О любви, которой уже нет

– Саша, когда она пойдет на кухню не пускай ее обратно пока я тебя не позову. Делай что хочешь, но ее не пускай.

–Ладно, постараюсь.

Ждать пришлось недолго, вскоре соседка величественно протопала на кухню. Я беззвучно открыл дверь нашей комнаты и тихо вышел в коридор. Затем, кивнув Сашке, скользнул в комнату соседей. Сосед лежал на диване, огромный и, по–моему, выпивший. В комнате стоял тяжелый дух немытого тела смешанный с запахом водочного перегара.

– А–а, сосед пришел… – Он поднялся на ноги и стоял ухмыляясь. – А твоя жена ничего…

Тут я его ударил в незащищенный подбородок слева сбоку своей сильной левой рукой в которую я вложил весь вес своего тела и всю свою ненависть. Он упал, не издав ни звука. Я посмотрел на простертое на полу тело. Он не двигался, только между ногами на серой пижаме появилось темное пятно, которое быстро увеличивалось. Резко запахло мочой.

Я выскользнул в коридор, отозвал Сашу.

Через 10 минут соседка вернулась в свою комнату и мы долго слышали ее крики, угрозы, плач.

На следующий день наш сосед исчез, сбежал из квартиры и из нашей жизни.

Но долго нам там жить не пришлось, теща не выдержала и с кем–то поругалась на работе. Видно она поругалась с важным человеком, так что с работы ей вскоре пришлось уйти. И нам надо было искать новое жилье.

Идея была Наташина: «Я поеду в Москву, в свое министерство, сдам свой свободный диплом и возьму распределение туда, где дадут жилье, хотя бы семейное общежитие.»

Мы собрали последние деньги и Наташа уехала. Через пару дней она позвонила:

– Все в порядке, было несколько мест, я выбрала Черновицы, резино–обувный завод.

Я обомлел:

– Почему Черновицы?

– Я там была, красивый город, там твоя семья, они хорошо ко мне относятся, почему бы нет?

Так моя жена Наташа вернула меня в родные места, к моей семье.

ВОЗВРАЩЕНИЕ

Я снова в Черновцах, откуда так рвался уехать дважды.

Первый раз в 69–м году, по окончании школы. Зная, что у меня нет шансов поступить в институт в Черновицах, я хотел поступать в России и просил отца дать мне сто рублей на билет до Тулы и на еду. Отец не верил, что я поступлю и предлагал мне поступать в местный техникум из которого меня через год призвали бы в армию. С большим трудом, с маминой помощью удалось мне вырвать эти деньги. Я поехал в Тулу, легко поступил и прожил там 5 счастливых студенческих лет.

Второй раз я уехал из Черновиц в 74–м году – после окончания института. У меня был свободный диплом, так как в Нальчике, куда я получил распределение, мне не дали жилья. Полгода я не мог устроиться на работу, обходил множество предприятий. Именно тогда я встретился с директором резино–обувного завода по фамилии Буримов. Он персонально выбирал новых инженеров. Прием проходил в большой комнате, где работало много народу. Я вручил ему свой новенький диплом и паспорт. Он выбрал паспорт, открыл и прочитал вслух:

– Так… Манн Яков Давидович… еврей…

После этого, не раскрывая диплом, он вернул мне документы со словами:

– По вашему профилю у нас работы нет.

Знающий человек сказал мне позже, что хотя Буримов и антисемит, но иногда он принимал евреев на работу, за большие деньги через доверенных лиц. У меня не было ни того ни другого.

Проходив полгода без работы, я сдал свой свободный диплом и взял распределение в Волгоград.

И вот теперь я вернулся, хожу по красиво вымощенным улицам, любуясь красивыми домами, выстроенными при Австро–Венгерской империи, магазинами, в которых намного больше товаров, чем в волгоградских магазинах.

Вся радость от встречи с любимым городом закончилась в один день, который я смутно предчувствовал еще в Волгограде.

Когда Наташа вернулась с работы, я по ее лицу понял – что–то случилось.

– Ты помнишь Буримова? – спросила она с порога.

– Бывшего директора? Так его же сняли!

– Теперь вернули, правда не директором, а зам. директора по кадрам. Сейчас он распоряжается общежитием и предоставлением квартир.

– Когда это было?

– Несколько дней назад. Сегодня он вызвал меня в свой кабинет и приказал перейти из комнаты для семейных в комнату для одиночек.

– Но почему ? Нас ведь трое, в комнатах для одиночек живут по одному человеку, они совсем маленькие.

– Он не объяснял. Я отказалась.

– Ты отказалась?!

Бедная Наташа! И почему самые важные решения в нашей жизни ты принимала сама?!

Наташа решила помериться силами с человеком, который более 20 лет был всевластным хозяином на заводе, расставил везде свои кадры, который имел достаточно связей наверху, чтобы, будучи снятым за многочисленные нарушения, все же вскоре вернуться, хоть и не директором, а замом.

В дверь постучали, вошла теща.

– Меня из комнаты выселяют, – сообщила она.

– Но вы же работаете в этом общежитии, они не имеют права, – я был потрясен как быстро работала Буримовская машина. Теща недавно приехала в Черновцы чтобы помочь нам, устроилась уборщицей в этом же общежитии.

– Так они все общежитие переселяют, семейных кого на улицу, кого в маленькую комнату, одиноких сгоняют по два–три человека в комнату.

– И что, все подчинились?

– Да где там, слышите, бунтуют в коридоре…

Из коридора слышались невнятные крики.

– Ну что ж, – вздохнул я, – в дружном коллективе и помирать легче.

Но легче от этого нам не стало. Наташу стали травить в цеху, где она работала, организованно и беспощадно.

Атмосфера в цехах в Союзе, как правило, была напряженная, постоянные нехватки сырья и комплектующих, ненадежность оборудования преодолевались ударами начальничьего кулака по столу, наказанием подчиненных и сверхурочной работой в конце месяца.

Если к этому еще добавлялось плохое отношение начальника, жизнь становилась вовсе невыносимой. Наташа держалась храбро, но видно было, что надолго ее не хватит.

Через несколько дней в комнате погас свет. Теща, сходившая на разведку, доложила: