Навстречу звезде

Пустив по вене фармакологическую эссенцию сна, я лёг на кровать. Лёг в позе мертвеца в гробу и надеялся, что безмятежный сон погребёт меня под собой на всю ночь, а лучше на всю жизнь. Не знаю, сколько я спал. Может, минуту, может, несколько часов. Они всё равно пришли. Мужчины в плащах с их ужасным монотонным повторением одной и той же фразы. Я видел их отчётливо, они лёгким бегом бежали вокруг меня. Их были тысячи, и громкость голосов постоянно возрастала. Первый круг бежал по часовой стрелке, следующий – против, и так далее. Моя плоть рвалась крюками. А немного в стороне на огромном троне сидело нечто. Огромное человекоподобное существо с иссохшей коричневой кожей и будто мумифицированным лицом смотрело на меня пустыми глазницами. Из его шести обвисших гнилых грудей текла мерзкая чёрно-коричневая жидкость. Она сливалась у его ног в целую реку. Я силился проснуться, но не мог. Снотворное не избавило меня от кошмаров. Оно позволило кошмарам полностью поглотить меня.

День десятый, 28 августа

Несмотря на ужасную ночь, проснуться я смог только под рёв будильника. Неоднозначное действие снотворного меня угнетало. Более того, мой безумный ад порождал во мне суицидальные мысли. Каждый шаг по пути на работу отдавался эхом по всему истощённому телу. Казалось, что я пуст. Как целлофановый пакет, трясущийся от малейшего дуновения ветра. Я зачем-то опять на работе, среди испачканных бессмыслицей газет и журналов. Высидев три часа, выдавая желаемую прессу покупателям, я плюнул на всё. Закрыл ларёк и ушёл в магазин. Надо было проставиться Патрику за его бесполезный яд. Как-никак услугу он мне оказал, хоть и бестолковую, как и вся его, да и моя жизни. В магазине, пересчитывая мелочь, слонялись престарелые люди, выбирая посильные товары, дети, также звеня монетками, выбирали что послаще. Я целенаправленно прошёл в отдел алкогольной продукции и забыл, зачем я здесь. Мучительно всматриваясь во множество этикеток, я всё дальше уплывал от реальности. Я уже начал было шептать, вторя тёмным образам своих снов, как вдруг меня окликнула продавщица, заметившая, что я уснул и вот-вот рухну в торговом зале. Не раздумывая, стесняясь и злясь из-за взглядов посетителей магазина, я схватил две первые попавшиеся бутылки, расплатился и выбежал на улицу.

Меня трясло. Я не знаю почему. Точнее, я знаю, почему в целом, но почему именно в тот момент? Мысли путались. Я решил прогуляться, распихав бутылки по рукавам. Я ходил по улицам бесцельно, беспорядочно, бесконечно. Зашёл в какой-то двор, такой же убогий, как и многие дворы города. Прислонившись к стене у одного из домов, сидел на корточках потрёпанного вида бородатый дед. Я подошёл к нему. Молча, жестом попросил закурить. Он достал смятую пачку дешёвых сигарет и протянул мне, так же молча кивнув. Я взял сигарету и закурил, присев рядом. Мы сидели и молча смотрели в бездну своей жизни. Бутылка оказалась в руке сама по себе. Её обжигающее содержимое ускоряло наш путь в никуда. Мы знали это и хотели этого.

Спустя какое-то время, когда стало понятно, что пора, я встал и не оборачиваясь ушёл от старика. Надо было зайти за Патриком и вернуть ему должок. Когда я подходил к его точке, он сам выскочил и что-то затараторил о том, что давно ждёт причитающегося. Я показал содержимое рукава, и он поспешил закрыть торговый ларёк и отправиться в наше сакральное место.

Я шёл молча и сосредоточенно. Патрик болтал оигре и как круто в неё играть под седативными средствами. Насколько я понял, это был какой-то horror, сюжет которого разыгрывался в заброшенной психиатрической больнице. Главный герой игры должен выбраться из психушки, наполненной то ли зомби, то ли безумцами, выскакивающими из-за углов, падающими с потолка и тому подобное. Удивительно, как люди жаждут кошмаров, когда в жизни они обходят их стороной, в то время как те, кто хоть раз в жизни переживал настоящий ужас, ищут только покоя. Спокойная вялотекущая жизнь становится для них счастьем.

Запах испражнений, горелого пластика и влажного цемента доносился за несколько метров от здания. Мы вошли, стараясь не наступить в лужи и кучи мусора. Пробирались всё дальше. Когда прошли настолько далеко, чтобы вонь от используемых как общественный туалет закоулков нас не коробила, и хотели разместиться в соседней недостроенной палате, по телу пробежали мурашки. В углу комнаты в луже запёкшейся крови и слизи, в грязном тряпье полусидела мёртвая женщина. Её одутловатое лицо с синяком под глазом и искривлённые в муках губы, обнажающие гнилые редкие зубы, говорили, что она была бездомной, которых много бродит по городу в поисках пищевых отходов и подающих. Между её широко расставленных окоченевших ног, несколько раз опутанный пуповиной, бездвижно лежал ребёнок.

– Ты видишь это? – спросил я Патрика, не отводя взгляда от тел.

Ответа не последовало. Тогда я огляделся, но никого рядом со мной не было. Что это? Очередная ужасная галлюцинация или Патрик дал дёру? Быть может, вся моя жизнь – одна сплошная галлюцинация?

Стоя в дверном проёме недостроенного здания в нескольких метрах от тел, я открыл бутылку и, вылив на землю несколько капель, ополовинил её не морщась. Моё безумие прогрессировало, и ужасы вокруг меня множились день ото дня.

Словно идущий на эшафот, я еле волочил ноги в сторону дома. Я не сомневался в том, что эти танцующие гипнотический танец фигуры в плащах вновь будут повторять и повторять свою сакральную фразу. Я напился сладкого чая, еда не лезла в горло. Уселся на край кровати и вколол себе два кубика безнадёжного ужаса. Я хотел было заплакать в минутной слабости, но снотворное уже успело подействовать, и моё расслабленное тело растянулось по кровати. Бег по кругу – бег по кругу. И эта фраза. Что же они бормочут? Тот же круговорот поющих плащей. Опять этот монстр на троне. Потоки гнилостной жижи из его грудей лились, казалось, ещё сильнее. Голоса нарастали. И стали уже нестерпимо громкими. И я, наконец, смог разобрать, что они говорят. Vivere non vitae, et decedere non mortis. Vivere non vitae, et decedere non mortis. Vivere non vitae, et decedere non mortis.

Мой мозг и лёгкие были словно объяты пламенем. Руки и ноги проткнуты крюками и растянуты. Петля на шее сдавила шею, так что та сломалась бы, не будь всё это сном. И в ярком свете над собой я увидел сухую коричневую руку сидящего на троне. Верёвки врастали в его растопыренные пальцы. Он неторопливо шевелил ими, заставляя меня корчиться от боли и как марионетку приплясывать под нескончаемое «Vivere non vitae, et decedere non mortis».

День одиннадцатый, 29 августа

Я проснулся в обуви и джинсах. Одеяло и простыни были в грязи от ботинок, поте и моче. Ужасы из снов окончательно свели меня с ума и довели мой организм до полного изнеможения. Я переоделся, не принимая душ. В зеркало не смотрел, боясь увидеть там себя таким, каким предполагал.

До работы я старался идти быстро, как только мог, чтобы отогнать сон. Это помогало только в процессе. Как только я замедлялся, хотелось лечь прям на дорогу и уснуть. Сев в рабочее кресло, я выискивал и читал всевозможные юмористические рассказы и анекдоты, наивно пытаясь поднять уровень гормона счастья в крови.

В ларёк постучались. Я привстал, чтобы открыть окошечко и узнать желание покупателя. Открыл – меня отбросило к стене, я вжался в неё со всей силы. В открытое окно втекала, не повинуясь законам физики, чёрная густая масса. Она текла в мою сторону в воздухе, не касаясь разложенных газет. Перетекая и меняя форму, тьма стала похожа на голову поющих в моих снах мужчин. И как только этот жуткий образ сформировался, из его неестественно широко открытого рта вырвался душераздирающий вопль. Я выскочил из ларька и помчался мимо входа в метро. Обернувшись, увидел, что у ларька стоял знакомый мужчина в полицейской форме. Патрик тревожно смотрел мне вслед. С ним мы больше никогда не увидимся, подумал я тогда.

Я бежал, сколько мог, задыхаясь от страха. В какой-то момент мне показалось, что кто-то бежит параллельно мне. Я увидел человека, несущегося по крыше длинного здания через дорогу от меня. Он бежал с моей скоростью, когда я остановился, он тоже замер. Я в ужасе ускорил бег из последних сил. Человек двигался синхронно, но на краю здания зацепился за провода шеей и в попытке не отставать от меня рывком оборвал провод. Он летел вниз с перехлестнувшим шею проводом, вытянув руку и указывая на меня пальцем, пока провод резко не прекратил его падение. Я, кажется, слышал хруст его шеи и треск электричества в оборванном проводе. Мертвец болтался на своей удавке на уровне второго этажа, и его голова начала дымиться от пляшущего по всему его телу электричества.

Что за чёрт?!

Я был в полуобморочном состоянии. Мной овладела паника. Казалось, что прохожие смотрят на меня, казалось, что они чувствуют моё безумие. И оно им противно. Они расступаются на моём пути. Я почти бежал до своего дома. Не теряя времени, я выбрасывал вещи из кладовки на пол. Заливая свою истерию горячим кофе, гоня от себя сон. Я искал рюкзак, походные принадлежности. Котелок, нож, ботинки, спальник, коврик… Последний раз в походе я был лет пять назад, когда ещё был жив дед. Он всю жизнь занимался сплавами по горным рекам и пешим туризмом, знал, казалось, обо всём. О травах, грибах, рыбной ловле и выживании в диких условиях. Он был самым близким мне человеком из родных. Его унесла врачебная ошибка. В рюкзак я положил всё, что влезло, включая консервы, баллон воды и открытую бутылку водки, сыр, замороженное мясо, тёплую одежду, туристическое оборудование.

Выскочив из квартиры на улицу, я бросил ключи в сторону ржавой детской площадки и быстро пошёл. Я двигался к ближайшему банкомату, снял все деньги. И в тот момент, когда уже собирался сесть в маршрутное такси и уехать на городскую окраину, чтоб ускорить свой побег из города, меня осенило. Я забыл снотворное на кухонном столе. Меня затрясло. Я помчался обратно к дому, к ржавой детской игровой площадке. В разбросанном по земле мусоре я пытался найти недавно выброшенные ключи. От глупости и трагизма происходящего по моему ухмыляющемуся лицу катились слезы. Я наверняка походил на умалишённого. Испачкав руки и колени в грязи и собачьем дерьме, я так и не нашёл ключи, но за время поиска успокоился и решил, что рецепта всё равно нет, а оставшихся трёх доз на всю жизнь не хватит. Надо просто бежать из этого грязного прогнившего города.

Отряхнувшись кое-как, я решил выехать за город, а там будь что будет. Быстро я дошёл до остановки общественного транспорта, сел на самый далеко идущий маршрут. Уже через пятьдесят минут я был в пригороде с праздно плетущимися по обочине алкашами и малоэтажными бараками довоенного времени. Решил быстрее уйти с дороги, свернул в ближайший проулок и увидел метрах в двухстах реку. Пока шёл по улице, не покидало чувство, что из окон домов на меня смотрят. По пути навстречу мне попался парень лет двадцати пяти. Он вежливо поздоровался, но его изучающий недобрый взгляд подсказывал мне, что надо поскорей скрыться с глаз местных жителей. Я многократно слышал, что в таких районах пришлых не любят, мягко говоря, а точнее, просто грабят и убивают. Перспектива кормить местных рыб меня не радовала. Уже начало смеркаться. Дойдя до реки, увидел кисельные от отработанного масла и прочей грязи берега. Покрышки и пустые сосуды от горячительных напитков дополняли пейзаж. Тонкие деревца и кустарник вдоль берега давно засохли, не выдержав пестроты химического состава здешней свалочной почвы. Не имея ни малейшего понятия, где буду ночевать, я побрёл вниз по течению реки, подальше от города. Не прошло и трёх минут моего успокаивающего созерцания течения помоев реки, как сзади, присвистнув, меня окликнул парень, который встретился чуть раньше. Он был не один. С ним шли в мою сторону ещё двое мужчин. По их ухмыляющимся лицам я понял, что ждать от них доброго не стоит, и ускорил шаг. В ответ на мои действия я опять услышал свист и понял, что местные ребята настолько жаждут общения со мной, что уже перешли на лёгкий бег, чтоб меня догнать. Страх сковывал мои движения, но я нашёл силы на резкий рывок. Который тут же обратился для меня худшим образом. Я поскользнулся на какой-то жирной массе, разлитой по прибрежной гальке, и растянулся по берегу, гремя разбросанными вокруг пластиковыми бутылками. Уже были слышны шаги сзади. Впереди метрах в десяти я вдруг заметил лодку, стоящую за кустами. Это был мой призрачный, но единственный шанс. Я быстро поднялся и побежал что есть сил к лодке. Преследователи находились от меня всего метрах в тридцати. Верёвка, которая привязывала лодку к кустам, к счастью прогнила, воды в лодке оказалось немного, и я надеялся, что она сможет меня спасти. Быстро столкнув свою спасительную шлюпку на воду, я обернулся, чтоб убедиться, что сбежал…

Тьма.

Тьма. Я очнулся в лодке, мерно покачивающейся на воде. Жутко болела голова, на лбу коркой засохла какая-то жидкость. Первой мыслью было – не убежал. Но сев на сиденье, в лунном свете я увидел, что лодку прибило к какому-то небольшому островку посреди реки. Зарево ночного города еле угадывалось на горизонте. Меня жутко мучила жажда. Я выбрался на берег, подтянув лодку, чтоб её не унесло течением. Видимо, меня догнали и ударили чем-то по голове, но пачкаться, залезая в отплывающую лодку, не решились, и слава Богу. Остров был вытянут по течению реки, длиной метров пятнадцать, а шириной всего четыре. К счастью, на нём было много сухой полыни, а вдоль кромки воды были прибиты два небольших дерева. Костром я себя обеспечу. Я скинул рюкзак, собрал полынь в толстый пучок, сверху наложил наломанных веток. Когда огонь начал приятно согревать руки и от мокрой одежды пошёл пар, я, наконец, утолил свою жажду и обессиленный рухнул на рюкзак. В ногу упёрлось что-то твёрдое, это была бутылка водки, запасённая в городе. «Это знак», – подумал я и достал из рюкзака разморозившийся уже кусок мяса, бутылку водки и воду. Бросив мясо на крупную гальку, лежащую в костре, я умыл лицо, запёкшаяся кровь смывалась плохо. Смывая её, я обнаружил припухлость и порез возле левого виска, видимо, туда и пришёлся удар. Странно, но злости к нападавшим я не испытывал. Их агрессия для меня была абсолютно нормальной. Они, как стая псов, охраняли свою территорию от пришлых. Это было дико, но не диссонировало с природой, к которой я бежал от цивилизации. Мясо уже обросло обугленной коркой и приятно пахло. Я аккуратно вытащил его из огня вместе с галькой, к которой оно приварилось. Нарезал на куски и открыл бутылку. Вино, конечно, проклятье жизни, но в данной ситуации исключительно целебный эликсир разорванной психики. Сочетание плохо прожаренного жёсткого мяса, скрипящего на зубах песком, и водки вызывало рвотные позывы. Но я глотал эту смесь, как глотают горькое лекарство. Набив желудок и немного опьянев, я вновь почувствовал панические приступы. Меня клонило в сон. Снотворного не было. Пляшущие языки пламени вместе с тенями от веток деревьев стали рисовать в моём воображении жуткие картины. Помня все мучения, которые как наяву испытывал во сне, я боялся спать.

Любой шорох, всплеск воды, шелест травы, даже собственное шумное дыхание пугали меня. Я одновременно боролся со сном и пил водку, надеясь, что выключу с её помощью своё помутившееся сознание. Я бродил по своему острову из стороны в сторону, бубня себе под нос ретропесню когда-то популярной группы. Подходя к краю острова, я видел лишь непроглядную тьму впереди, и она тоже пугала меня. Шорох, какое-то движение в темноте. Надо мной пронеслось что-то, коснувшись головы. Я в ужасе упал на землю и зарыдал, охваченный страхом. Я понимал, что это, скорее всего, была летучая мышь. Но мои кошмары меня не отпускали.

Я стоял на коленях и просил бога о смерти, лишь бы всё это прекратилось. Сквозь пелену слёз я увидел яркий режущий свет. Бело-голубой холодный свет далёкой звезды. Это сияние давало возможность найти дом многим предкам. Ледяное сияние звезды несло в себе тёплую надежду на спасение. И я решил – будь что будет. Пусть она станет путеводной и для меня. Я пойду строго по направлению к этому ночному маяку. К одинокой звезде, не имеющей своего созвездия. Я такой же одинокий, как и она.

Эти мысли приободрили меня. У меня появилась цель. Не доставая спальника, я лёг у костра, подбросив в него крупных дров. И тут же провалился в пьяный сон. Точнее, мне ничего не снилось, лишь пульсирующие капилляры век, подсвеченные пламенем костра, покрывали мой пустующий мир снов красным одеялом.

День двенадцатый, 30 августа

Проснулся рано утром. От журчания воды в реке очень хотелось в туалет, тело затекло, болело и замёрзло. Остатками воды я прополоскал рот и проглотил её, так как вчерашняя попойка давала о себе знать. Теперь у меня было направление движения, но было не ясно, как мне начать двигаться по нужному азимуту. Я подошёл к лодке, вёсел в ней не было. На дне лежал окровавленный булыжник. Так вот чем меня приложили. Я потрогал свою шишку, на ощупь всё было совсем не страшно. Мне ничего не оставалось, как сесть в лодку и плыть вниз по течению в надежде наткнуться на населённый пункт, из которого я смогу выдвинуться на север.

Я отломал самую длинную и прямую ветку от дерева, рассчитывая на то, что когда будет нужно, она послужит мне хоть каким-то орудием для управления лодкой. Положив свой рюкзак на дно лодки поперёк сидений и шест параллельно ему, я лёг в лодку. Выглядело это, наверное, как похороны аборигена северных народов древности. Оставалось только ждать огненной стрелы. Меня несло течением в неизведанное. Мимо проплывали радужные плёнки и пластиковые пакеты, следы человеческого благополучия на умирающей планете. Изредка были слышны голоса ворон и кваканье лягушек. Солнце иногда пробивалось сквозь затянутое тучами небо, освещая мой миниатюрный баркас.

Как же легко было просто плыть по реке, не видя эту копошащуюся в грязных мыслях в грязном городе жизнь. Качаться на волнах, высматривая постоянно меняющиеся образы в облаках. Колыбель, плывущая между землёй и небом, укачала меня. Я проснулся в разгаре дня от стука колёс мчащегося надо мной поезда. От неожиданности я резко встал и чуть не перевернул лодку. Надо мной был железнодорожный мост. «Вот этим транспортом-то я и воспользуюсь», – решил я. Осталось лишь доплыть до какой-нибудь станции.

Подумать только, я абсолютно выспался. Впервые за много дней я чувствовал в себе силы. Я не галлюцинировал, глядя в отражение в реке, не испытывал страха, закрывая глаза. Вот настоящее лекарство от всех болезней – путешествие. Побег от опротивевшего образа жизни, сводящего с ума.

Через полтора часа из-за поворота реки показались дома. Облезлые двухэтажные панельные дома, типичные для небольших посёлков при узловых станциях железной дороги.

Я поспешил опробовать свой шест, чтобы причалить. Первые минуты получалось не очень успешно. Я лишь раскачивал лодку на воде, не приближаясь к берегу. В этом деле, как оказалось, как и в любом другом, нужен был опыт. Лишь вспомнив картины с изображением старинного города, испещрённого каналами, я понял, как действовать, встал ближе к корме и довольно быстро посадил лодку на прибрежную отмель.

На берег я вышел подальше от посёлка, опасаясь того, что владелец лодки мог меня разыскивать. Направившись сразу через заваленные мусором луга к асфальтированной дороге, ведущей в посёлок, я усиленно растирал ссохшиеся от крови сосульки волос. Привлекать внимание местных не входило в мои планы. Посёлок был чист, в отличие от берега реки. Повсюду клумбы, выполненные из старых покрышек. Палисадники домов также украшали разноцветные поделки из мусора. Лебеди из тех же покрышек, грибы, ёжики и поросята, вырезанные из пластиковых бутылок, дорожки между цветами были выложены бутылочными крышками. Приспособленчество, наверное, самое яркое и уникальное качество человека. На улицах было пустынно, бредущие старики не обращали на меня внимания. Пара детей на старых велосипедах обернулись на меня и уехали прочь, жужжа примотанными к крыльям велосипедов отрезками пластика. Наконец я дошёл до центральной улицы посёлка. Она соединяла площадь перед зданием администрации и привокзальную площадь. Вдоль улицы были всё те же мусорные клумбы и редкие чахлые ёлки. По обеим сторонам размещались здания всех основных поселковых организаций: суд, прокуратура, полиция, почта и банк. Своего рода поселковый downtown. Я быстро прошёл вдоль всех этих зданий к вокзалу. На привокзальной площади стояли два автомобиля такси, в котором мужчины с суровыми лицами сосредоточенно грызли семена подсолнуха, изредка переговариваясь между собой в открытые окна. Вокзал, судя по состоянию кирпичной кладки, строился не менее двухсот лет назад. Его уже пора было относить к памятникам архитектуры. Выщербленные временем стены были густо выкрашены светло-зелёной краской. Тяжёлая дверь входа в вокзал поддалась мне со скрипом, эхом разнёсшимся по пустому зданию. Я поспешил в туалет, чтобы отмыться от сажи, крови и всего, что меня испачкало за прошедшие сутки. Освежившись и напившись железистой на вкус воды из-под крана, я устроился напротив большой выцветшей карты в углу вокзала. Мой желудок уже болезненно ёжился от голода. Я достал из рюкзака сыр и засохший уже хлеб. Дешёвый сыр показался мне каким-то невероятным изысканным деликатесом. Изучая карту с набитым ртом, я понял, что нахожусь на станции Тубан. Сюда железная дорога приходила с запада, а отсюда петляла на север до станции Мегрец. После на восток. Меня это весьма обрадовало: добравшись до нужной мне станции, я преодолею две трети намеченного маршрута. Намеченного пути к спасению.

В кассе вокзала полудремала над газетой пожилая женщина. Я попросил её продать мне билет на ближайший поезд до нужной мне станции. Она, будто не выходя из своего состояния забытья, совершила несколько манипуляций на компьютере и выдала мне пластиковую карточку со штрих-кодом, номером маршрута и названиями начальной и конечной станций. Расплатившись, я направился к белоснежному терминалу, стоящему у входа в вокзал. Это устройство было как будто из другого измерения и совершенно не вписывалось в окружающий пейзаж. Этот разнобой в развитии науки и инфраструктуры всегда меня поражал. Технологически мы можем летать к другим планетам, опускаться на дно океанов, создать суперкомпьютер размером с игольное ушко. Но при этом большинство людей живут в бараках с выгребной ямой, а дети пинают на загаженном пустыре скомканные грязные пакеты вместо мяча, рискуя в любой момент проткнуть себе ногу использованной иглой от шприца или порезаться о битое стекло. Так и этот терминал гордо сверкал своим корпусом посреди разваливающегося здания, демонстрируя рационализм в освоении средств железнодорожных управлений. Подойдя к голубому экрану терминала, я вставил карту в считывающее устройство и моментально получил ответ.

– Ваш поезд находится в шести часах пути от станции Тубан. Опоздание от расписания составляет пять минут, в пути вам будет выдан комплект постельного белья и две порции чая. Время в пути по вашему маршруту составит пятьдесят три часа.

«Поразительный диссонанс», – подумал я, слушая эхо от терминальной оповещающей системы в старинном зале вокзала.

Шесть часов ожидания. Я прошёлся по периметру зала. На одном из сидений, расположенных вдоль стен, кто-то оставил местную газету с колонками памяти об усопших, рекламой и парой статей о бытности посёлка. Решил досконально изучить её, чтобы скоротать время. В первой статье говорилось о безуспешном поиске местной женщины, которая ушла в пятницу вечером на вечеринку. Там её все видели, а вот как она ушла и почему не добралась до дома, оставалось неизвестным. У неё дома остались маленькая дочь и престарелая мать, нуждающаяся в уходе. Вторая статья рассказывала о новом чудесном средстве от астмы – бича современного общества наряду с раком и СПИДом. Средство представляло собой аппарат, распыляющий некую жидкость. Его следовало поставить дома и включать на ночь. Далее следовали некрологи с молитвами за упокой души – очень странная рубрика многих газет. Для чего родные, близкие, рабочие коллективы платят газетам за такие колонки? Для кого? Последующие страницы газеты пестрели рекламой. Предложений было масса. Строительные материалы, услуги различных фирм, множество объявлений об установке суперновых окон с встроенной солнечной батареей, что позволяло на летний период отказаться от центрального энергоснабжения и экономило много денег. И это объявление вновь вызвало у меня сарказм. Вновь этот диссонанс. Ветхие довоенные бараки с инновационными окнами-батареями. Что может быть логичней для нашей системы? Разве что предлагать греющую стельку для дырявых осенних ботинок. В городах это безумие можно увидеть во всей красе. Когда мальчик, страдающий гиподинамическим ожирением, с улыбкой и хот-догом в руке летит по пешеходной дорожке на новеньком гироскутере, который родители купили ему, чтоб он не мучился от одышки. Или приобретение технологии умного дома, которая позволяет управлять всеми системами жилища с мобильного телефона. Включать или выключать свет, вентиляцию, воду и тому подобное, но всё это в радиусе пятидесяти метров от приёмника. Такая покупка полезна для инвалидов, но для здоровых физически людей – сумасшествие.

Газета была мной прочитана. И я направился ещё раз насладиться акустикой зала и благами технологий у белоснежного терминала. До моего поезда оставалось ещё четыре часа. Когда я находился у информационного аппарата, в вокзальную дверь вошли двое патрульных. Осмотрев зал, они окинули меня презрительным взглядом. Двигались вальяжно и почти синхронно. Прошли к кассе и о чём-то разговаривали с кассиршей. Я уже уселся в углу помещения и, глядя на потолок высотой, наверное, метров двенадцать, гадал, как же его красили, как вдруг оба этих полицейских громко поздоровались со мной. От неожиданности я вздрогнул. И ответное моё «здравствуйте» получилось нелепо испуганным.

– Предъявите ваши документы, пожалуйста – сказал сержант полиции уже более мягким тоном.

Я полез в рюкзак и долго копошился, разыскивая папку с бумагами.

– По какому делу в Тубане? – не унимался патрульный.

Его напарник стоял чуть позади и весь вытянулся, пытаясь высмотреть содержимое моего рюкзака.

– Я биолог, еду по работе на Крайний Север, – выпалил я.

Эта легенда была заготовкой как раз на случай встречи с полицией, потому что я считал, что правда их не устроит и повлечёт за собой дополнительные расспросы. Наконец я достал папку и предоставил полицейским свой паспорт.

– Биолог? – недоверчиво переспросил сержант. – А что, ещё не всё нашли и разведали? Я думал, что это уже вымершая специальность.

– Вымирающая, – ответил я, печально выдохнув.

Мой паспорт просканировали на мобильном небольшом сканере, который проверял по базе данных наличие у гражданина каких-либо нестыковок с правопорядком. К счастью, в ответ на мой паспорт сканер выдал зелёную табличку с надписью «В розыске не числится».

– Всё в порядке, Винсент Лукьянович МакКлай. Хорошей работы. Будьте аккуратней, здесь неместных не любят, – с каким-то довольным лицом отрапортовал сержант и, вернув мне паспорт, направился с напарником к выходу.

Напарник уже у дверей еле слышно прошипел сержанту: