Княжич

– Точных пропорций не знаю, но попробуй смешать чугун… э… вы вроде его свиное железо называете и за ненадобностью, если оно в горне образуется, вместе со шлаком выбрасываете… – Когда все разобрались, о чем идет речь, я продолжил: – Так вот, чугун надо с мягким кричным железом переплавить, в запечатанных горшках, без доступа воздуха. Хотя в следующий раз можно будет попробовать вовсе обойтись без чугуна, должно хватить и простой железной крицы. Надо будет и так и этак испытать. Так вот, очень важно добавить в горшок известь – для удаления из металла вредных серных и других примесей. Глину горшечную надо использовать огнестойкую, керамическую. Правда, чтобы чугун расплавился и закипел, вам придется попотеть, ему жара надо больше того, чем вы используете сейчас для расплавки железной руды.

– Уголь в горшок кинуть?

– Не надо, нам хватит и частиц угля, содержащихся в дыму! Достаточно будет, если вы просто горшок будете обжигать в угле. В начале разогрева крышку тигля можно держать открытой, но как только его содержимое, то есть железо или железо/чугун, начнет плавиться, горшок нужно будет плотно закупорить, а то от переизбытка угольного дыма мы вместо уклада получим чугун!

Как я впоследствии убедился, на Руси не знали и не применяли тигельного способа получения стали. Не встретился мне и способ цементации (то есть науглероживания поверхности или всей массы железного изделия), если не считать закалки клинка в крови животных.

Железо получали в сыродутной печи (или в домнице), смешав и переплавив древесный уголь и руду. Полученную железную крицу помещали в кузнечный горн и засыпали углем. При нагреве происходило науглероживание железа, в определенный момент кузнец вынимал крицу и охлаждал ее в воде или снегу. Сталистая поверхность крицы получала закалку и становилась хрупкой, кузнец оббивал ее молотом, при этом сталистые чешуйки отлетали от корки крицы. Их собирали и повторяли операцию, пока вся крица не закончится, превратясь в стальные пластинки. Затем эти пластинки обычным способом сваривают между собой. Так, долго и трудно, с огромным расходом материалов, получалась сварочная сталь (уклад).

– Хм… попробуем спытать, – неуверенно пробубнил старший кузнец. – Придется особую горшечную печь для этого сложить.

Тут же все присутствующие разом принялись обсуждать идею княжича, позабыв, для чего они вообще здесь собрались. Появились гончары, и приутихшее было обсуждение разгорелось с новой силой. Как мог, я описывал знакомый мне лишь теоретически процесс тигельной плавки стали. Начали раздаваться вопросы, откуда это княжичу известно, но я ничего определенного ответить не мог, дескать, предполагаю, что так надо, и всё! При этом все время вставлял волшебное слово «логика». Говорильня продолжалась бы еще долго, но при помощи Перемоги порядок вскоре был восстановлен, и вновь я был атакован вопросами, теперь уже касающимися устройства арбалета.

– А запирающий тетиву замок зачем железный делать, из ясеня ведь проще выйдет?

– А выдержит ли он давление тетивы в два-три десятка пудов, а? – подначил я мастера.

– А на шо такая тугая нужна? Ведь самострел мы делаем не крепостной?

– А тех же рыцарей немецких на поле боя ты каким х… останавливать будешь? – закричал я, войдя в раж, окончательно озверев от мастеров. – Сказано вам уклад и железо – значит, из того и делайте! Самострел сначала можно и нужно целиком из дерева выточить, поупражняться со всеми его новыми, диковинными устройствами, а уж потом все в металл перевести. Ясно?!

Перемога неожиданно поддержал своего воспитанника:

– Что, олухи, молчите? Как княжич объясняет, так и делайте!

Мастера сразу потеряли все свои доводы для возражений и наконец приступили к более предметному разговору.

– Тетива должна будет накладываться на роликовый замок. – Пришлось пояснить мастерам свой рисунок на бересте.

Тут же ожидаемо раздалось:

– Что такое ролик?

– Он походит на колесико, вот оно показано на рисунке. Его вам надо будет в действующем самостреле изготовить из уклада. Как вы видите, – я водил пальцем по своему рисунку, – ролик имеет спереди выступ для тетивы, а с обратной стороны упор для шептала, удерживающего ролик от проворачивания под действием натянутой тетивы. Ролик надо посадить на металлическую ось и с двух сторон ось хорошо закрепить, чтобы ролик под напряжением не выскочил из гнезда и в то же время мог бы в гнезде свободно проворачиваться на оси.

По ходу разговора выяснилось, что княжеская кузница самостоятельно может и не справиться, необходимо привлекать сторонних мастеров-замочников (для выделки тех же пружин), а также мастеров-серебряников (ювелиров) – для производства мелких деталей.

«Производственное совещание», но уже с привлечением посадских мастеров было перенесено на следующий день. Я, как мог, объяснял устройство относительно простого и в то же время очень надежного замка. Еще больше вопросов возникло по устройству ворота: он работал по принципу домкрата, представляя собой реечную гребенку, по которой при вращении двигался редуктор. Но кое-как, с божьей помощью и какой-то матери, со всем более или менее разобрались, мастерам были розданы задания.

На следующий день я опять направился в кузню. Местный пролетариат меня встретил настороженными взглядами, не зная, что нового выкинет юный княжич. Их потаенные ожидания в полной мере подтвердились. Не долго я смог спокойно наблюдать за ручной проковкой. Некоторое время я размышлял, как механизировать работу молотобойцев. Прикинув, что мастерить ворот на конной тяге дело слишком долгое, я решил остановиться на простом блоке. Дождавшись окончания расковки слитка, я позвал кузнецов в сени, те было принялись в очередной раз обсуждать устройство арбалета, но я их разглагольствования пресек на корню новым откровением.

– Придумал я, как можно молотить большим весом, прилагая при этом меньшую силу.

В этот момент стоило увидеть вытянувшиеся от удивления лица окружающих. Вглядевшись в них и не заметив во взглядах явного скепсиса, я, вооружившись щепками, принялся объяснять свою немудреную задумку.

– В качестве молота послужит тяжелая чугунная болванка, подвешенная при помощи ремней на деревянных блоках. Удар таким молотом будет получаться сильней не только из-за тяжелого веса болванки, но и за счет большей высоты подъема.

– Только бить такой подвесной молот реже будет, – первым очнулся посадский кузнец, быстро уловивший суть предложенной мною простейшей механизации.

– Зато удары будут много мощнее, а потому лучше будут из железа шлак выгонять, – тут же нашелся я, что ответить. – Делов-то тьфу! Найти бревна, ошкурить их, установить под потолком в ячейках, чтобы могли вращаться, пропустить между ними ремень, отлить болванку потяжелее – и готово! За пару дней управитесь!

– Мысля, княжич, у тебя интересная! – согласился кузнец. – Приспособы для ентого дела не больно хитрые, должно все получиться! Пару дней не пару, но за седмицу точно все сладим!

Забегая вперед, скажу, что только через полгода (!!!), несмотря на мое страстное желание подогнать этот процесс, арбалет, или по-здешнему самострел, наконец-то был изготовлен и готов к применению. Как говорится, если долго мучиться, то что-нибудь получится.

Вот его некоторые ТТХ.

Выполненный в металле ворот вышел довольно тяжелым – порядка 3 килограммов. Хотя при вращении рукояти и требовалось малое усилие, но сам процесс натяжения тетивы до запорного механизма занимал около 20–30 секунд, что, следовательно, обеспечивало скорострельность до трех выстрелов в минуту. Стальные дуги были длиной около 50 сантиметров и вывернуты наизнанку (в противоположную от стрелка сторону), что увеличивало ход тетивы и уменьшало габариты. Вес болта – 70 граммов, длина – 30 сантиметров, наконечник – четырехгранный, древко болта оперено двумя деревянными пластинами. Сила натяжения арбалета не менее 400 килограммов (для сравнения: сила натяжения восточного составного лука порядка 40–50 килограммов; английского простого лука – до 30 килограммов, а мощность современных арбалетов, использующих рычажный взвод типа «козья нога» или вовсе взводной поясной крюк, была в пределах 100–150 килограммов). Но опять же, всем этим вооружением нужно уметь еще правильно пользоваться.

С дистанции до 100 метров болт уверенно пробивал 1,5-миллиметровую стальную пластину (к слову, современный средневековый немецкий арбалет даже миллиметровую стальную пластину не пробивает). Чтобы понять всю убойную мощь получившегося арбалета, достаточно сказать, что ныне самый распространенный доспех воина – это кожаное покрытие с железными пластинами толщиной не более 1 миллиметра, либо кольчуга.

Прицельная дальность стрельбы около – 85 метров, максимальная – до 250–300 метров (в зависимости от погодных условий и рельефа местности). Соответственно, и убойная дальность поражения не меньшая.

Численность дружины Изяслава Мстиславича начала расти как на дрожжах, заполняя остававшиеся вакантные места. Терпящие из-за неурядиц убытки смоленские купцы сильно сокращали или же и вовсе распускали свои отряды. На рынок труда оказались выброшены десятки профессионалов, коих князь по результатам «собеседований» старался устроить под своей крышей. Благо деньги у него еще водились. Когда Изяслав Мстиславич в прошлом году в спешке покидал столицу, то успел захватить с собой всю свою великокняжескую казну.

Поэтому я периодически наведывался в Дружинную избу, знакомясь с контингентом новоприбывших. В помещениях было темно. Хорошую иллюминацию здесь устраивали лишь по праздникам, зажигая стенные подсвечники и паникадила, висящие под потолком. Восковые свечи стоили денег, и понапрасну их не жгли, стараясь обходиться вместо них более дешевыми эквивалентами – дурно пахнущими сальными свечами, лучинами или смоляными витнями (факелами). В избе, как, впрочем, и всегда, царила удушливая атмосфера, что, в общем-то, и неудивительно. Полторы сотни тел в ограниченном, замкнутом пространстве всегда создают удушливую атмосферу. Плюс не очень приятным ароматам способствовали специфические осветители органического происхождения.

Народ кучковался по кружкам-интересам: два десятка дрыхли на лавках, уставленных вдоль стен, кто-то за огромным дружинным столом играл в зернь, или в кости. Но большинство бодрствующих азартно резалось в домино. Кто автор сего «изобретения», думаю, пояснять не надо. Делов-то – заказать у плотников деревянных пластинок с выковырянными точками! Князя вместе с ошивающимися в его обществе более высокопоставленными гриднями и боярами я тоже часто заставал за игрой, набравшей, с моей легкой руки, бешеную популярность. Заразительная, вирусная игрушка получилась. Сначала мы с младшими дворянами «втихаря ею забавлялись, потом эта зараза распространилась на взрослых дворян и младшую дружину, а перед отъездом в Смоленск в домино увлеченно играл, наверное, весь городок Зарой.

Находящиеся в должностях от десятника и выше имели в тереме собственные комнатки и закутки. Остальные дружинники обитали в дружинной избе, весьма похожей на казарму. Первый этаж избы перегородкой был разделен на две части: в одной половине обитали дворяне (детские – вольнонаёмные, и отроки – холопы), в другой, более просторной – гридни. Многие старшие дружинники (бояре и командиры), имеющие жилье в городе, постоянно ни в избе, ни в тереме не жили, появляясь там лишь по делам службы, ну или во внеслужебное время, например, оставаясь переночевать после бурного пира с обильными возлияниями.

После переезда в Смоленск Изяслав Мстиславич слегка реорганизовал свою дружину. Часть дружинников перевел из младшей дружины («гридней») в старшую («бояр»), выдав им жилье в городе, пустующих дворов из-за болезней и голода хватало. А многих дворян, из числа детских (вольнонаемных), Изяслав Мстиславич перевел в более престижную категорию – в гридней (в младшую дружину).

Освободившиеся было вакантные места в гриднице долго не пустовали. Ежедневно на княжий двор приходили группки людей, по одному-два человека, желающие записаться (детские) или запродаться (отроки) в дворяне. Княжеские гридни проверяли воинские умения соискателей, заворачивая большинство претендентов. Тем не менее медленно, но верно дружинная изба и гридница в тереме заполнялись новобранцами.

Все игроки привстали со своих мест и легким поклоном головы поприветствовали мое появление в их обществе. Все чаще в последние дни мне на глаза попадались ранее не известные, новые лица. Я не брезговал подходить к новичкам и знакомиться с ними. Вот и сейчас за столом сидело два парня, принятых, по всей видимости, вчера на службу. Оба во все глаза наблюдали за новой для них игрой, изучая ее несложные правила. Заприметив их еще издали, я сразу подошел к ним и поинтересовался.

– Здорово, дружинники! Кто такие и откуда будете?

Ответил старший:

– И тебе поздорову, Владимир Изяславич. Бывшие купеческие дети[8 - То есть вольнонаемные купеческого отряда.], два лета служили смоленскому купцу Мытанову, пока он от болезни не преставился. А сами-то мы двуродные братья. Я зовусь Сбыславом.

– А я Елферий, – тут же представился второй.

За соседним столом кто-то хрюкнул, раздались смешки.

– Да какой с тебя Елферий?! Еля – и буде тебе!

– Не! Еще рано ему Елферием зваться! – авторитетно заявил мой старый, заройский знакомец гридень Клоч, повышенный недавно «в звании» до десятника.

Я еще раз окинул взглядом новиков – доходяги, да и только! Голодали, видать, парни!

– Хватит зубоскалить, Клоч! Или ты хоробрствовать вздумал? – откуда-то нарисовался Малк, хоть и оставшийся по-прежнему десятником, но получивший от князя собственное жилье в Окольном городе. – Давно ли ты сам гриднем стал?

Клоч замешкался, не зная, что ответить. Уж больно порубленная и неправильно сросшаяся физиономия Малка да репутация отменного бойца отбивали напрочь у всякого здравомыслящего человека желание вступать с ним в дискуссию.

– Княжич, садись, с нами сыграешь! – послышалось вполне ожидаемое предложение от Станилы, двадцати четырех лет от роду, уже в Смоленске перешедшего из категории «детских» в гридни.