Тати. Повести и рассказы

Иначе не назовешь.

Потому что и не понятно даже, кто или что.

Какой-то неясный зверь, или невероятно уродливый – выжатый? – человеческий новорожденный младенец. Мумия ли младенца? А может и вообще – предмет, который никогда и не был живым? Попробуй в темноте различи! Но вот одно-то Костя знал точно: Этот, которого он там увидел… он на Костю смотрел. Недвижный. И будто соткан весь из тусклого блеска. Едва намеченный…

Костя отшатнулся тогда и моментально захлопнул дверь. И застегнул шпингалет – кажется, и не соображая даже, что делает. Так пальцы сами собой отдергиваются от раскаленной сковороды.

Потом он попытался успокоить себя. Ничего! Наверное, Этот из транзитных гостей – из тех, которые появятся один раз, а потом поминай как звали.

Вот было же ведь однажды… Отправился для чего-то на кухню, включает свет – все узенькое пространство между плитой и буфетом занимает петушиная голова, огромная…

Горячий ветер из ее клюва… такой, что от него шевелятся волосы.

И дернулась эта голова от яркого того света; и гребнем, вялым, иссиня-красным – мазнула по закопченному потолку.

А Костя весь вжался в стену, глаза зажмурил…

Потом открыл – ничего. И только белеют полосы, какие гребень этот чудовищный в копоти потолка оставил…

Так вот, ведь больше не приходил петух! Никогда. А значит и не до Кости явился он, а так – гость транзитный.

Да, уговаривал тогда себя Константин, уговаривал – а все же не удалось ему обрести покой. Потому что чутье у него имелось: угадывал, какие из пришельцев больше никогда не придут, а какие останутся, обживутся. И подсказало ему тогда сразу же чутье это: нет! ЭТОТ не из транзитных… И так и вышло!

С тех пор – как только ни откроет Костя дверь в темную, сразу видит: в глубине сидит Этот. И смотрит на него, неподвижный…

Эх, досками б ее позабить, комнату! Толстенными да крест-накрест!!

Да только ведь горячий-то мусор, ничего не поделаешь, прятать надо! И прятать оперативно. И темная – единственное имеющееся к тому средство.

И вот постепенно Костя… привык. Старался заметать быстро, не взглядывая в глаза Этому. А только замечал краем глаза, что Этот, кажется, понемногу… растет

(растение?)

неподвижный…

Не может быть, – скажут некоторые. Чтобы к такому-то – да привыкнуть?!

Но некто мудрый сказал, а Костя это высказывание слышал от какого-то умника: человек – единственное животное, которое привыкает и к тому даже, что НЕ МОЖЕТ ПРИВЫКНУТЬ.

(а что же – ведь жить-то надо!)

Итак… Шпингалет – дверь – глаза строго в пол. И веником быстро-быстро… Вот так. Дверь, шпингалет и – уфф!.. все. Теперь не грех и открыть. «Иду! Да иду я, на …!» Соловушка…

Как выяснилось, на этот раз ритуальных действий можно было не совершать. Ведь навестили свои. Пришел Жора, давняя Костина любовь… и Костина ненависть.

До настоящей жизни Костя только читал в романах про «любовь-ненависть». И не верил. Как и большинство думающих людей, впрочем. Конечно, противоположности как-то вот и взаимопроникают, не только борются. Однако не предельные же! Не может быть Бог и дьяволом. И стоило бы человечеству все же признаться в том, что любовь, которая оборачивается ненавистью, не есть любовь. (Сказывают, оборотень может перекинуться волком. Но ведь про оборотня и не говорят, что он человек! В какой бы фазе ни находился. Чего же ради тогда мы называем страсти – любовью?)

Но это были доводы разума.

А если боги делают человека видящим

(исследователем)

они отнимают разум.

Так – или что-то подобное – говорили древние.

Поэтому Костя не страдал от логических дискомфортов, испытывая к Жоре то самое противоречивое чувство.

И половину этого чувства с ним разделяла Анечка, и не трудно догадаться – какую.

По поводу же оставшейся половины Анна и Константин резко расходились во мнениях, и потому ссорились. И это стало их обычным занятием, и так длилось, покуда Анечка не ушла от Кости.

Произнеся на прощанье классическое: «или я, или это».

Жора прошагал прямо в комнату, оттеснив плечом Костю. Затем уселся за стол и подоспевший Костя увидел, как заходила над столешницей широкая спина кожанки – Жора доставал из карманов сокровище и раскладывал, чтобы хорошо было видно, такой у него был почерк.

– Ну чо, Косяк, – не оборачиваясь, обронил он. – Будешь брать?

Да, Жора был человек постоянный в своих повадках и репликах.

Взгляд Кости приковало к столешнице, а на его губах расцветала улыбка, вздрагивающая… И через его сознание шли какие-то словно бы волны света, и тоненько зазвенело во внутренней пустоте: хватит? или НЕ ХВАТИТ??

Трясущимися руками Константин извлек тут же из-под матраса деньги. Все деньги – и не хватило. По крайней мере, так решил Жора, однако смилостивился, брезгливо сморщившись:

– Ладно уж, все твое!

– Бывай, – сказал он затем, вставая и запихивая в карман мятые купюры. – Но, – толстый короткий палец уперся прямо в грудь Косте, – но ты мне должен!

Быть должником у Жоры Константину было привычно. Возможно, это судьба, говорил он себе; ведь Костя продал хорошую квартиру и купил эту, и все равно его долги все росли. Но Жора приносил настоящее, не кидал, в отличие от иных некоторых. И соответственно мысль о Жоре представляла в сознании Константина две контрастные фазы: «чтобы он сдох!» и «когда, когда же наконец я снова его увижу?!»

Костя не поленился и после ухода Жоры тщательно запер дверь. Он тоже сделал это каноном после нескольких казусов.

Конечно, хамское поведение Жоры оставило у Константина неприятный осадок. Но Костя подходил и тут философски. Во-первых это было в природе вещей – чего еще и ждать от пушера? А во-вторых исследователю было хорошо известно из опыта: он скоро ведь растворится, осадок этот! Исчезнет без следа и будет все хорошо.

Два

…Оно и стало так именно: мир начал меняться к лучшему почти сразу. И проявилось это хотя бы в том, что Косте вдруг нанес визит Буба, старый приятель.

Конечно, он-то не позвонил в звонок и не топал через прихожку. Просто вдруг оказался рядом: сидящим за столом перед Костей.

Щербато и широко ухмыльнулся, встретив его слегка удивленный взгляд. Не обидно вовсе возлыбился, а словно бы говоря: «ну! конечно я с тобой туточки! а ты думал?!».

– Винишка у тебя нет? – немедленно спросил Костя, потому что с друзьями можно без предисловий.

– Ты офигел? – радостно рассмеялся Буба. – Вино ж у нас только Белый припереть может.

– Белый? А… точно! И где же он?