-то не mechaieh kosher[94 - Mechaieh – приносящий радость; kosher – кошерный, соответствующий религиозным правилам (идиш).], как только мы встретились. Ну просто очешуеть… Меня выдернул из клыков «Клуба молодых стрелков и неонаци» посреди Exposi?ion тот, из-за кого сегуридадос с радостью спалят целый район, лишь бы наверняка покончить с заразой. Я, знаешь ли, в свои сто двадцать с хвостиком слишком молода и красива для Настоящей смерти.
– Нуит, послушай, я же выкупил твой контракт. Ни один некро на такое не способен.
– Да ладно? Тогда кто ты, черт возьми? – Она подняла глаза и увидела что-то, незримое для него. – Обсудим позже. – Камагуэй почувствовал кожей покалывание переменных гравитационных полей, и тут Нуит схватила его за руку и со сверхъестественной силой вытащила из машины. – Беги. Что бы ни случилось, не останавливайся и не оглядывайся.
– Неужели я превращусь в соляной столб?
– Типа того.
Они побежали. Позади них переулок взорвался от теслерной очереди.
– Моя машина…
– Куплю тебе целый гараж, зайка. Вперед, вперед, не останавливайся; переулки ограничивают их поле обстрела, но если прижмут к стене, мы с тобой sodai gomi[95 - Sodai gomi – крупногабаритный мусор (яп.).].
Камагуэй оглянулся. Мехадоры – черные на черном, с узором навигационных огней, парящие над пузырем кипящего серебристого шлака – вертели головами, выискивая и вынюхивая беглецов. Больше никакого полуночного радио, больше никаких поездок с опущенным верхом по бульварам. Он побежал.
– Лезь сюда, давай быстрее. – Нуит отогнула угол ржавой сетки забора. – Тут по всему району полно старых оросительных канав и водотоков, многие из них проходят прямо под проволокой в некровиль, и сегуридадос не знают даже процента от процента того, что тут есть. – Камагуэй пролез под сеткой, Нуит присоединилась к нему, и вместе они побежали по заросшему сорняками красному покрытию заброшенного теннисного корта. Призраки боковых линий; гниющие сети, свисающие со столбов; смутно фаллический робот-официант вежливо ржавел в углу. В воздухе витал аромат ночных цветов.
– Вот блин.
Мехадор парил над облупившимся пряничным куполом гаража на две машины, его черная насекомообразная башка сканировала пространство: целенаправленно и ужасающе медленно поворачивалась влево-вправо, влево-вправо. Машина опустилась на кирпичный внутренний дворик с той же величавой неторопливостью. Никаких надежд, что он их не увидел.
– Беги! – закричала Нуит.
Голова богомола зафиксировалась в нужном положении. Пять метров до ворот теннисного корта. Фасеточные глаза распахнулись, дула орудий выдвинулись для атаки. Четыре метра до ворот. Мехадор накренился вперед и полетел через заросшую лужайку. Три метра. Мехадор одним гравитационным прыжком преодолел проволочную изгородь. Метр.
Ворота оказались заперты, висячий замок и цепь превратились в сплошную гирлянду из задубевшей ржавчины.
Весь отряд охотников спускался на теннисный корт – плавно, словно пух одуванчика.
С отчаянным воплем Нуит сорвала с креплений ворота вместе с замком и цепью и швырнула в ведущего преследователя. Робот закрутился на импеллерах; не теряя ни секунды, Нуит потащила Камагуэя через буйные заросли клематиса. Тот упал в бетонную траншею, на дне которой вяло плескалось несколько сантиметров вонючей воды, и сильно ударился. Поднял покрытые слизью руки, с отвращением оглядел свои испорченные штаны.
– От толики грязи еще никто не умер, – сказала Нуит, протискиваясь мимо него, чтобы погреметь металлической решеткой, преграждающей доступ к бетонной водопропускной трубе. – Верно, Нуит. Препояши чресла свои. – Она сжала кулаки; под покровом лиан было темно, но Камагуэю показалось, что он видит, как ее плоть течет и застывает, превращаясь в два тарана из белой кости. Ржавый металл согнулся и рассыпался при первом ударе, при втором прутья поддались, при третьем лопнули. Предчувствие заставило Камагуэя поднять глаза. Огни виднелись сквозь маскирующий покров из листьев и приторно пахнущих цветов.
– Нуит…
Она отгибала прутья решетки голыми руками. Ее сила превосходила воображение. Полезный талант для проститутки. Как и оборотничество.
– Только взгляни на мое гребаное платье. Почему-то такие вещи никогда не случаются с нелюбимыми тряпками.
– Я куплю тебе целый магазин, зайка.
– Хватит голливудских шуток, просто тащи свою задницу в эту дыру. – Она втолкнула его внутрь. Водопропускная труба представляла собой круг абсолютной черноты высотой в метр, мерзкая жидкость доходила до щиколотки. – Подземная железная дорога имени Нуит; следующая остановка – некровиль. И помни, chico, ты должен мне все объяснить.
Камагуэй бросился в темноту. Позади него бетонная канава вспыхнула белым пламенем теслерного огня.
Сорок шесть часов сорок четыре минуты.
Три амбициозные мечты Хуэнь: