В первую очередь необходимо было прекратить сущее безобразие: Трансильванец мочился в угол палаты. Призвал мистера Экзекуцию. Тот стал крайне недоволен, крайне метко оглянул на свидетелей, оценивая обстановку. Оценка обстановки прошла внутреннее одобрение: Экзекуция саданул под колени Трансильванца, тот упал, продолжая лить тёмно-жёлтым. Ему одним движением вывернули руки и ткнули лицом в лужу, возя по ней, как котёнка. Он недовольно заплевался, попытался вырываться. С него через верх содрали рубаху, кинули её в мокрое, велели убрать и обсыпать хлоркой. Трансильванец понял плохо (застыл с каплями на роже) и это – плохо. Потому что значит, что физическое воздействие ему не особо указ.
Экзекуция принял решение: схватил за шею Обезображенного, прерывая его дикий мастурбационный процесс (заметил, что он стёр свой орган до каких-то мерзких микроязв), притащил его к луже, бросил туда. Нам бы с Экзекуцией разобраться было, конечно, спросить у другого персонала, насколько наши герои действительные психи. Но: мы относились загодя ко всем ним как к более-менее адекватным представителям человечества, которым не чужд страх оплеух. Мы игнорировали факт, что, скорее всего, они совсем уже не люди и они не подотчётны нашей этике, логике, морали и прочему такому, что мы считаем правильным и логичным, приводящим к закономерным результатам. Обезображенный дрессировке поддавался, очищал скорее, чтобы не тронули больше. Методика Экзекуции, путь проломного опыта – экономически верен и результативен.
17
Конспирация возможна в общине. Вне общины – конспирация не имеет смысла и не так интригует.
Явился Тот-самый Доктор.
Швырял на него взорами, ожидая, что он нарушит конспирацию и подмигнёт. Мол, помнит, знаем об моём случае. Вы тут ведь «по ошибке»? Обязательно вами займёмся! Всё будет на высшем уровне. Для своих!
Но Доктор и не думал нарушать конспирацию. Он буднично и апатично ходил, вроде как работал, борясь с похмельем и желанием уехать домой. На то он и великолепный специалист. Не осуждал, понимая всю тяжесть, принимая свою зависимость, догадываясь, суммируя: рано.
Репутации поговаривали, что благодаря своей эффективной методике терапевтическо-аудиовизуальной, чаще с минимумом препаратов – Доктор избавлял и помогал пациентам по-настоящему: на корню «переубеждая» скос сознания. Ему бы в мировые светила, но он не хотел. Ему достаточно было удовлетворения от того, что он делает именно здесь. Здесь покойнее (тут родился-пригодился), здесь хватает Работы (не более 1,5 ставки), здесь его выжимает не хуже (плюс «переработки»), но главное ведь, что и там были бы, и здесь есть – Значимые Итоги (не плачь, не проклинай, а – понимай; вытаскивая из ям-колодцев Человека).
Гуманность без гуманистичных же претензий-обид-осуждений; без претензий в неоцениваемый ими урон. Чистая механика, исправление деформаций, ремонт физиологического и души.
Излеченные им пациенты не обязательно выписывались или переводились в настоящие тюрьмы с пометкой «вылечен». Нет. Он лечил их в качественно другом понимании. Он избавлял их самих от вне-себя. Они, после сеансов Доктора, после его индивидуальных воздействий-мероприятий на каждого – успокаивались, обретали мир внутри.
А это – и есть лечение психологически больных людей.
Тем не менее.
18
Катамнез волнует многих: и старых, и молодых, и промежуточных.
Дежурства начинались с квалифицированно лечебных процедур – анамнезы, обходы, рекомендации, вербальные консультации, пометки в блокнот и в карты пациентов. С квалифицированно бытовых процедур – надеваем одежду, господа; учимся заправлять шконки, господа. С восстанавливающих процедур – формальная зарядка раз-два-три, для тех, кто может и кому от скуки. Продолжалось процедурами возлияния таблетками с внутримышечными и не совсем проколами.
Доктор выписывал, исписывал, давал указания персоналу, вызывал на интервью пациентов, вёл с ними терапию бесед, ментально уходил в неизвестность выбора тактик наступлений (либо осад) и – по новой. Соразмерно избранному верному алгоритму.
Смотрел любовно на эту кипучую производительность.
К тридцатым вечерам привержено уставал.
Прилёгши на изглоданный диван.
Смотрел в тёмно-оранжевый закат в моллируемое солнцем стекло окна.
Доктор найден. Он не мифичен. Он сакрально присутствовал.
Моей целью было – переключить его внимание на себя, добиться лечения для себя, личных консультаций и личного соучастия с состраданием и поддержкой. Постепенно. Не шугая (подсознание), вдумчиво давая себя изучить.
Настроение готового к свершениям.
Безумная радость озарения, выиска неогранённого, выигрыша.
Понимаете?
19
Количество ступеней на лестничном марше должно иметь нечётное количество – для удобства перемещения по оному (начиная свой путь с левой ноги – левой же его и закончить).
Это правило также работает и в процессе проживания дня – встав не с той ноги – не с той ноги и завершить день. Ведь день имеет нечётное количество шагов.
Как-то рабочая смена подходила к концу.
Мы собирались передать управление. Происшествий не случилось, всё прошло в дежурном темпе. Перед уходом Экзекуция настойчиво напрашивался в гости, не особо утруждая себя подумать, что моей преподавательнице валеологии не понравится его присутствие; что лично мне не понравится его присутствие, особенно после длительного совместного провождения. Мне пришлось соврать о необходимости именно сегодня кое-куда направиться вечером – помочь родственникам с кое-чем на кое-какое неопределённое время. И, чтобы не дискредитировать Экзекуцию и не соблазнять его отправиться вместе со мной из альтруистичных побуждений – пришлось задержаться: застыть колоссом у простенка, зажать связки отмычек-ручек рам и истуканом окоченеть, прислушиваясь, как Экзекуция растворяется в расстоянии.
Постепенно ощущалось, как из здания уходят люди. Как будто уходила жизненная энергия. Зданию корпусу диспансера становилось легче, вольготнее было дышать, хоть при этом оно извращалось в дубелую мертвечину. Наполненное только и много червивым больным.
Чувствовал нескольких ночных дежурных. Машину скорой помощи, остывающую. Пациентов засыпающих, неспящих, уснувших, неспокойных, тревожных, отчуждённых и воздерживающихся.
Под полторы сотни в постепенном несвойственном беззвучье.
И тут мне послышался звук удара молотком. Потом звук скрежета дрели. Потом гулкие предложения-словосочетания знакомым голосом и ответный на это вежливый смех. Звуки постепенно набирали силу, смелее захватывая пространство.