По ветру

эля

Святое место, самодостаточный Хьюстон и клятая доставка

Родительский дом светился пылающими окнами, как новогодняя гирлянда – коих, кстати, было с лихвой навешано на голых ветках садовых деревьев. Смотрелось это угрюмо: тонкие, угловатые, темные палки в окружении мерцающих огоньков – странная попытка оживить то, что всю зиму должно быть мертвым.

Эля вжала ладонь в центр руля, морщась то ли от неприятного звука клаксона, то ли от того, что братец снова игнорировал ее попытки въехать во двор. Бросать машину у калитки не хотелось, а чипа от ворот у нее давно уже не было. Спустя еще минуту тяжелые металлические ставни все же отворились, разрешая Эле вкатиться внутрь, словно она прошла фейсконтроль и была допущена в это святое место. Так уж повелось, что язвить по поводу семьи, их общего некогда дома и всей этой родовой темы разрешалось по бо?льшей части только ей: все давно свыклись с ее «дурным» характером и манерой разговаривать, не упуская возможности вставить шпильку-другую.

Пока Эля выбиралась из машины – отстегнуть ремень, снять с держателя телефон, забрать сумку с пассажирского кресла, – ворота за ней закрылись, отрезая от довольно шумного минского пригорода. У нее всегда складывалось именно такое ощущение, с самого детства, словно за периметром их участка идет какая-то другая жизнь, а здесь, у них, и время течет по-другому, и все кажется каким-то отстраненным и не имеющим к миру никакого отношения.

– Привет, – послышался мягкий голос из-за плеча.

– Белка? – Эля уставилась на сестру, словно та как минимум восстала из мертвых, а не смотрела на нее из-под отросших завитков челки. – Тебя сюда каким ветром? Мишка оформил возврат?

– Ох, Элеонора Александровна, – сестра вздохнула, оставляя без ответа последний пассаж. – А сама как оказалась здесь?

– Была недалеко. – Машина отозвалась резким звуком сигнализации, и Эля спрятала ключи в карман. – Домой ехать долго… Уже поздно, а я еще и голодная, как стая гиен!

– Ты надеялась найти здесь еду? – Белка захихикала. – Эль, родители второй месяц как филиал компании открывают бог знает где, а Тёмыч, как ты помнишь, не так уж преуспевает в домашнем хозяйстве.

– Знаю я, в чем преуспевает Тёмыч. Пошли уже, мелочь!

Широкими шагами измеряя дорожку от гаража к крыльцу, Эля смотрела в спину младшей сестре и не понимала, как та оказалась здесь. Они, конечно, все могут приезжать в «родовое гнездо» и оставаться здесь сколько захотят, но у Белки был жених – Мишка, с которым они сто лет как жили вместе. Летом ожидалась красивая и мало кому нужная свадьба, все вроде хорошо… Эля оглянулась в поисках машины будущего того-кого-она-не-помнит-как-нужно-называть, но ни у гаража, ни дальше на участке ее не оказалось.

Тёмыч тоже в последнее время был нечастым гостем в этом доме. Он с его барышней – Эля морщилась от этого слова почти так же сильно, как от эпичного и отвратительного «кавалер», но по-другому называть ее не получалось – бо?льшую часть времени проводили вместе, периодически искали новое общее жилье – когда не находились в стадии «давай-расстанемся-купи-мне-сок». Видимо, сегодня – как раз один из таких периодов.

Эля представить себе не могла более непохожие друг на друга пары: Тёмыч с его Варей, с их бесконечными американскими горками и стопроцентными эмоциями в любую из сторон, и Белка с Мишкой (тут даже имена как перечень мягких игрушек в детском отделе – нарочно не придумаешь!), с их долгоиграющей историей, взаимопониманием, нежностью и спокойствием. Сама Эля возвышалась над всем любовным многообразием незыблемой глыбой цинизма и недоверия. У нее не было за спиной печальной истории, никаких разбитых сердец – разве что парочка надколотых. Не тянуло ее никогда ни в стабильные отношения, ни в драму – этого сполна раздали младшеньким. Первый блин ее родителей – Элеонора Александровна Стрельцова – вышел саркастичным и не больно нуждающимся в любви комом.

– Так что все-таки случилось? – бросила она в спину сестре, надеясь, что в ответ получит какую-нибудь не слишком печальную историю: беспокойство скреблось тонкой иголкой где-то в области груди – не зря же они все внезапно оказались в родовом гнезде. Обнадеживало только то, что Белка выглядела вполне спокойной – несчастные люди всегда либо отчаянно горюют, либо прикидываются нормальными. Как правило, последнее выходит у них из рук вон плохо, но все в ответ подыгрывают – так уж заведено.

– Да ничего не случилось, Эль, – вздохнула Белка. – У нас ремонт, пыль там, строители… А чтобы деньги не тратить еще и на временную квартиру, я переехала сюда, а Мишка – к брату. Родители все равно в этой своей длительной командировке, так что я спокойно обитаю тут. Давно уже, кстати, просто ты не сильно вникаешь в наши дела.

– Сделаете вид, что до свадьбы ни-ни? – Эля пропустила мимо ушей упрек: сегодня был тот самый день, когда любая мелочь могла ее добить либо же превратить в остервенелую фурию. И то и другое – так себе ощущения и для нее самой, и для окружающих.

– Даже если бы и хотели, твой длинный язык не позволил бы такой наглой лжи пробиться на свет. – Белка с возрастом училась жалить в ответ – тонко и очень легко, в рамках приличия образцовых дочерей и невест. – Просто немного поживем порознь – я хоть свадьбой займусь нормально, не прячась от Мишки по ночам на кухне.

– А этот? – Эля кивнула в сторону двери, которую Белка вот-вот должна была открыть. – Тоже решил пожить немного порознь со своей?

Белка резко остановила потянувшуюся к двери руку и обернулась к сестре. Ее узкое личико показалось в вороте пальто – обеспокоенное и серьезное.

– У них там все нехорошо… Знаю, ты терпеть не можешь Варю, но прошу: не стеби Тёмыча. И лучше не расспрашивай: сдержать свои комментарии ты все равно не сможешь, а он и так побитый весь какой-то.

– Вот поэтому я ее и не люблю, – Эля зашипела, то ли чтобы Тёмыч не расслышал их разговор, то ли от кипящей внутри злости, обжигающей язык. – Она с самого начала вела себя как…

– Эля, прошу, – Белка посмотрела на нее так, словно каждое следующее слово могло обидеть ее лично.

– Не лучшим образом. Но ладно, я попробую сдержаться – в дом-то пустишь? Или для меня нет места в этом приюте пылающих сердец?

– Ты иногда бываешь такой отвратительной, Эль.

– Иногда? Теряю хватку, мелочь, теряю хватку.

Белка легко впорхнула в дом, на ходу сбрасывая пальто. Тонкая, звонкая, милая, практически идеальная – Эля шутила, что младшая дочь стала для родителей компенсацией за все страдания. Хотя, конечно, Тёмыч тоже вполне правильный и даже менее проблемный, чем она сама. Или просто он лучше маскируется? В общем, в их семье старая присказка про трех братьев – от умного до дурака – сложилась с точностью до наоборот. Эля с какой-то извращенной радостью приняла на себя роль паршивой овцы и старательно поддерживала образ: в свои тридцать с хвостиком совершенно не походила на взрослую и спокойную леди, как мечталось маме, занималась рекламой и немного писательством, жила на полную катушку и обходила стороной все «надо» и «так принято». Быть неудобной оказалось очень удобно: когда от тебя ничего не ждут и не требуют, это крайне развязывает руки. В случае с Элей – руки, язык и многие другие части тела.

Приглушенный свет прихожей, полочка с домашними тапочками, кованая вешалка с широкой скамьей. Все менялось в этом доме, преобразовывалось, подгонялось под моду и стандарты нового десятилетия, а Эле казалось – ничего не меняется, все родное. Кроме запаха пиццы, который заполнял пространство вокруг, – видимо, мелкие решили не заморачиваться и заказали доставку. И, честно говоря, Эля радовалась такому повороту: еще немного – и она бы принялась сметать все съестное на своем пути.

– Малая, и ты приехала? – Тёмыч по-свойски сгреб ее в охапку. От него пахло сигаретами и морозом: он только что вернулся в дом со двора. Густая борода колола щеки Эли, но определенно придавала брату солидности и какой-то деловитости.

– Надеялась, тут никого не будет! Когда мы так последний раз сталкивались? На какой-нибудь праздник год назад?

– Вообще-то месяц назад, Эль, когда отмечали нашу помолвку.

«Нашу помолвку». Белка могла сказать «мою», но выбрала это обезличенное приторное «нашу». Словно она уже и не личность вовсе, а так – запчасть от махины имени Михаила Молотова. Эля не видела в этом ничего романтичного и милого, но делиться наблюдениями с сестрой не стала. Белка с Тёмычем были по другую сторону баррикад – вечно влюбленные, жаждущие состариться с кем-нибудь и всю жизнь использовать общие вещи, мечты и местоимения. Затевать новый спор не имело смысла: все трое выросли одинаково упрямыми и слишком хорошо знали позиции друг друга, чтобы уступать.

– Точно! Ладно, пошли есть, пожалуйста! А то больше все вместе мы точно никогда не соберемся – разве что через три дня на мои поминки.

– Эля! – почти одновременно воскликнули младшенькие, только если Белка вложила в ее имя гнев и усталость, то Тёмыч – снисхождение и немного веселья. Хотя брат мог просто не расслышать всей шутки: хорохорился он славно, но постоянно выпадал из реальности. Может, Белка и не замечала всего этого или просто не осознавала, но их брата словно выключили из розетки и существовал он на остатках заряда и плохоньком автопилоте. А значит, все было куда хуже, чем просто «нехорошо».

* * *

– Да положите вы уже свои телефоны, зомби жующие! – Эля недовольно ворчала, вытягивая из коробки очередной кусок гавайской пиццы. – Уткнулись, блин, и молчат.

– А ты прямо поговорить хочешь?

– Да, Тёмыч, хочу.

Нет, Эля не хотела. Она устала на работе, поцапалась с друзьями, послала всех к черту и приехала сюда, ожидая найти полную тишину и мамины припасы в кладовой. А нашла чуть ли не всю семью, да еще и со своими проблемами. Как раз из-за последнего она и пыталась расшевелить младшеньких, иначе внутренние монстры и непрошеные мысли сожрут их одного за другим. И начнут с Тёмыча – Эля помнила, как все может быть.

– Какие планы на выходные?

Тёмыч скептически покосился на нее, не веря во внезапно вспыхнувшие энтузиазм и интерес.

– На свадьбу мне завтра.

– К кому?

– К другу, Эль. С тобой все нормально:? Ты какая-то странная.

– Язвишь – не нравится, пытаешься быть нормальной – не нравится. Мать моя женщина, как же вы достали.

– Мать наша, общая, – поправил Тёмыч и ухмыльнулся. – Нормальность не для тебя, малая. Оставь это Белке.

– А что сразу Белка? Из ваших уст «нормальная» звучит как оскорбление. Я что, не могу быть спонтанной или интересной?

– Мелкая, ты – самая лучшая! – поспешил успокоить ее Тёмыч. – И нормальная – в лучшем значении слова.

– Перевожу: ты спокойная и адекватная, фортелей – как от нас – от тебя можно не ждать, – добавила Эля. – И слава богу.

– Ты не веришь в бога, Эль, – мрачно парировала Белка. – Вот вы вроде пытались меня подбодрить, а ощущение – словно в помоях изваляли. А еще семья.