Утешитель

Однажды ночью, когда Дава-Даа лежал под кислородной маской и был совсем слаб, в палату крадучись вошли два человека. Это не были взрослые люди, по годам скорее старшеклассники. Они вложили обрывки газетной бумаги между пальцев спящего малыша – соседа Дава-Даа и подожгли их. Бумажные ленты быстро сгорели, и огонь обжег спящего мальчика, который безумно задергал ногами, словно пытался бежать лежа на месте. Незваные гости рассмеялись, один из них вскрикнул: «велосипед! велосипед!» и они быстро исчезли в темноте коридора. Дава-Даа только немного показалось, что волосы одного из них на мгновение осветились красным бликом.

Утром пришел доктор с медсестрами и начал осмотр. Он потрогал волдыри на ноге малыша и покачал головой. Мальчик слабыми жестами показал, что с ним произошло – он оказался глухонемым. Ожог смазали мазью и замотали в белые бинты. Затем он обратил внимание и на Дава-Даа. Медсестры закрепили на его руках и ногах какие-то провода. Доктор долго простукивал и прослушивал Дава-Даа, осмотрел его буквально со всех сторон. Он дал указания медсестрам и ушел, унося с собой приборы.

На следующий день, после обеда, к кровати Дава-Даа подошли два подростка в больничной одежде. Однако он невольно подумал об этом: выглядели они вполне здоровыми. Один из них, что был с красно-рыжими волосами, ухмыляясь, спросил:

– Ты, наверное, сто лет будешь здесь лежать, такой бледный и слабый. Хочешь, мы тебя за нос подергаем, чтобы аппетит появился? Все медсестры только за тобой и смотрят, подумать только, ты у нас главный пациент.

– Я сегодня бледный, а завтра, может быть, ты, мразь, станешь совсем белым, – Дава-Даа говорил тихо, но с угрозой, – а за нос ты меня лучше не трогай. Даже запах мой не вдыхай – пожалеешь.

– Что-о!? – Рыжий подпрыгнул на месте, – ты, труп несчастный, еще угрожаешь? Вот сегодня ночью, когда все уйдут и спать будут, мы тебе устроим…

Ночью рыжий и его дружок исполнили свою угрозу. Один из них схватил Дава-Даа за руки, а другой нещадно крутил ему нос. От боли и обиды силы его словно утроились и он сумел освободить руку. Мгновенно схватив маленькое лезвие, которым он утром стриг ногти, Дава-Дава успел два-три раза порезать каждого из подонков. Истошные крики сотрясли больничные стены. Когда на место сбежалась смена дежурных медсестер, они увидели жуткую картину. На полу сидели дрожащие от страха, два окровавленных подростка. Один из них выпучил глаза, и под ним расплывалась желтая лужа, другой приглушенно стонал. Рядом на кровати, под чистым и белым одеялом спал совсем еще ребенок. Он дышал ровно и спокойно. Попытки узнать у подростков, что произошло, всякий раз заканчивались их жалобным мычанием. Старшая медсестра приняла решение – после перевязки обоим вкололи успокоительное и уложили спать. В палате наступила удивительная тишина, а за окном светила огромная серебряная луна. Свет ее падал на дужку кровати и лицо Дава-Даа. Казалось он здесь, в большой больничной палате остался один.

Пряности и похороны

Наступили первые дни осени. Приехал дядя и повез Дава-Даа на центральный рынок. Он хорошо запомнил этот день. Огромное количество лиц, красок, запахов, одежды, крики и шум, разноголосица и музыка из динамиков. Словно веревки переплелись – так потоки людей заполнили все проходы и многочисленные площадки огромного базара. Дава-Даа застывал у высоких витрин, сверкающих золотом и серебром, переливами синего, красного и желтого света. Словно живые смотрели на него манекены в великолепных одеждах. Вот предстала черноокая красавица с белоснежными волосами в зеленом шелковом платье, расшитом яркими, перламутровыми узорами. Рядом с ней стоял красивый ребенок в сказочно красивом костюме. Дава-Даа мгновенно определил, что в них нет жизни, подумав, что такие большие куклы он видит впервые.

Дядя зашел в парикмахерскую, приказав Дава-Даа далеко не отлучаться. Напротив, в нескольких шагах от этого места расположился торговый ряд, где продавали пряности. Зеленые, черные, оранжевые горки различных приправ пропитали воздух и дурманили сознание. Его внимание привлекла женщина пожилого возраста, широкоскулая, с раскосыми глазами. Из-под тонкого платка виднелась прядь волос с проседью, однако следы былой красоты сохранились на этом лике. Торговка пряностями улыбнулась Дава-Даа и он с почтением, легким поклоном поприветствовал ее. Движения этой женщины были достойны всяких похвал. Мягкой игрой пальцев с помощью плоской деревянной дощечки она ровняла горки с молотым перцем. Затем стала перемешивать пряности и, казалось, что царица небрежно и изящно рассыпает драгоценности по столу. Все было в этой торговке интересным и привлекательным.

«О, как часто кажется, что лучшее место под солнцем достается по счастливой случайности случайному человеку. Интересно, его истинный хозяин занимает его, наверное, так же случайно?», – подумал Дава-Даа.

Женщина подозвала его и протянула пакет жгучего красного перца, все его попытки вежливо отказаться от этого подарка оказались тщетными, и Дава-Даа поблагодарив её, спрятал пряности в боковой карман.

За углом небольшого ларька сидел человек в грязной одежде, небритый, улыбавшийся чуть виновато и пьяно.

– Ты, будь добр, – он обратился к Дава-Даа, – купи мне кусок горячего хлеба и сыр.

Когда он жадно съел половину хлебной лепешки, Дава-Даа, невольно шмыгнув носом от неприятного запаха, обратился к нему:

– Вы так голодны! Почему вы так голодны и оборваны? Чем могу вам еще помочь?

– Я голоден всегда, малыш, – бездомный продолжал медленно жевать хлеб, изредка делая глоток воды из большой бутылки. – Когда над твоей головой нет крыши, еда словно пролетает через желудок, нет покоя душе и нет покоя телу. Спасибо тебе за помощь, однако, помни: среди нищих есть и те, кто не хочет работать и ждет своего часа, чтобы разбогатеть. Помогай им, но будь внимателен с границей своей помощи. Мне ты уже помог. Я привык жить так, словно птица, не успевшая зимой улететь на юг, и я – раб этой привычки.

– Но разве дяденька ты не хочешь это изменить, жить в тепле и благополучие, охраняемый законом? – спросил Дава-Даа.

– Нет, ибо я презираю законы. Когда-то, из-за каких-то бумаг, которые ничего не значат в сравнении с человеческой жизнью, я потерял работу, семью, друзей. Я презираю свою страну и мое равнодушие к ней – плата за ее равнодушие ко мне. Случись большой пожар, атомная война, упади гигантский метеорит на планету, коль миллионы смертей постучатся в ваши дома, разве это потревожит мой сон? Только холод, сырость, крысы и полицейские могут потревожить мой ночной покой. Иди, малыш, спасибо за хлеб и сыр. Сегодня ты спас того, кто не нуждается в целой стране.

***

Дава-Даа крепко держал дядю за руку. Не проронив ни единого слова, он прошел с ним два городских квартала. Они поднялись на второй этаж старинного дома. Окна дядиной квартиры выходили на большую площадь. Белые колонны, фронтоны, балконы с черными чугунными узорами, красные, белые и синие крыши, скульптуры бронзовых коней и небоскреб из стекла. Площадь была выложена темно-зелеными плитами, на ней особенно хорошо были видны в этот день белые голуби.

– Малыш, случилось горе, – к окну подошел дядя, – какие-то варвары убили члена Главного Совета страны. Сегодня после полудня ты не узнаешь этого места. Тысячи людей, достойных и свободных придут сюда проститься с тем, кто отдал свою жизнь за справедливость и единство.

– Ты часто учил меня, что справедливость – это часть силы. Разве сильный мог бы погибнуть так просто, как этот член Главного Совета? Он оказался слаб, а значит и справедливость осталась не за ним? – спросил Дава-Даа.

– Замолчи! Что ты понимаешь, откуда можешь знать, что в действительности случилось. Может быть, на него напало десять врагов, двадцать; и он почти всех уничтожил, но погиб. Нельзя верить слухам, которые распускают мелкие людишки, стараясь очернить власть. Они обвиняют власть в сытости, лицемерии, жестокости, словоблудии. А разве они были бы лучше тех, кто ими правит? Поверь, я по своей работе знаю, дай им возможность в виде силы и права, они нас с дерьмом съедят! Тебе нынешнее время будет тогда казаться путевкой в санаторий.

– Дядя, я тоже слышал сообщение о том, что убийц было с десяток. Это – неправда, и ты это знаешь. В нашей стране десять подобных преступников стали бы заметны как десять слонов на ледовом катке. И слухи люди распускают от несправедливости, они видят и слышат, но боятся. Они не находят утешителя во власти и могут искать его в ненависти. Но более всего – в лицемерии.

– Молчи! Сегодня ты сам увидишь, сколь могуча и сильна сила манипуляторов, команды творческих личностей, готовых взять на себя удар, отвечать за наше будущее. Ты увидишь, сколь велико горе людей от случившейся потери. Как в былые времена, мы обретем единство, пусть и в скорби!

Дава-Даа промолчал, он достал маленькую сковородку из кухонного шкафа, налил в нее немного подсолнечного масла и разжег под ней слабый огонь. Тонкие синие язычки газового пламени были едва видны. Дядя хмуро отказался разделить с ним урок кулинарии и удалился в свой кабинет. Мелко накрошив лук и отрезок домашней говяжьей колбасы, мальчик аккуратно бросил их в сковородку. Через три минуты Дава-Даа разбил туда два куриных яйца, отключил огонь и прикрыл крышкой.

Большие часы на стене, утопленные в кусок черного дерева, показывали двенадцать часов тридцать минут. На площади перед окном появились военные, которые стали выстраиваться в длинные шеренги. Со всех сторон сюда прибывали люди. Через полчаса, когда дядя с торжественным видом, стараясь придать лицу скорбное выражение, смотрел вниз, Дава-Даа понял, что это действительно похороны члена Главного Совета. Он не мог преодолеть чувство недоумения, каждый раз стараясь понять, зачем такое количество людей хоронят одного человека. Ведь через те же полчаса они его забудут.

Было без четверти три…

Было без четверти три. Осенний день, пережив час пик и обеденную трапезу людей, осторожно завершал вторую половину дня… Ада Бек-Бой, учитель истории в интеллектуальной школе «Сертификат», шел привычной дорогой. Аккуратно обходя грязные от пыли и химикатов кусты и траву, он шел по одному важному делу. Дело это касалось лично его и никого более.

Путь учителя пролегал через железнодорожные пути фирмы «Рочн». Среди здешних рабочих и служащих было немало знакомых Бек-Боя. Рабочие ремонтной бригады в минуты отдыха любили поговорить с ним о всех сложностях мироздания. Человек с безупречной репутацией, он входил в клуб генетических патриотов – идейной находки единой партийной системы. Помимо истории Бек-Бой знал многое из других наук, но окружающий мир ставил перед всяким человеком рамки, выход за которые был нежелателен…

И, видимо, жизнь Ада Бек-Боя так и прошла бы в этих рамках, если бы не произошло то страшное, непонятное разуму событие, повлекшее цепь потрясений незнакомых здравому смыслу. Подобные ему рядовые люди, порой оказываются в ситуациях неразрешимых, непосильных для них. Так, маленький жучок безмятежно блуждает среди мусора, не подозревая, что со всех сторон охвачен огнем.

Было без четверти три. Пройдя до места, где клубок стальных линий расходился на отдельные пути, учитель увидел женщину, идущую навстречу в метрах ста от него. Чуть справа от Бек-Боя шел незнакомый мужчина. Русоволосый человек лет тридцати, одетый в серую куртку и бежевый свитер шагал прямо, высоко держа голову. За женщиной виднелся приближающийся поезд, медленно набиравший скорость. Все это было привычно: люди несколько беспечно ходили по путям, «уступали» место шумным составам и вновь шли по шпалам, сбивая шаг. Внимание Бек-Боя привлекло то, что женщина ни разу не оглянулась, чтобы отметить расстояние до локомотива и вовремя уйти с дороги. Приближался очередной состав, и незнакомец, идущий справа невольно подал женщине знак, предупреждая об очевидной опасности.

Учитель, замедляя шаг, невольно стал наблюдать за женщиной. В ее походке было нечто противоестественное: она не сбивалась с шага и шла по бетонным шпалам плавно, с отрешенным видом. Так движется человек, который ничего не видит и не слышит. Поезд уже близко! И незнакомец, совершив несколько невероятных прыжков, оказался рядом с женщиной, хотел схватить ее, но что это?! Потрясенный Ада Бек-Бой, оцепенел, наблюдая, как руки молодого человека вошли в тело женщины! Незнакомец в страхе и изумлении резко отдернул руки назад!.. Женщина со спокойным и безучастным взглядом продолжала свой путь. Учитель видел все с расстояния десяти метров, видел, как незнакомец исказил в ужасе лицо и громадная масса электровоза страшным ударом смела несчастного. Время остановилось. Состав прогрохотал, замедляя ход.

Учитель не в силах осмыслить происшествие холодной ладонью провел по своей седеющей бороде. К месту гибели незнакомца бежало несколько рабочих и охранников. Не прошло и пятнадцати минут, как вместе с духовным контролером концерна «Чина» Вахой Хани прибыл и полицейский чиновник из Управления абсолютной транспортной безопасности (АТБ) … Гибель чистопородного тайпина воспринималась в государстве как чрезвычайное событие.

Во время беседы в отделе Управления АТБ Ада Бек-Бой услышал крайне удививший его вопрос, когда чиновник переспросил:-

– О какой женщине вы говорите?

– О той несчастной, что не успел спасти этот бедный парень, – все больше удивляясь, ответил учитель.

– Но никакой женщины не было, никаких следов ее не обнаружено, понимаете? – с раздражением заявил полицейский. – Вам показалось.

– Но позвольте! – в полном изумлении воскликнул Бек-Бой, – я свободный гражданин, с полной социализацией по роду и фамилии, здравомыслящий человек, специалист в области психологии… Да, черт побери! Я видел ее, как вижу вас! Именно так. Поверьте мне!..

Чиновник опустил голову, прикрытую красной феской, выдержал долгую паузу, затем взял лист из папки с документами и начал читать, изредка бросая бесстрастный взгляд на учителя:

«Настоящий протокол составлен для обзора места происшествия. Место происшествия – станция Лазарет-Шон, территориальные владения концерна «Чина». Суть происшествия – гибель чистопородного тайпина в результате наступления смертного часа. Причина наступления смертного часа – случайный наезд рейсового состава. Потерпевший – Аджи Ульрих Мара, духовный консультант торговой фирмы «Жанна-Амур».

Нет иных, вызывающих вопросы обстоятельств, нет иных, не указанных в протоколе людей и объектов, имеющих отношение к данному делу».

Холодные глаза ящера уставились на учителя и полицейский добавил:

– Как видите, женщины нет, нет, и все тут. Это слишком старо, чтобы осложнять и без того сложную жизнь, – чиновник говорил откровенно нравоучительным тоном. – Вы ведь понимаете, что мы не ищем призраков? – он склонил свое матовое лицо к учителю.

– Возможно, никто их не ищет, – Бек-Бой не отводил взгляда от своего собеседника, – я знаю, что видел нечто необъяснимое, и видел часть очевидного – этот парень погиб страшным образом. Объясните мне часть очевидного…

Чиновник подошел к окну, за которым огромный синевато-грязный небоскреб закрыл полнеба. Он опустился на край стола, и как-то по-детски поджав ноги, неожиданно сказал:

– А может это нечто похожее на робота? Человек-невидимка? Может, это заговор против общественного порядка?..

– Нет, что вы?! – Бек-Бой приподнялся на стуле, – где же все эти винтики и лампы, что в роботах бывают? Ведь ничего не нашли…

– В том-то и дело, что ничего. Нет волос, пятен пота, каких-либо остатков с генетическими показателями. Абсолютно ничего. Вы понимаете, о чем идет речь? Вам все показалось.