К 212-й годовщине «Грозы 1812 года». Россия в Опасности! Время героев!! Действовать надо сейчас!!! Том II. Первая шеренга!

Богарнэ кидает в пекло сражения 2-ю бригаду дивизии Бруссье и снова возвращает себе город. Тогда Дохтуров подкрепляет Ермолова сразу тремя пехотными полками – Софийским, Томским и Полоцким и опять берет Малоярославец. Экс-пасынок Бонапарта упорствует и вводит в дело свежую 15-ю пехотную дивизию генерала Д. Пино, которая в ходе похода на Москву еще не разу не участвовала в боевых действиях и город в очередной переходит в руки наполеоновских войск.

После полудня к Малоярославцу наконец подошел запыхавшийся Раевский, который сразу повел в атаку всю свою наличную силу (12-ю и 26-ю дивизии) и выбил противника из предместья и верхней части города. Дивизия Дельзона была почти полностью истреблена (сам генерал и его брат-полковник погибли) и ее пришлось вывести из боя. Неуступчивый Богарнэ ходит с «козырной карты», кидая в пекло бригаду итальянской гвардии, которая вновь «отнимает» город у русских.

К 16 часам дня прибыли основные силы Кутузова. Они заменили обескровленные части Дохтурова полками 8-го пехотного корпуса генерала М. М. Бороздина.

Но и главные силы Великой армии уже тоже подошли к Малоярославцу и Наполеон около 17 часов приказал бросить в бой 5-ю пехотную дивизию генерала Ж. Д. Компана, а затем и 3-ю пехотную дивизию генерала М. Э. Жерара из корпуса Даву. И противнику удалось выбить русских из города.

Тогда Кутузов отвечает вводом в дело 3-й пехотной и 2-й гренадерской дивизий.

В общем, в зависимости от того, кто получал свежие подкрепления, противники то теряли город, то отбирали обратно: картечь и штыки опрокидывали то тех, то других! Историки до сих пор спорят, сколько же раз Малоярославец переходил из рук в руки!? Обычно сходятся на восьми…

Лишь ночной мрак в 22 часа остановил артиллерийскую пальбу, а в 23 часа и ружейную стрельбу.

И все же, город остался за Наполеоном, под рукой у которого было порядка 70 тыс. чел.

И это при том, что русские батареи занимали очень выгодные позиции и действовали очень удачно. В результате русские части остались за пределами Малоярославца, охватив его с юга полукольцом, или, как порой, предпочитают многозначительно уточнять отечественные историки – на южной окраине города, на столь выгодных позициях на высотах и за Немцовским оврагом, что Наполеон не решился атаковать его по утру.

Более того, почти вся армия Кутузова (примерно 90 тыс. чел.) оказалась сосредоточена на дороге в Калугу.

У русских в боях за город приняло участие свыше 30 тыс. солдат, у французов около 25 тыс. человек.

Картина потерь обеих сторон крайне пестра: то ли – и те, и другие лишились до 7 тыс. чел., то ли русские – более 6 тыс. чел., а французы – менее 5 тыс., либо русские – ок. 3 тысяч, тогда как французы – 5 тысяч.

У французов были убиты дивизионный генерал А. Ж. Дельзон и бригадный генерал Ж. М. Левье, у русских тоже были потери в командном составе: тяжелое ранение в пятку получил генерал—лейтенант И. С. Дорохов, скончавшийся от этого в 1815 г.

Об ожесточенности схваток в городе свидетельствует тот факт, что из 200 домов после боя несгоревшими осталось только 20 зданий. Направление улиц обозначалось только трупами, которыми они были усеяны. Везде валялись истерзанные тела, раздавленные проехавшими орудиями. Множество раненых, укрывшихся в горящих домах, вместо спасения погибли в пламени. Если верить рассказам – жители Малоярославца еще очень долго топили свои печи деревянными… ружейными прикладами.

В общем, французы так и не смогли прорваться к Калуге, а оттуда в богатые южные провинции России и были вынуждены свернуть на разоренную Смоленскую дорогу, что предопределило печальную участь армии Наполеона. Стратегический успех марш-маневра Дохтурова (кое-кто из историков настаивает на его самостоятельности!) безусловен: ожесточенное сражение за Малоярославец стал решающим событием в военных действиях осенью 1812 г.

За это потом (13.1.1813) Дмитрий Сергеевич Дохтуров был награжден своим вторым по счету Св. Георгием – II-го класса, наградой полководческого уровня!

…Между прочим, парадоксальный факт, но у такого первоклассного генерала как Дохтуров с его четверть вековым боевым стажем было не так уж и много наград: Св. Александра Невского (21.12.1807) с алмазами (1812), всего лишь два «Егория»(!) – Св. Георгия II-го класса. (13.01.1813) и III-го кл. – (12.01.1806), Св. Владимира 1-й степ. (1814; 2-й степ. – 28.02.1806), Св. Анны 1-й степ. (09.04.1807), Прусский орден Красного Орла 1-й степ., золотая шпага «За храбрость» (09.08.1789) и золотая шпага «За храбрость» с алмазами (07.04.1807). Такое тоже бывает – порой, награды обходят подлинных героев стороной зато «паркетные шаркуны» блестят как «новогодняя елка». Понятно и другое: иностранные ордена обычно доставались тем полководцам, что оказывались в ближайшем окружении российского государя, а Дмитрий Сергеевич в него не входил, поскольку всю жизнь «пахал на поле боя», а не «полировал паркет в императорском дворце»…

После Малоярославца Великая Армия уже не отступала, а бежала.

Заметно поредевший после малоярославецкого побоища 6-й пехотный корпус Дмитрия Сергеевича Дохтурова в меру своих возможностей участвовал в контрнаступлении русских войск.

На следующий день после трехдневного сражения под Красным – последнего на той войне для Дохтурова – Дмитрий Сергеевич удовлетворенно писал жене: «Мы преследуем неприятеля, который бежит как заяц. (…) Великий Наполеон бежит, как никто еще не бежал. (…) Мы надеемся, что скоро он будет совершенно истреблен».

В конце декабря 1812 герой сражений под Смоленском, Бородино, Малоярославцем и Красным был назначен командиром колонны (2 пехотных корпуса), наступавшей в направлении Вильно.

С марта 1813 Дохтуров – командующий войсками в Великом герцогстве Варшавском, оставленном французами. С июля 1813 г. он командовал 7-м пехотным корпусом (4 дивизии) в составе Польской армии Беннигсена, а при вступлении армии в Богемию возглавил ее левое крыло.

…Кстати сказать, как уже говорилось выше, Дмитрий Сергеевич, как и очень многие в русской армии, не очень-то жаловал Барклая-де-Толли. Так после того, как выпестованная им так называемая Польская армия оказалась по воле Александра I под началом Беннигсена, Дохтуров написал жене следующее: «Я чрезмерно рад, что я имею начальником сего достойного и почтенного человека и что освободился от Барклая…» Более того, к военным способностям «немца» Барклая русак Дохтуров относился более чем скептически, считая его «не сродным к командованию никакой части, а уж и более армиею». Правда, прямо этого Дохтуров никогда не говорил, но Михаил Богданович об этом, конечно, догадывался по мимике лица и жестам Дмитрия Сергеевича. Такое бывает сплошь и рядом! «Слава – самая ревнивая из страстей!», а у военных это всегда приобретало гипертрофированную форму, замешанная у них на крови и смертях «бес числа» она никогда не делится пополам…

Дохтуров достойно участвовал в целой череде боев и сражений Саксонской кампании или как принято говорить в отечественной литературе Заграничном походе русской армии в 1813 г.: Гросс-Зедлиц, Клайн-Зедлиц, Плауэн и, наконец, в четырехдневной «мясорубке» под Лейпцигом. К месту последнего сражения ему пришлось гнать свой корпус марш-бросками под проливным дождем пять промозглых октябрьских дней. Он поспел во время и, отразив утром 6 октября натиск врага, сумел-таки выйти к предместьям Лейпцига.

А ведь ему противостояла кавалерия его старого «визави» по бородинскому сражению генерала Нансути и бригада прославленной Старой Гвардии, ведомая самим маршалом Неем!

В ту пору генерал Бонапарт ее уже не берег, а постоянно бросал в самое пекло боя!

Вот она и сгорала в огне!

На следующий день дивизии Дохтурова ворвались в город.

В октябре – ноябре 1813 г. Дмитрий Сергеевич руководил осадой Магдебурга, но оттуда его перебросили к Гамбургу и Магдебург уже брали другие военачальники.

Любопытно, но именно под Гамбургом в январе – мае 1814 г., он окончательно прозрел относительно человеческих качеств Беннигсена. Оборонявший Гамбург Даву стоял насмерть и даже после отречения Бонапарта от престола не хотел сдаваться. Беннигсен уже после общей победы не хотел рисковать, но в тоже время жаждал фельдмаршальства. Для этого надо было взять Гамбург! Если при назначении Беннигсена начальником над Дохтуровым, последний этому даже радовался: как никак избавился от постыдного «отступальщика» Барклая, то теперь он наконец увидел подлинного Леонтия Леонтьевича: «кондотьера и еще раз – кондотьера». Но все «ходы и подходы» ганноверского барона к французского полководцу по «решению» поставленной задачи оказались блокированы неуступчивым «железным маршалом». Даву сдался лишь 19 мая 1814 г. после личного распоряжения вернувшегося на трон Бурбонов короля Людовика XVIII Желанного и приказа маршала Бертье, привезенного генералом Фуше из Парижа.

Больше Дмитрий Сергеевич Дохтуров участия в боевых операциях уже не принимал.

После капитуляции Гамбурга 19 мая 1814 г. он взял отпуск для поправки здоровья на Богемских минеральных водах (ныне Карловы Вары) и в Вене. К этому его подтолкнуло и недовольство бюрократическими порядками, возрождаемыми в армии из-за деятельности сановников в мундирах.

Еще раз Дмитрий Сергеевич вернулся к командованию корпусом в период «Ста дней» Наполеона, бежавшего с Эльбы: его 6-й корпус в составе армии Барклая-де-Толли двинулся к Рейну, но европейские союзники России успели самостоятельно разбить Наполеона под Ватерлоо.

На памятном смотре русской армии в Вертю Дохтуров в последний раз командует войсками, в частности, 3-м пехотным корпусом.

Насмотревшись войны с изнанки, а на том памятном параде еще и экзерциций в духе павловско-гатчинской муштры, Дохтуров твердо решил, больше в армии не служить. Он подает императору-«победителю» «корсиканского выскочки» прошение об отставке.

Славный боевой путь генерала от инфантерии Дмитрия Сергеевича Дохтурова закончился с возвращением русских войск из-за границы.

1.1.1816 весь израненный и уже тяжело больной он вышел в отставку с пожалованным ему государем «мундиром и пенсионом полного жалованья».

Последний год жизни Дохтуров провел в Москве, в своем доме на Пречистенке, где и умер в общем-то еще не очень старым человеком – всего лишь 57 лет от роду 14.11. 1816 г.

Похоронен герой Отечественной войны 1812 г. в монастыре Давыдова Пустынь Серпуховского уезда Московской губернии.

…Кстати, Дохтуров был женат на племяннице известного поэта П.А.Вяземского княжне Марии Петровне Оболенской, от которой имел детей – Екатерину, а затем и сына Петра…

Незадолго до кончины Дмитрий Сергеевич получил драгоценный дар, в котором выразились любовь и уважение его бывших сослуживцев, – богатую табакерку с изображением битвы за Малоярославец и письмо генерала-лейтенанта П. М. Капцевича от всего 6-го «дохтуровского» корпуса.

P.S. Невысокий и тучный выходец из небогатой дворянской семьи, Дмитрий Сергеевич Дохтуров, безусловно, не обладал столь выдающимся военным талантом, как у порывисто-бесстрашного Багратиона либо методично-планомерного Барклая-де-Толли. Он просто был честным, бескорыстным и скромным человеком, горячо любившим Россию и все русское, даже недостатки русского народа казались ему выше достоинств иностранцев. Все, кто знал Дмитрия Сергеевича, высоко почитали, в первую очередь, его редкую силу духа и душевную щедрость. По свидетельству современников «все его любили за его кротость и доброту. Воодушевляя войска, Дохтуров, человек невероятно храбрый и исключительно хладнокровный, лично водил их в атаку. А то, как он на пару с Петром Петровичем Коновницыным мастерски «обустроил» начавший было разваливаться левый фланг русских войск на Бородинском поле после смертельного ранения Багратиона не может не вызывать восхищения. Дмитрий Сергеевич – фаталист по натуре – не боялся ничего, трезво полагая, что на каждой пуле написано имя того, кому она предназначена, – «она виноватого найдет». Певец «Грозы 1812 года», Жуковский писал: «… И Дохтуров, гроза врагов, К победе вождь надежный». Мало кому из его сослуживцев выпадет такая высокая честь и колоссальная нагрузка: столь часто в период с 1805 по 1814 гг. участвовать во всех крупных сражениях русской армии с наполеоновской армией – лучшей армией Европы начала XIX века. От Аустерлица до Лейпцига (!) будет он сражаться с французами, получать ранения, но никогда не покинул поле боя. Порой под ним убивали лошадь, причем ни одну за бой, но ни это, ни даже ранения никак не влияло на его боевой дух. Глядя на своего несгибаемого командира, прошедшего очень долгий боевой путь, его солдаты стремились демонстрировать чудеса храбрости, ни в чем, не уступая врагу…

«Вперед! За царя и отечество!», или Николай Николаевич Раевский

…В жарком бою под Салтановкой французские солдаты Даву сполна изведали русского штыка!

Именно здесь русский генерал Николай Николаевич Раевский совершил славный подвиг, более похожий на легенду!

В критический момент, когда в ожесточенной схватке за плотину его гренадеры дрогнули и попятились под напором численно превосходящего неприятеля, генерал решился на отчаянный поступок…

…Юный барабанщик забил атаку. Генерал взял своего младшего 10-летнего сына Николашу за руку и со шпагой в правой руке двинулся навстречу неприятелю. Другой его сын шестнадцатилетний Алексаша пошел рядом, подле знаменосца.

Вздрогнули бывалые солдаты. Многое видывали они еще при Суворове, да и в походах 1805, 1806—1807 гг. Но чтобы генерал шел впереди со своими детьми – никогда…

Без единого выстрела все солдаты двинулись в решающую атаку…

Все ближе и ближе идущие им навстречу французы. Вот они остановились. Зарядили ружья. Прицелились. Дали залп. Град пуль просвистел над головами Раевских. Остановился как вкопанный молоденький знаменосец. Руки его разжались и знамя стало медленно падать. Сраженный пулей наповал, он упал, но знамя полка Алексаша успел подхватить и тонким юношеским голосом крикнул: «Братцы! Поднимем француза на штыки! Вперед! За мной!»