Девушка для водолея

– Можно на «ты». У меня уже есть.

Она берет стаканчик с соседнего стола и протягивает мне руку:

– Инга.

– Соломия.

Моя ладонь вспотела.

– Люблю наблюдать за людьми в общественных местах. Там люди часто проявляют своё истинное лицо. Мамы кричат на детей. Влюблённые ссорятся. Но когда происходит такое – приходится вмешаться. У тебя очень интересное имя. Это как Саломея? Повитуха Господня?

Я пытаюсь включиться в разговор со своей новой знакомой, но всё ещё слышу биение пульса.

– Скорее как оперная певица. Мой дед был музыкантом, он хотел, чтобы меня назвали в честь Соломии Крушельницкой.

Она сделала глоток кофе, улыбнулась, а потом спросила:

– Ну и зачем мы притягиваем таких идиотов в свою жизнь?

– Даже не знаю.

Я развела руками.

– Мужской гнев. Усиливаем чувство вины? Знаешь, мужчины всегда делают это. Врываются так, словно женщина что-то им должна, будто это женская обязанность – сострадательно выслушивать любого мужика, кивать, гладить его по голове. Они просто клянчат внимание, а это выжимает все соки.

– Притворство, будто их общество доставляет удовольствие?

– Точно.

Мы одновременно смеемся, цепляясь друг за друга взглядом. Я внезапно опускаюсь в живот, где медленно разливается тепло, словно капли краски в воде, а затем пробирается вверх до основания черепа.

– Думаю, у меня есть основания притягивать мужской гнев.

– Например?

– Я сбегаю. Точнее, уже сбежала. Рассталась с мужчиной за пару недель до свадьбы.

– Почему?

– Не знаю, просто почувствовала, что что-то не так. Не захотела лгать, что готова провести с ним остаток жизни.

– Мне пора, на мой рейс объявили посадку. Ты летишь отдыхать?

– Да. А ты?

– Нет, я работать, – она улыбнулась. – Не думай ни о чём. Твоё решение не заслуживает гнева или наказания.

Мы с Ингой обменялись номерами телефонов и договорились встретиться по возвращении.

Из Загреба я рванула на побережье. Туда, где в полдень горячий воздух прилетает вместе с ветром, обжигая дыхание, а море покорно спит в бирюзовой колыбели с белым кружевом.

Воспоминания накидывались, точно голодные звери. Заставляя содрогаться.

Тело оборачивалось в тугой ватный кокон. Это состояние длилось часами, разрушаясь только с приходом ночи. Я откликалась на её зов: надевала платье на тонких бретельках, то самое платье, которое есть у любой женщины, и в котором она неотразима, и спускалась на набережную.

Каждая женщина имеет право на платье. В начале шестидесятых мою бабушку вызвали к ректору. «Как Вам не стыдно? – сказал он, глядя на её оголенные плечи, – Вы нарушаете устав университета! Хотите, чтобы вас отчислили?» Бабушка смерила его презрительным взглядом. «Как Вам не стыдно? Я – ребенок войны. Мой отец погиб, защищая родину. А Вы тут… о платье!» – сказала она и хлопнула дверью. Так она отстояла своё право на платье. И право быть собой. И это то прекрасное и естественное состояние, которое позволяло мне чувствовать себя живой под покровом ночи: я, темнота и платье.

Я следовала за голосами влюблённых, разгорячённых текилой и страстью мимолетных свиданий. За их горячими телами. За музыкой, аккомпанирующей рокоту моря. Я следовала за жизнью. И в эти ночи густой, как мед, теплый воздух смешивался с запахом цветов.

Жизнь – это поток, и если отдаться ему, безгранично довериться моменту, он приведет туда, куда нужно, где ты и должен быть в данный момент. Я встречала разных мужчин и женщин. Красивого серба с черной бородой, который хоть и флиртовал напропалую, но тосковал по своей возлюбленной. Он пил белое вино, заедая его тостами с клубничным джемом, и смотрел на звёзды.

Молодого грека, банковского аналитика, который танцевал, как бог, и выглядел, как слегка повзрослевший подросток. Он водил меня на лучшие пляжные вечеринки, а утром варил густой кофе. Он поцеловал меня всего лишь раз, утром, на берегу моря.

– Да, baby, даже твои поцелуи всё ещё горькие. Тебе нужно окрепнуть, зализать раны.

Не желая долго задерживаться на одном месте, неделю спустя я отправилась в боснийский Мостар. Дикий, животный голод гнал меня в полночь по каменным улочкам. Возле знаменитого старого моста – таверна. В ней был многолюдно, но официант любезно нашёл свободный столик на одного.

По таверне перемещались артисты-цыгане, в тёмном желтоватом свете поблескивало монисто на груди и бедрах танцовщицы. Завывала скрипка. Звериные шкуры на стенах таверны угрожающе скалились. Я сделала официанту заказ из трёх блюд и расслабленно откинулась на спинку стула.

– Вы русская?

На меня смотрел рыжебородый великан с добрыми глазами. Удивленно киваю.

– Простите мою бестактность. Не хотите присоединиться к нашей компании? Мой друг сегодня отмечает день рождения. Все с дамами, а я как-то выбиваюсь из общего плана. Только не подумайте ничего плохого.

Я соглашаюсь побыть с ними. Именинник – крупный владелец мясного бизнеса в Татарстане. Они не из тех, чей бизнес может прийти в упадок из-за пары неправильных сделок, но и не из поколения золотой молодёжи. Мясники, торговцы и дети крупных фермеров. Они приучены к труду, тактичны, находят лучшие управленческие решения и стремятся сохранить детское любопытство.

Компания показалась мне очень приятной. Три пары путешествуют по Европе: от Балкан до побережья Франции. Одна из женщин беременна, слегка округлившийся живот и блестящие глаза, словно извиняющиеся за свою неловкость, делали её прекрасной.

– Завтра мы поедем в междугорье на водопад Кравице, это почти сорок километров от Мостара. Поедем с нами?

Рыжий бородач знает, где варят самый вкусный сыр и продают лучшее вино. Он знает о Балканах много, даже больше, чем местные жители, потому что когда-то давно хотел вложиться в недвижимость, но оказался слишком не равнодушным к этим тёплым краям и их людям, и остался здесь жить.

– Скоро придется тебя отпустить.

– Почему ты так думаешь?

– Чувствую это. Я привык слушать сердце.

Я обнимаю его, и огромная волна нежности проходит сквозь нас.

Он прав, скоро придёт время расстаться.

Мне нужно побыть в одиночестве перед возвращением. Я перестала убегать от мыслей о Марке.

Ровно год назад на итальянском побережье он сделал мне предложение. На тот момент между нами не осталось иллюзий. Мы оба понимали, что вылеплены из разного теста и шагаем рядом в соответствии с невидимым договором. Но я знала, убежденность, что партнёр рядом предсказуем, до боли знаком и даже скучен, – всего лишь иллюзия. Можно изучить каждую родинку на теле, но как же глупо уверовать в то, что душа другого давно исследована.

Обещая другому, что мы не раним его, мы обещаем это себе. Мы находим внутреннюю уверенность, ресурсы для любви.