Княжич

– Все будет в порядке! – уверенно произнес я, хотя сам нервничал не меньше князя. Несмотря на то что вчерашние испытания прошли нормально, но мало ли… ведь не зря существует поговорка «и на старуху бывает проруха».

В десяти метрах установили деревянный щит, а за ним старые доспехи, предназначенные для переплавки. Перемога не спеша прицелился, так, как я его учил. Самому мне, по понятным причинам, стрелять не рекомендовалось – отдача замучает, все-таки телу княжича всего тринадцать лет.

Раздался выстрел, от которого Перемогу заметно качнуло, а обе мишени с громким лязгом рухнули на землю. Густой белый дым частично скрыл из поля зрения ухмыляющуюся от хорошо проделанной работы морду Перемоги. А вся публика от только что увиденного и услышанного дружно ахнула, кони дернулись и, вторя своим хозяевам, заржали. И только легкий ветерок, закручивая, уносил облако серого дыма прямо в небо.

Но уже через мгновение от дружинников, быстро пришедших в себя, послышались многочисленные возгласы удивления. Самые быстрые и любопытные, по хрустящему снегу подбежав к мишеням, стали засовывать пальцы в пробитый щит, а на проделанном пулей выходном отверстии доспеха, к всеобщему изумлению, даже кулак свободно помещался.

Князь слез с коня и стал ковыряться мечом в доспехах, безрезультатно ища прошедшую навылет пулю. Жирослав стоял рядом и очумело рассматривал осыпавшие доспех опилки из пробитой доски, имитирующей щит. Злыдарь попрежнему молча восседал на коне, но его и так грубое лицо, казалось, окончательно окаменело. Малыть тоже, не слезая с коня, не отрываясь, смотрел на продырявленные доспехи, а его щеки заливала какая-то нездоровая бледность.

– Хм… лепо, – проговорил озадаченный князь, рассматривая дыру в брони, – действительно, куда как лучше стрелы бьет!

– Ей-ей, колдовство сотворили! – перекрестившись, ляпнул какой-то дружинник, и некоторые его коллеги своими возгласами его поддержали.

– Ты думай, о чем мычишь! – грубо одернул его Злыдарь. – В монастырь попадешь – там будешь о колдовстве талдычить да ладаном дымить!

– Не богохульствуйте! – смирил разгоравшийся конфликт Анфим, навряд ли сам во что-то верящий.

Когда все немного успокоились и отошли от увиденного и услышанного, начался более конструктивный разговор.

– Князь-батюшка, не то что стрелы, копьем, на всем скаку так прошить доспех далеко не каждый твой дружинник сможет! – подал голос «правая рука» воеводы, сотник Малыть.

– Чую я, много кровушки железка эта попьет, – тихо проговорил восседающий на коне рядом с Малытью десятник Аржанин. – Хорошо бы не русской… – чуть слышно закончил он.

– А ты что думаешь, Злыдарь? – обратился князь к своему дружинному воеводе. – Сгодится на что придумка ента, как ее… пищаль? – с явной гордостью за сына спросил князь своего главного воеводу.

– Ну, что ж, – солидно начал воевода, – для ополчения али обороны в крепостях пищаль княжича сгодится, а для дружинников она ни к чему, пока ты ея полдня заряжать будешь, не успеешь оглянуться, как голову с плеч снесут! Да и тяжкая она очень, вот ежели бы полегче была, то любо было бы с десятка шагов вражину в доспешном облачении с коня свалить, а далее уж по привычке действовать – сулицей да мечом.

– Одна такая пуля может даже двух доспешных за раз завалить, – донесся до княжьих ушей возглас кого-то из дружинников, плотной толпой скопившихся возле поверженных лат.

– Не ожидал, сыне, молодец, – наконец князь обратил внимание на скромно восседавшего на коне подле него сына, – насчет ополчения не знаю, а вот крепостицы, правильно Злыдарь сказал, оснастим, сынко, твоей пищалью. Добрая помощь сидящим в обороне выйдет.

– Как далеко она у тебя бьет? – уточнил князь у сына.

– Прицельно, в ростовую мишень, шагов на пятьдесят, а далее уж можно попасть только по большим скоплениям противника.

– Ничего, и то хлеб, теперь я посмотрю, как они будут, укрывшись щитами, брать мои города… – со злой улыбкой и с явными нотками торжества в голосе во всеуслышание проговорил князь, отчего вызвал в дружине ликование и громкий, слегка нервический смех.

– Только, батюшка, – проговорил я, опомнившись от недавней минуты славы, – все это дело надо засекретить, особенно состав пороха, а то и у наших врагов похожие пищали могут появиться!

– Твоя правда, – согласился князь, – дай бог, Смоленск у стрыя твоего заберем, а там уж я выделю тебе верных людишек для выделки пороха.

При этих словах я во второй раз за сегодняшнее утро поздравил сам себя с хорошо проделанной работой.

– Напомни, сыне, что ты там говорил про обрушение крепостных стен…

Окружающие князя воеводы, сотники и десятники мигом замолчали, заинтересовавшись темой.

– Сделать подкоп под стену или башню, заложить побольше пороха да подорвать, – заявил я как о само собой разумеющемся деле.

– Ха! Всего-то и делов! – обрадовался князь, уже мысленно примеривая на себя роль своего любимого предка-полководца Святослава, покорившего множество племен и государств, включая Булгарию и Хазарию.

Я, словно прочитав во взгляде Изяслава Мстиславича блуждавшие в нем мысли, тут же резко его окоротил:

– Только пороха для подрыва укреплений очень много потребуется, наверное, десятки или даже сотни пудов! А самое главное, порох зреть будет в земле несколько лет. Особые ямы для его созревания делать надо.

От прозвучавших слов Изяслав Мстиславич тут же спустился с небес на грешную землю.

– Ладушки, как только столицу Кривицкой земли возвернем, заложим твои пороховые ямы. Если не мне, так тебе они службу ратную сослужат! – с некоторою грустью в голосе проговорил князь. Тут же он залихватски свистнул, обращая на себя всеобщее внимание, а затем приказал всем седлать коней и возвращаться в детинец.

Я остался очень доволен собой, мой план начал потихоньку претворяться в жизнь. По крайней мере, смоленские земли монголам просто так за здорово живешь не достанутся. Если та же Литва через век станет собирательницей западнорусских земель, то что сможет помешать Смоленску проделать тот же самый трюк столетием раньше? Главное – выдержать первые, самые мощные удары монголов. А после того как их тумены, уйдя из Восточной Европы и берегов Адриатики, в своих диких степях изберут на курултае себе нового великого хана, то назад, к границам Руси, монголы вернутся намного более слабыми. Потому как основные усилия они приложат к окончательному покорению Азии – будут «резвиться» на всем пространстве от Вьетнама до Египта. Во всяком случае, я так считал, исходя из своего знания истории средних веков.

Шумная, возбужденная увиденным зрелищем толпа дружинников вместе с князем и остальными свитскими удалилась. Внезапно повалил крупный снег, заметая конские следы и скрывая из вида лесную опушку, на которой расположился наш импровизированный полигон.

Вместе со мной остались лишь Перемога с дворянами. Да рядом еще маячила переминающаяся с ноги на ногу чумазая пятерка юных химиков, не только помогавших раздобыть производные пороха, но и активно участвовавших в приготовлении конечного продукта.

– Ко мне в услужение, в младшую дворню пойдете? – окликнул я их.

– Ежели родители отпустят, то пойдем, княжич, – ответил самый бойкий из них, – а кем служить возьмешь?

– Пороховщиками, кем же еще?! – недолго думая, создал я для них новую придворную должность. – Пусть ваши родичи с Перемогой переговорят. Служба у вас будет тайная и очень важная. Идите, думайте. – Взмахом руки я отпустил озадаченную открывшимися перспективами ребятню к родителям.

К слову сказать, уже через пару дней пороховщики в полном составе переехали на княжий двор. К тому же все они оказались родными и двоюродными братьями, впрочем, нечто подобное я от этой пятерки и ожидал. Остальные дворяне к новичкам отнеслись спокойно, так как за ровню себе они их все равно не считали. Будущий дружинник, ближник князя, в их понимании заниматься ручным трудом ну никак не мог! Меня такое отношение «старослужащих» к новичкам тоже устраивало. Так как лишней конкурентной борьбы в своем сложившемся подростковом окружении мне в данном конкретном случае явно не требовалось. Наставник Перемога на все эти забавы княжича, хоть и хмурясь, глядел сквозь пальцы.

А голову Изяслава Мстиславича все больше занимали мысли о Смоленске и всё, что с ним связано.

После вербовки юных химиков я долго думал, как уже в Смоленске организовать ямчужную службу. (В том, что Изяслав Мстиславич возьмет обратно Смоленск, сам он ни на миг не сомневался, особенно после прошедшего мора в дружине захватчика. Этой своей уверенностью он заразил и меня.) Наконец, я додумался до простой формулы: «навоз в счет податей». По идее, местные жители не только без всякого принуждения займутся самовывозом столь ценного сырья, но еще и соседское «добро» будут подворовывать. Переговорил я на этот счет с Изяславом Мстиславичем, тот, после долгих раздумий и уговоров, нехотя согласился с таким оригинальным предложением, ведущим к оскудению княжеской калиты. А смоленскому вече эти изменения в податях мотивировать тем, что в городе станет чище. Не забыть при этом упомянуть и про недавно разыгравшийся в столице мор, случившийся от излишней грязи. Тем более вывоз навоза и так практикуется некоторыми городскими жителями с целью удобрения окрестных полей. Поэтому особо ничего не изменится, только появятся особые специализированные пункты приема «органического сырья». Там же будет вестись учет, кто, когда и сколько по весу сдал навоза, эти данные впоследствии будут учитываться при налогообложении смолян. Кстати говоря, кроме навоза аналогичную процедуру надо будет провести и с печной золой. Зачем зазря разбрасываться таким ценным сырьем! Ведь золу можно настаивать и выпаривать с целью получения поташа.

Юные химики-пороховщики должны будут выполнять роль не только главных технологов производства, но и заняться учетом сдаваемого населением сырья. Поэтому я недолго думая составил новый алфавит и цифирь для счета. Это должно коренным образом упростить не только сами как таковые счет и письмо, но и весь учебный процесс в целом.

Накарябанный на восковых табличках деревянной палочкой алфавит, а заодно и цифры от нуля до девяти, был роздан всем дворянам. Подростки с интересом рассматривали поделки своего княжича, первым не выдержал конюший Усташ.

– Изяславич, а что это за буквицы такие странные?

– Это, други мои, новый, измысленный мною упрощенный алфавит и цифирь. С помощью этих букв можно писать слова, а при помощи цифр вести любые подсчеты.

– Цифирь – это верхние закорючки? – влез с вопросом спальник Тырий.

– Да. Слушайте задание: за седмицу новые алфавит и цифирь вы должны будете не только перенести на деревянные дощечки, но и выучить написание и произношение букв и цифр.

Дворяне несколько недоуменно покивали головой, дескать, что делать, если княжич приказывает, то придется выполнять, никуда не денешься. Энтузиазма на большинстве лиц от полученного задания не проглядывалось.

– А теперь слушайте и запоминайте, какими звуками обозначается какая буква. Если кто забудет, как буква произносится или называется цифра, то ко мне сразу спрашивать не бегите, а друг у друга интересуйтесь. Итак, поехали…

Если пороховщики взялись за предложенное княжичем дело с энтузиазмом, то старослужащих дворян удалось заинтересовать новой наукой только с помощью хитрости. Я заявил им, что новый алфавит и цифирь – это, помимо всего прочего, еще и специально изобретенная мной тайнопись и что приказы своим будущим воеводам я буду отдавать как устно, так и письменно, при помощи нового алфавита. Кто же сей наукой не овладеет, то выше десятника пусть не рассчитывает подняться. В итоге все дворяне с невиданным ранее усердием принялись грызть гранит науки, при этом помогая и подстегивая друг дружку.

Обучение моих подопечных продвигалось на удивление быстро. Оно и понятно, здесь не было развлечений XXI века, и значительную часть своего свободного времени они или что-то зубрили, или размышляли над услышанным материалом.

Ранее сам княжич, а также большинство из его дворян получали в Смоленске кое-какое начальное образование. Поэтому учебный процесс проходил довольно быстро, тяжелей всего пришлось, понятное дело, пороховщикам. Понастоящему всеобщее затруднение вызвала на первых порах новая цифирь. Каких трудов мне стоило объяснить концепцию нуля, знают лишь миллионы моих безвременно погибших нервных клеток. Тем не менее лед тронулся! Занятия проводились ежедневно, сразу после утренней тренировки и перед обедом. Еще до отъезда в Смоленск большинство дворян могло бегло читать по слогам и оперировать (вычитать и прибавлять) цифрами до ста. Изяслав Мстиславич к новой выдумке сына отнесся индифферентно, ни поддерживать начинание сына, ни порицать не стал. Вероятно, он следовал еще не придуманной народной мудрости «чем бы дитя ни тешилось…».