Девушка для водолея

Мы признаём, что чужой шторм – наш шторм. Чужие слёзы – наши слезы. Что в буре мы можем оказаться спасительным маяком, тихим пристанищем с горячим чаем и тёплым одеялом. Даже если нам самим страшно, мы отыскиваем мужество для другого.

Мы признаём, что вдвоём лучше, чем поодиночке. Что наша близость не будет душить, но и не будет роздана скупой рукой в лучшие дни.

Марк… отчасти он прав, я не смогла достойно взять ответственность за уже принятое решение.

Мы подсознательно чувствуем, когда цикл подходит к окончанию. Это ощущается по невидимым вибрациям. Снам, в которых шумит море, снам с рыбами и ракушками. Будто горечь расставания через маленькую щель сочится из будущего в настоящее.

Когда все привязки убраны, нити и канаты разорваны, на месте исчезнувшей близости всё равно останется огрызок. Шрам любви. Напоминание плоти о болезненной силе привязанности.

2

– Через пару недель я вернулась, и мы практически сразу встретились. Я рассказала ей о своей ситуации.

– Что за ситуация?

– Я рассталась с женихом, буквально за пару недель до свадьбы. Инициатором разрыва была я, поэтому мне пришлось несладко. Но хуже всего было то, что он был моим начальником, и мне срочно пришлось менять работу.

– Неприятная ситуация.

– Инга предложила должность ассистента. Назвала сумму, и меня это устроило. Меня не смутили даже некоторые нюансы работы, поскольку на тот момент я была очень подавлена.

– Нюансы?

– Например, совместное проживание в их доме.

Сергей Александрович оторвал взгляд от монитора и, поправляя очки, посмотрел сквозь меня.

– Зачем?

Мне хотелось поблагодарить её за ту внезапную помощь. Или нет? Мне хотелось увидеть её снова. Веснушки, рассыпанные по лицу, шее и рукам, медные волосы. Почувствовать тепло, разливающееся в животе.

Мы с Ингой сидим друг напротив друга в новом ресторане с мексиканской кухней недалеко от Таврического сада. Осенний свет проникает сквозь мозаику на окнах, преломляясь и переливаясь разными цветами. На полу, в больших подставках, и на подоконниках обилие зелени.

Я пью белое «Sileni Estates» совиньон блан, Новая Зеландия, у него цитрусовый привкус и аромат крыжовника. Капли стекают по запотевшему бокалу. Она пьет тоник со льдом, потому что не переносит спиртное, и ест острую кесадилью.

– Ты так и не рассказала, почему рассталась со своим женихом?

– Просто не видела нашего будущего. Он подавлял меня. В работе это было больше похоже на контроль: пиши то, не пиши это. Он зарезал все мои идеи, любое творческое проявление. Но я полагала, что ему виднее, ведь это он главный редактор, у него больше опыта, в профессиональной среде его очень уважают.

– Вы вместе работали?

– Он был моим боссом, – сказала я, набив рот какой-то острой мексиканской едой, – в одном деловом издании. А потом этот контроль незаметно перешел на все сферы в нашей жизни. Он с таким видом произносил «Мы завтра едем в Большой театр» или «Мы завтра едем к Илье на дачу», словно, кроме одежды, я должна захватить сменное лицо. В его мире это нормальное явление, когда женщину покупают статусом или деньгами. И она должна соответствовать и шлифоваться.

– К сожалению, это обычное дело. Женщинам до сих пор приходится сражаться за личное пространство, возможности для творчества и место в социуме. Слышала про теорию сексуальной экономики?

– Это про то, что мужчины вынуждены покупать у женщин секс? А брак является самой выгодной сделкой?

– В целом – да, но я бы заострила внимание на другом факте.

– Каком?

– Что продавцы – женщины, и именно они контролируют рынок уже несколько тысячелетий, – Инга отрывается от еды и хитро подмигивает. – Когда я говорю об этом своим клиенткам, многие воспринимают информацию в штыки, ведь им хочется сбросить ответственность за своё положение на мужчин. Женщинам хочется борьбы, потому что борьба – часть освобождения, но они не задумываются, что когда-то давно такое положение вещей было им выгодно. Они сами создавали правила для этой игры. Так зачем сетовать, если можно просто жить по-другому?

– Когда-то давно, что ты имеешь ввиду?

– Я говорю о матриархате. Считается, что матриархальные общества предшествовали патриархальным и были менее развиты. А что, если это не так? Если матриархатом называют общества, в которых мужчины и женщины были равны? У женщин была частная собственность и право на детей, право принимать участие в жизни общин, распоряжаться ресурсами, вести личную жизнь в соответствии с собственными желаниями, но и мужчины при этом никогда не были на задворках, будем честны. Они были воинами, жрецами, политиками и правителями, просто наравне с женщинами.

– Но ведь что-то изменилось, раз большинство культур пришло к патриархальной общине.

– В руках мужчин сосредоточилось большее число экономических ресурсов, женщины были вынуждены устанавливать законы рынка и следовать им. Те, кто не хотел этого делать, уходили в жрицы или отбрасывались к изгороди социальной жизни как не соблюдающие законы морали. Ведьмы и проститутки – единственные, кто мог вести прежний образ жизни, в итоге первых – уничтожили, вторых – заклеймили.

– Ты замужем, Инга?

– Да. Второй раз. Ты удивлена?

– Честно сказать, да. Иногда ты ведешь себя и рассуждаешь как отчаянная феминистка или даже мужененавистница.

Она смеется так громко, что на нас оборачивается несколько столиков.

– Ведь и сейчас существуют культуры, в которых тысячелетний уклад не поменялся в силу географических обстоятельств. Например, в Тибете или у туарегов. Да, это небогатые общества, но далеко не примитивные, просто у них не возникло патриархальных отношений собственности. Раньше женщины поклонялись своим богиням, которые занимали такое же место в пантеоне, как и мужские боги, и если проследить историю, ты увидишь, как постепенно из них исчезала агрессия, стремление к знаниям и секс, то есть черты, которые сейчас считаются мужскими.

Когда-то давно женщины поклонялись богиням. Древним богиням с толстыми животами и большими упругими грудями. У них в животе созревают семена жизни и смерти, а груди вскармливают всех новорождённых детей мира. Богини свирепы. Они охраняют естественные циклы природы и будят в душах женщин огонь, поддерживают и питают их связь с Источником. Связь, которая сейчас находится под запретом, потому что, вспоминая её, женщина становится неудобной и слишком «агрессивной» для общества.

Женщина, имеющая связь с Источником, следует природным циклам: она зачинает, вынашивает, рождает, растит и лелеет всё, что хочет сделать живым в своей судьбе. И отпускает то, что должно умереть. Женщины знали силу и цену крови, стекающей по бедрам к ступням. Силу омовения мёртвого тела, силу плача и молитвы, пульсирующей пуповины и плаценты, связывающей мать с ребёнком. Именно женщины видели рождение и смерть, являясь глазами и руками богини с толстым животом и упругими грудями.

– Слышала миф про Инанну? Шумерскую богиню?

– Нет, расскажи.

– Инанна добыла законы жизни, обманув богов-мужчин. При этом она использовала не только женскую силу, но в большей степени пытливый ум и проницательность. Древние богини не на лужайке танцевали. Они ничем не уступали по силе и знаниям мужчинам. История об Инанне заканчивается тем, что она проходит инициацию в подземном мире, постепенно лишаясь своих даров. Она предстаёт перед своей сестрой – властительницей темного мира – нагая и беззащитная. Так же, как мы предстаём перед темной стороной бессознательного: миром, полным чудовищ. Чтобы вернуться на землю, Инанне было необходимо оставить в подземном царстве преемника. Она обратилась сначала к другу, а затем к брату, но везде потерпела отказы, и только супруг согласился занять её место. Это значит, что женщина может взращивать в себе мужские аспекты: поддержку друга и братскую заботу, но до тех пор, пока она не вырастит в себе любящего супруга, того, кого можно смело отсылать прямо в ад, чтобы надрать чудовищам задницу, она будет искать этого супруга в реальности и отправлять его прямиком в свой собственный ад. Анимус в женщине должен быть гармоничен, а не конкурировать с мужчинами. Он должен охранять женщину и составлять часть её опоры, а не истерично самоутверждаться в борьбе с отцовской фигурой.

Я понимаю, что услышала нечто важное, что-то, к чему мы вернёмся, возможно, ещё не один раз.

– В мире всё циклично, и сейчас женщины возвращаются к тому, что забыто. Теперь они могут позволить себе быть самостоятельными и не бояться забеременеть. Они уже не так зависят от мужчин, как прежде, если говорить об экономических благах. Но мы всё ещё привязаны друг к другу биологически и эмоционально.

– Я понимаю о чём ты. Даже в постели мы ищем глупые гарантии того, что после секса мужчина нас не бросит, при этом не определившись заинтересованы ли сами в продолжении отношений.

– Более того, люди совершенно утратили само понятие отношений. Оно больше не означает патриархальную семью, и приходится включить мозги, чтобы подумать: какие отношения тебе нужны, важны и имеют место быть.

Не хотеть отношений – это новый тренд. Это как хотеть путешествовать. Хотеть MacBook, спортивную фигуру и подтянутую грудь второго размера после вторых родов. Только наоборот: НЕ хотеть. Так же сильно и бессознательно, не задаваясь вопросами «зачем?» и «что такое эти самые отношения?».

Не хотеть отношений – новый тренд. Это – чемпионат по глупости, инфантильности и неврозу одновременно. Можно общаться годами, знать друг о друге больше, чем родные матери, без промедления назвать количество родинок на чужом теле и обладать суперсилой «квантовой запутанности», ощущая эмоции другого за тысячу километров. Главное, не называть это близостью.

Главное, не называть это отношениями. Тем самым словом, откуда по версии запуганных заек попадают в квартиру, взятую в ипотеку, и кабалу с воспитанием детей. И решительно никто не может им сказать, что они уже в отношениях.

Они – в тесном коридоре недоотношений в своей голове. В мире, где, обесценивая другого, мы обесцениваем сами себя. Где длительное общение, душевная близость и эмпатия ничего не значат. Где в период ремиссии между перебрасыванием друг другу

«не хочу серьезных отношений» и «не больно-то и хотелось» мы пытаемся отыскать наслаждение в моменте, счастье в «здесь и сейчас».