«Свет и Тени» Последнего Демона Войны, или «Генерал Бонапарт» в «кривом зеркале» захватывающих историй его побед, поражений и… не только. Том IV. «Вторая Польская кампания, или Роковой поход в Россию

Это так сказать, предельно компактный, «рапортный» вариант самого громкого «инцидента» с французским императором после того как он начал свой «маневр-ретираду» из первоперстольной русского монарха. «Развернутая» версия говорит о следующем!

«…На следующий день после сражения под Малоярославцем, в ночь на 25 октября шесть казачих полков и 20-й егерский полк под началом генерал-майора Алексея Вас. Иловайского 3-го переправились через реку Лужа и совершили набег на парк гвардейской артиллерии и обоз Великой Армии, стоявший у деревни Городни Малоярославецкого уезда Калужской губернии, расположенной на тракте из Малоярославца в Боровск, при его пересечении с речкой Городнянкой. Как раз в этот момент Наполеон под охраной всего лишь трёх взводов гвардейских голландских и польских улан проводил рекогносцировку местности; его сопровождали маршалы Бертье и Мюрат, генералы Коленкур, Рапп, Лористон, Мутон, Дюронель и Пак. Во время атаки казаков Бонапарт едва не попал в плен – казачья лавина промчалась всего в 25 метрах от него и врубилась в его конвой. Подоспевший вовремя маршал Бессьер во главе конных гренадёр гвардии отбил нападение. В ходе горячей схватки казаки захватили 11 орудий, знамя и множество трофеев. У французов был ранен ружейной пулей и пикой в грудь подполковник Ян-Лев-Ипполит Козетульский, предводитель легендарной атаки 3-го польского эскадрона на испанскую артиллерию (16 орудий) и пехоту в сражении при Сомосьерре – когда поляки, построенные в колонну по четыре, взяли удалым лобовым наскоком испанскую позицию через узкое горное ущелье. Под генералом Раппом оказалась ранена лошадь. По воспоминаниям шефа эскадрона 1-го польского гвардейского уланского полка Хлаповского: „Лошади наши были утомлены, а казаки теснили нас со всех сторон. Мы потеряли в этом деле около 20 человек, а голландцы более 100“. После боя при Городне французский император приказал доктору Ивану приготовить и предоставить ему сильнодействующий яд, который всегда носил с собой в походном нессесере…»

После этого полудраматического инцидента Наполеон открыл в Городне военный совет, на котором его приближенные высказывались о плане действий. Мнения собравшихся разделились, и тогда Наполеон отложил решение на следующий день, заявив, что завтра определит «что делать!?»

Под Малоярославцем Кутузов располагал более чем 90 тыс. солдат и 600 орудий, введя в бой лишь порядка 24 тыс. с 84 орудиями. Наполеон имел под рукой до 70 тыс. под ружьем, артиллерия в 360 орудий была значительно слабее русской, боезапаса хватало на одно большое сражение. Атаковать укреплённую позицию превосходящего силами противника без достаточной артиллерии и с конницей, значительно ослабленной из-за недостатка фуража, было бы самоубийственно.

Пока в наполеоновском стане «судили да рядили» 13 (25) октября на дороге в Медынь (Медынский уезде Калужской губернии), расположенный на реке Медынка в 62 километрах западнее Калуги, случилось громкое авангардное дело. По сути дела именно оно подтолкнуло французского императора к принятию однозначного стратегического решения. Здесь произошло сражение между авангардом V-го армейского корпуса князя Понятовского и казачьими отрядами полковников Григория Дмитриевича Иловайского 9-го и Василия Андреевича Быхалова 1-го.

При отступлении к Малоярославцу, Наполеон, намереваясь достичь Смоленска по неразорённой дороге через Медынь, Юхнов и Ельню, приказал Понятовскому провести рекогносцировку на Медынь и Юхнов. С этой целью еще 12 октября из Вереи выступил авангардный отряд (польские 4-й и 5-й полки конных егерей, 12-й уланский и 15-й пехотный полки; всего 1.2 тыс. чел. и 5 орудиями) под командой дивизионного генерала графа Лефевра-Денуэтта. В тот же день Платов выслал к Медыни бригаду полковника Иловайского, к которой должен был присоединиться полк Быхалова, возвратившийся из рейда к Колоцкому монастырю. Утром 13 октября поляки выступили из села Кременского на Медынь, потеснив казаков Быхалова, но в полуверсте от Медыни были внезапно атакованы из засады казаками Иловайского – 5-й полк конных егерей (ок. 200 сабель) был отброшен на собственную артиллерию, лишив её возможности вести огонь, казаки наскоком овладели всеми орудиями и повернули их против поляков.

Тем временем, на помощь кавалерии подошёл 15-й пехотный полк, который не стал строиться в каре и отразил казаков перекрёсным огнём двух сомкнутых батальонных колонн. Спустя два часа боя генерал Лефевр-Денуэтт дал приказ об отступлении к Кременскому, которое прошло в порядке, несмотря на артиллерийский огонь и попытки казаков атаковать с флангов. В бою при Медыни поляки потеряли 120 человек убитыми, в плен попали генерал командир 19-й бригады лёгкой кавалерии бригадный генерал граф Тадеуш Тышкевич и командир 4-го полка конных егерей шеф эскадрона Любовецкий, три офицера, военный врач и 70 нижних чинов, был потерян весь обоз и артиллерия.

Получалось, что путь на запад через Медынь для армии Наполеона уже не был безопасен. Кроме того, Кутузов, узнав о направлении движения Понятовского, приказал тут же начать перевод русской армии в ночь на 26 октября к Детчину, опасаясь быть обойденным по дороге Калуга – Медынь.

За ночь тяжких раздумий французский император, снова «надевший серую шинель столь любимых им гвардейских егерей» и превратившийся в «генерала Бонапарта» окончательно осознал, что «без нового Бородина ему в Калугу не пройти.» Он чувствовал, что время работает на русских, которые не спеша готовят его армии «новую Полтаву».

На следующий день (26 октября) «генерал Бонапарт» приказал отступать на север: на Боровск – Верею – Можайск. Только части корпуса Даву продолжали демонстрации против войск Милорадовича, оставленных на Новой Калужской дороге у Малоярославца. В ночь на 27 октября арьергард Великой армии покинул руины города, переправился на северный берег Лужи и присоединился к общему отступлению.

Получалось, что кровавые бои за Малоярославец оказались для Великой армии напрасными и лишь задержали ее ретираду. Из Можайска она возобновила движение к Смоленску той дорогой, по которой наступала на Москву.

Кутузов в своем рапорте царю бодро доложил об убыли всего лишь в 3 тыс. русских, однако в сводной ведомости армейских потерь указаны 6.665 человек (1.282 убитых, 3.130 раненых, остальные пропали без вести). Многие из пропавших без вести просто сгорели в городе. Известно, что большие потери понесли русские ополченцы, которые, однако, не учитывались нигде. В целом потери с русской стороны могли составить не менее 7 тыс. чел.

А вот количество пленных было незначительным с обеих сторон.

Историки до сих пор спорят о том, каковы могли быть действительные планы французского императора относительно маршрута отступления из «негостеприимной России» до малоярославецкого сражения: либо прямой ретирадой на зимние квартиры в Смоленске, но через Калугу; либо через ту же Калугу фланговым марш-маневром прорваться на Украину, чтобы там перезимовать и на следующий год уничтожить русскую армию; и наконец, что «поход на Малоярославец» якобы мог быть всего лишь попыткой «демонстрации» с целью отжать русских к Калужской дороге, где они крепко «окопаются» дабы не дасть супостату прорваться на благодатные «юга», а самому, тем временем оторваться от них по дороге к спасительному Смоленску.

В общем, сколько людей – столько и мнений…

Так или иначе, в боях за Малоярославец русскими была решена важнейшая стратегическая задача: план прорыва наполеоновских войск на Украину оказался сорван. Русская армия завладела инициативой, не допустила выхода противников в южные губернии и без большой битвы с участием всех наличных сил (а значит и весомых потерь) вынудила их к отступлению по уже разорённой ими же самими Старой Смоленской дороге, по которой они совсем недавно маршировали и гарцевали на Москву.

А это из-за нерешаемых проблем со снабжением привело Великую армию к фатальным последствиям, в том числе, к окончательному исчезновению как самостоятельная ударная сила, ее, некогда лучшей в Европе, кавалерии.

Наполеоновские войска понесли в том сражении не такие уж и большие потери (3.5—6 тыс., причем, в основном из IV-го Итальянского корпуса наполеоновского пасынка), но навязанный им маршрут «на выход» из России – Москва – Смоленск – будет планомерно и безостановочно сокращать ее численность по-чище любых «малоярославцев», в конце концов, превратив в «Великую Армию Теней». Поскольку дело было ещё до морозов, то именно голод станет главным врагом наполеоновских солдат. Ведь покидая Москву, из-за недостатка конной тяги (которая требовалась еще для вывоза больных и трофеев) они взяли с собой провиант только на 15 дней. Большая часть кавалерии по причине конского падежа все чаще спешивалась и топала из России уже «на своих двоих», а пушки вовсе бросали при первой возможности.

Ход войны теперь диктовала русская армия.

От Малоярославца Наполеона стал преследовать авангард русской армии под командованием генерала Милорадовича. Со всех сторон отступающего неприятеля атаковали казаки генерала Платова и летучие «конно-диверсионные» отряды, сильно затрудняя снабжение армии. Основные силы армии Кутузова двигалась южнее параллельно Наполеону.

Отступая из Москвы, Наполеон 27 октября вошел в Верею, пребывая в плохом настроении, он приказал сжечь небольшую усадьбу, расположенную поблизости: «Так как господа варвары считают полезным сжигать свои города, то надо им помочь». На следующий день он устроил смотр своим войскам и допросил русских пленных генерала Винценгероде и ротмистра Нарышкина, пообещав им через шесть недель быть в Петербурге.

В тот же день его Великая армия двинулась к Боровску, а 19 (31) октября она уже прибыла в Вязьму

Здесь Наполеон приказал 6-тысячному III-му корпусу маршала Нея пропустить растянувшиеся на дороге войска и сменить в арьергарде 13-тысячный I-й корпус маршала Даву. Из-за постоянных наскоков наседающих казаков, арьергарду пришлось двигаться в сомкнутых каре. 12-тысячный IV-й корпус генерала Эжена де Богарнэ, 3.5-тысячный V-й корпус генерала Понятовского, арьергардный I-й корпус Даву, 1-й и 3-й кавалерийские корпуса и кавалерия, состоявшая при пехотных корпусах (3 тыс. всадников) – всего 37.500 чел., не успели пройти через Вязьму, когда в ночь на 22 октября (3 ноября) уже показался русский авангард Милорадовича (2-й пехотный корпус – 7 тыс. чел.; 4-й корпус – 7 тыс. чел.; 2-й и 4-й кавалерийские корпуса – 3.5 тыс. чел.). Вместе с приданным ему 26-й пехотной дивизией Паскевича (4 тыс. чел.; пятью казачьими полками Платова – 3 тыс. чел.;) у него могло быть до 24.7-тысяч и 84 орудия.

Он выполнял приказ М. И. Кутузова «следовать по большой дороге за неприятелем и теснить его, сколько можно более, стремиться выиграть марш над неприятелем путем параллельного преследования». Причем, непосредственное фронтальное преследование неприятеля по Смоленской дороге вела лишь вышеупомянутая 26-я пехотная дивизия Паскевича совместно с казачим отрядом Платова.

В помощь Милорадовичу Кутузов послал 1-й кавкорпус Уварова (менее 2 тыс.), однако из-за больших болот в тех местах он не смог соединиться с авангардом и участвовать в сражении, разгоревшемся под Вязьмой 22 октября (3 ноября).

Кроме того, основные силы русской армии во время этого сражения находились примерно в 8 км к югу от Вязьмы, в город не входили, а обошли его с юга и вышли на дорогу Вязьма – Ельня.

К утру 22 окт. (3 нояб.) создались благоприятные условия для нанесения удара по флангу и тылу I-го корпуса Даву. Русский авангард, видя расстройство в войсках противника, пропустил корпус Понятовского и стремительной атакой разрезал Итальянский корпус Богарне в районе села Максимова (в 13 км от Вязьмы), оседлав Смоленскую дорогу. Отрезанная часть солдат Богарне, бежала в беспорядке. А казаки Платова совместно с частью сил авангарда при поддержке артиллерийского огня выбили войска Даву из с. Федоровское. Неприятельский арьергард оказался зажатым с двух сторон. Отрезанный I-й корпус Даву оказался в критическом положении, впереди дорога была перерезана Милорадовичем, на хвост колонны насели казаки Платова и дивизия Паскевича.

Тогда ушедшие было вперед войска Понятовского и какая-то часть войск Богарне вернулись на помощь Даву. Объединенными усилиями они смогли оттеснить русский заслон с дороги. Соединение остатков корпуса Даву с остальными проходило под сильным фланговым ружейно-пушечным огнём, под постоянными атаками русских войск. Затем все наполеоновские части, включая понесшего самые большие потери Даву, смогли-таки отойти к высотам у Вязьмы. Здесь расположился корпус маршала Нея, и все четыре корпуса организовали оборону.

Два маршала и два генерала, собравшись на совет, решили продолжать отступление, и ок. 2 часов дня Богарне и Понятовский с боем начали отходить на Дорогобуж. Даву последовал за ними, но под напором русских его войска обратились в бегство. Последним выступал Ней. Он пропустил другие корпуса через город. Наконец ок. 18 часов вечера Ней под натиском русских вынужден был покинуть горящий город и уничтожить за собой мост.

После 10-часового боя, уже под вечер, Вязьма была взята. Тогда отличились «партизанские» отряды под командованием капитанов А. Н. Сеславина и А. С. Фигнера, которые одними из первых ворвались в пылающий город.

…Между прочим, потом ходили некие разговоры, что вроде бы от полного разгрома наполеоновские войска спасло отсутствие на поле боя основных сил русской армии, которой не казалось на месте событий… якобы по недоразумению!? Текст с донесением Милорадовича об атаке Вязьмы забыли впопыхах вложить в конверт, который пришел в штаб Кутузова пустым. Вот подобная оплошность и не позволила кутузовской армии подоспеть к Вяземскому сражению. В общем, то ли миф, то ли легенда!? Впрочем, всяк бывает, а на войне – тем более: a la guerre comme a la guerre… Так или иначе, но каждый вправе самостоятельно покопаться в этом «заковыристом» вопросе (Я.Н.)…

Милорадович продолжил преследование врага до Дорогобужа, в то время как казаки Платова и Орлова-Денисова по обеим сторонам от дороги препятствовали фуражировке противника и уничтожали его мелкие отряды. Тем временем, основные силы Кутузова двигалась на Ельню, продолжая совершать так называемый фланговый марш параллельно отступающему Наполеону.

В своем донесении царю от 28 октября (9 ноября) из Ельни Кутузов докладывал, что 22 октября (3 ноября) было взято 2 тыс. пленных и один генерал, по словам пленных офицеров они потеряли от 6.5 до 7 тыс. убитыми и ранеными и 3 тыс. пленными. Добавив также, что в ходе преследования противника 23 октября (4 ноября) – 26 октября (7 ноября) до Дорогобужа казаки Платова и войска Милорадовича отбили 8 орудий и 800 пленных.

Свои потери Кутузов оценил в 800 убитых и 1000 раненых.

Поражение некогда лучших наполеоновских корпусов под Вязьмой окончательно подорвало моральный дух в Великой армии, усилило её разложение. С этого момента их отход превратился из вынужденного тактического маневра в катастрофическое отступление. Недаром Еромолов потом вспоминал в своих мемуарах: «В Вязьме в последний раз мы видели неприятельские войска, победами своими вселявшие ужас повсюду и в самих нас уважение. Ещё видели мы искусство их генералов, повиновение подчиненных и последние усилия их. На другой день не было войск, ни к чему не служила опытность и искусство генералов, исчезло повиновение солдат, отказались силы их, каждый из них более или менее был жертвою голода, истощения и жестокости погоды»

На следующий день после битвы пошёл первый снег, что серьезно ухудшило положение усталой и голодной Великой армии.

С запада, преследуемая казаками, двигалась к Смоленску сводная дивизия дивизионного генерала Луи Бараге д’Илье (Баррагэ Д`Ильера), (13 августа 1764, Париж – 6 января 1813, Берлин), растянувшись на 20 километров перехода.

28 октября (9 ноября) её арьергард (200 солдат 2-й маршевой полубригады, 80 польских конных егерей) находился в деревне Балтутино; части под командой генерала Барагэ д, Ильера (1.7 тыс. чел. и 2 орудия) – в деревне Холм; части генерала Равье (1.8 тыс. чел. и 4 орудия) – в селе Язвино; части бригадного генерала Жан-Пьера Ожеро [27 сентября 1772 года, Париж – 25 сентября 1836 года, Париж; не надо путать с его старшим братом (по отцу) – маршалом Пьер-Франсуа-Шарль Ожеро] (1.100 чел. пех., два эскадрона конных егерей) – в Ляхово; обоз и три кирасирских эскадрона – у Долгомостья.

Именно в этот день у деревни Ляхово Ельнинского уезда Смоленской губернии (сейчас Глинковский район Смоленской области), расположенной на Старом Смоленском тракте в 42 километрах к юго-западу от Смоленска произошло сражение между войсками Барагэ д, Ильера и партизанскими отрядами подполковника Дениса Васильевича Давыдова (1784—1839), полковника Александра Никитича Сеславина (1780—1858), капитана Александра Самойловича Фигнера (1787—1813) и генерал-майора графа Василия Васильевича Орлова-Денисова (1780—1843).

Еще 26 октября (7 ноября) Давыдов узнал от пленных о продвижении дивизии Барагэ д, Ильера, после чего объединился для совместного нападения с отрядами полковника Сеславина и капитана Фигнера, а также отослал «пригласительное письмо» графу Орлову-Денисову: «Я открыл в селе Ляхово неприятеля, Сеславин, Фигнер и я соединились. Мы готовы драться. Но дело не в драке, а в успехе. Нас не более тысячи двухсот человек, а французов две тысячи и ещё свежих. Поспешите к нам в Белкино, возьмите нас под своё начальство – и ура! с богом!». После соединения силы партизан составили более 3 тыс. чел.: «летучий отряд» графа Орлова-Денисова – донские полки полковников Быхалова 1-го, Иловайского 9-го, Иловайского 11-го, Ягодина 2-го, войскового старшины Мельникова 4-го и войскового старшины Траилова, Нежинский драгунский полк, 4 орудия донской конной артиллерии (2 тыс. чел.); отряд Сеславина – эскадрон Сумского гусарского полка, два эскадрона Ахтырского гусарского полка, донской казачий полк войскового старшины Гревцова 2-го, рота 20-го егерского полка, 2 конных орудия; отряд Давыдова – донской полк войскового старшины Попова 13-го, 1-й Бугский полк ротмистра Чеченского, 50 гусар Ахтырского полка (всего ок. 600 чел.); отряд Фигнера – по 100 гусар Ахтырского и Мариупольского полков, по 50 улан Литовского и Польского полков, сотня казаков и несколько десятков добровольцев из состава Сумского гусарского и Новороссийского драгунского полков (ок. 500 чел.).

На рассвете 28 октября казаки атаковали французский пост в Балтутино, а около полудня партизаны предприняли атаку на Ляхово, причём полковник Быхалов с двумя казачьими полками перекрыл дорогу на Смоленск, а полковник Загряжский во главе Нежинских драгун, двух казачьих полков и 6 конных орудий занял дорогу на Ельню. Генерал Ожеро попытался контратаковать вражеский правый фланг силами двух пехотных колонн и конных егерей, но вынужден был возвратиться в Ляхово под огнём артиллерии и напором русской кавалерии.

После этого к французам был послан штабс-ротмистр Чемоданов с предложением капитуляции, но в этот момент со стороны Долгомостья подошли три маршевых французских кирасирских эскадрона, которые тотчас подверглись массированной атаке казачьих полков Иловайского 9-го, Быхалова, Мельникова 4-го, Траилова и Гревцова 2-го, были опрокинуты, преследуемы 15 вёрст и полностью уничтожены. К вечеру в Ляхово прибыл парламентёром ушлый дезинформатор-переговорщик (сегодня сказали бы – «понтовила» или «понтяра») Фигнер, который объявил генералу Ожеро, что он якобы уже окружён авангардом Главной русской армии численностью в 15 тыс. чел., после чего последний, так и не получив подкреплений, согласился подписать акт капитуляции на условиях сохранения личного оружия офицеров, собственности всех чинов и гарантии препровождения раненых в Можайский госпиталь. В плен попали генерал Ожеро, 19 офицеров и 1 650 нижних чинов.

Победители потом долго глумились над незадачливым Ожеро, так нелепо посрамившим свою громкую фамилию (позицию занял невыгодную, разведки не произвел, дозорных постов охраны выставлено не было, сдался в плен равному по силам противнику без особого сопротивления и т.п.). Хоть и без авангарда, но генерал Барагэ д, Ильер просёлочными дорогами все же достиг Смоленска, где 11 ноября остатки его войск (3.993 человека, 858 лошадей) были распределены между корпусами.

Так войска Луи Бараге д`Илье, предназначавшиеся для поддержки отступавших потрепанных корпусов Великой армии, были бездарно потеряны. Когда Наполеону доложили что случилось, он впал в такое бешенство, что участь генерала д`Илье была предрешена.

По свидетельству генерала Армана де Коленкура: «Император рассчитывал на корпус Барагэ д, Ильера, недавно прибывший из Франции; он дал ему приказ занять позиции на дороге в Ельню; но авангард Барагэ д, Ильера занял невыгодную позицию в Ляхове; им командовал генерал Ожеро, который плохо произвёл разведку и ещё хуже расположил свои войска… Неприятель, следивший за Ожеро и, кроме того, осведомлённый крестьянами, увидел, что он не принимает мер охраны, и воспользовался этим; генерал Ожеро со своими войсками, численностью свыше 2-х тысяч человек, сдался русскому авангарду, более половины которого сам мог взять в плен, если бы только вспомнил, какое имя носит». Генералу Барагэ д, Ильеру было предписано заменить генерала Луи-Анри Луазона (1771—1816) на посту командующего в Кенигсберге, 13 ноября 1812 г. Император приказал провести расследование событий 9 ноября, в результате которого комиссия пришла к выводу, что нерешительность Барагэ д, Ильера, не пришедшего на помощь подчинённому, стала причиной потери войск, предназначенных для поддержки отступающей Великой Армии – ознакомившись с результатами, император отстранил генерала от должности и отправил под арест в одно из его поместий во Францию. «Ляховское происшествие» поставило жирный крест на военной карьере звезд с неба не хватавшего, но в целом крепкого профессионала Луи Барраге д`Илье. Не дождавшись четвёртого (!) по счёту военного трибунала в своей жизни, боевой генерал, никогда «пулям не кланявшийся», по дороге на родину, удручённый немилостью, тяжело заболел и 6 января 1813 г. умер в Берлине в возрасте 48 лет. В свидетельстве о смерти значилось: «лихорадка и нервное расстройство», проявившиеся вследствие выдвинутых обвинений и позорной ссылки. 7 января 1813 г. маршал Ожеро послал маршалу Бертье письмо, извещавшее последнего о кончине Бараге д’Илье. В нём указывалось, что генерал был похоронен в католической церкви Берлина, и что погребению предшествовала почётная похоронная процессия, согласно его высокому воинскому званию. Наполеон ещё долго не мог простить покойного генерала и только 2 августа 1813 г. разрешил выделить его вдове пожизненную пенсию в 3 тыс. франков.

…Впрочем, его сын пятикратный кавалер орд. Почетного Легиона (Шевалье – 19 ноября 1813 г., Офицер – 4 ноября 1823 г., Коммандор – 25 апреля 1841 г., Высший Офицер – 30 апреля 1849 г. и Высший Крест – 11 декабря 1851 г.), маршал Франции (28 августа 1854 г.) граф Ашиль Барагэ д, Ильер (6 сентября 1795, Париж – 6 июня 1878, Амели-ле-Бэн) спустя почти полвека поквитался с Россией за позор отца Луи Барагэ д, Ильера. С 1807 г. он обучался в Военной школе Ла-Флеша, откуда 3 сентября 1812 г. в возрасте 16 лет выпущен на военную службу суб-лейтенантом 2-го полка конных егерей полковника Лабуасьера (1781—1813), принимал участие в Русском походе в составе 1-й бригады лёгкой кавалерии генерала Жирардена д, Эрменонвиля (1776—1855) I-го армейского корпуса маршала Даву Великой Армии, 1 августа 1813 г. – лейтенант, адьютант маршала Мармона, в рядах VI-го армейского корпуса участвовал в Саксонской кампании, 18 октября 1813 г. в бою за Меккерн в ходе сражения при Лейпциге потерял левую руку, оторванную ядром, 26 февраля 1814 г. – капитан. При Первой Реставрации определён 12 июля 1814 г. в 6-й полк конных егерей, во время «Ста дней» вышел 15 мая 1815 г. в отставку, после Второй Реставрации возвратился 8 июля 1815 г. к службе в чине капитана кавалерии. В постнаполеоновскую эпоху он планомерно продвигался в чинах и по службе пока во время Крымской войны не оказался во главе экспедиционных сил Франции в Балтийском море и 28 августа 1854 г. за взятие 16 августа Бомарзунда не был награждён маршальским жезлом…

А вот «компактная версия» громкого дела под Ляхово!

«… Действовавшие южнее Смоленской дороги, конно-«диверсионные», «летучие», «партизанские» отряды Давыдова, Сеславина и Фигнера, 24 октября соединились в селе Дубасицы (ныне Дубосище). Узнав там о расположении вблизи вражеской бригады, они решили атаковать ее. Поскольку соотношение сил было не в пользу «партизан» (ок. 1.3 тыс. чел.), то они обратились за помощью к Орлову-Денисову, командиру другого «летучего» «партизанского» отряда (6 казачьих, Нежинский драгунский полки и 4 орудия донской конной артиллерии – всего ок. 2 тыс. чел.), следовавшему на Ельню. Когда утром 28 октября (9 ноября) он присоединился к «братьям по оружию» и принял на себя командование объединёнными силами (ок. 3.3 тыс. солдат с

4 орудиями), было решено немедленно начать атаку неприятеля в Ляхово. Спешив казаков, Давыдов повёл наступление с севера, частью сил закрыв дорогу из Ляхово в Язвино. Сеславин расположился правее Давыдова. Орлов-Денисов стал на правом фланге, держа под наблюдением дорогу из Ляхово в Долгомостье. Фигнер был в резерве. Попытки французов атаковать правый фланг русских не увенчались успехом. В это время на помощь Ожеро из Долгомостья было направлено 2 тыс. наполеоновских кирасир, что должно было увеличить его силы до 3.6 тыс. чел. Но их перехватил и рассеял Орлов-Денисов. Безвыходное положение заставило отряд Ожеро (1 генерал, 60 офицеров, ок. 1.5 тыс. солдат) сдаться в плен. Русским эта победная операция обошлась в 100 чел…»

В ходе ретирады к Смоленску наполеоновская армия все более и более превращалась в «Великую армию», разрушаясь под действием целого ряда факторов: прежде всего голода, осознания поражения, практически полной потери лошадей, боеприпасов, а также усиливающегося давления русской армии, казаков и «партизанских» «летучих» отрядов. Кроме этого в начале ноября выпал первый снег, и температура опустилась ниже нуля, что увеличило ее потери.