Провинциальная богема. Сборник прозы

ЛИПИН. Суета обламывает многих, и с семи пядями во лбу. В творчестве не только полет мысли решает все, но и элементарный банальный расчет, если хотите – усердие! Точи, лелей, причесывай свое детище, плод своего гения, просчитай каждое движение, каждый жест, каждый миг… И выстрели. Да выстрели как из пушки, чтобы гром и молния показались надрывом, тихим всхрапом. И вещь, чтоб запела, зазвенела колокольным звоном на все лады, если хотите, запела музыкой слова!..

ЗАРУБИН. И все же если этой музыкой наполнить наш «Вселенский собор»?

ЛИПИН. Да ну тебя к черту, Иван… Твой «…собор» не вместит всю глыбу моего Я!

ЗАРУБИН. Вот он мятеж, вершина самолюбия. Браво, дружище! Ты, кажется, переплюнул самого Северянина!..

МИЛЕШКО. А впрочем, все мы таковы… наследники Пушкина!.. Кстати о Пушкине, Гоголе! Андрюша осыпает свой роман словами, как алмазами, изумрудами, бриллиантами. А потом перебирает их долгими зимними вечерами и чахнет как Плюшкин над своим барахлом!..

ЛИПИН. Должно быть, ноздревы с чичиковыми кому-то тоже нужны?!

ЗАРУБИН. А как же, все они сеют вечное, доброе, великое, как сам Гоголь!..

Входят шумно Горькая, Варина и Марцинкевич.

ГОРЬКАЯ. Все о великом и вечном трещим?! Браво-браво! Так и хочется нежно прильнуть к таинству вашего группового соития!..

ЛИПИН. Любушка! (Встает и встречает ее, крепко обнимая ей руку.) Как же так романтично, но извращенно понимать наши интересы? Как всегда, ты брызжешь энергией дикой природы!

ГОРЬКАЯ. Андрюша, не стоит преувеличивать и делать из меня какого-то монстра! На самом деле я нежная страдалица! Да-да-да, и никак иначе…

МИЛЕШКО. Люба, отныне нежно страдать будем вместе!..

ГОРЬКАЯ. Да, согласная я! Надеюсь только, не на одном ложе?!

ЛИПИН. Ну как же, Люба, мы же все в одной лодке!

МИЛЕШКО (к Вариной). Олечка, наша ты хозяюшка! Проходи сюда… Мы как раз уже засохли без чаепития. Все карты тебе в руки! Как творится?

ВАРИНА. Ох, Евгений Сергеич, проще и не спрашивать. Тормоза полные…

МАРЦИНКЕВИЧ. Евгений Сергеевич – руки прочь от подневольного труда! Довольно женщин грузить черной работой. Это все же эмансипированный класс! Они плод вдохновения и поэтического духа!

МИЛЕШКО. От черной работы рождается черный чай! Значит, чай тоже плод поэтического духа!.. Так что будем пить черный чай и читать белые стихи!

МАРЦИНКЕВИЧ. Вот-вот, понял!.. Чай – эликсир творчества!..

Кстати, не поверите. Сегодня поутру свалился с кровати… и сразу гениальным стихом исцелился! Просто чудеса! Не поверите…

ЗАРУБИН. И как, после ушиба не упустил Музу?

МАРЦИНКЕВИЧ. Я же исцелился!.. Право сказать, при падении тела стул вдребезги… но ноту ухватил – вместе с Музой! Вот, получите!.. (Остервенело декларирует.)

Я волком бы выгрыз ваши души
Значения им – нету!
Бросаю беспечному миру в уши
Вызов!
Как медную монету!!!

Я колок, упрям и спесив,
Поклонник Венеры и Канта!
Вам смелый, величественный императив —
От моего таланта!!!

ЛИПИН. Светоч, Люцифер! Нет, ты не падший ангел – ты утренняя звезда!

МИЛЕШКО. На Вулкана и сына Амура похож!..

МАРЦИНКЕВИЧ. Не понял? На какого вулкана?

МИЛЕШКО. Как на какого? Ты же поклонник Венеры?

МАРЦИНКЕВИЧ. Ну, да.

МИЛЕШКО. А это ее муж…

МАРЦИНКЕВИЧ. Что вы, я потомок Мельпомены?! Муза трагизма обуревает меня!

МИЛЕШКО. А я знавал ее дочь Молпу – плясок божество!

МАРЦИНКЕВИЧ. Но для меня не то главное. Главное в высо-ких материях!..

ЗАРУБИН. Вирши высокого полета!

МАРЦИНКЕВИЧ. Что вы считаете, мои мысли так уж и плохи?

ЗАРУБИН. Что ты, мой друг, до середины восемнадцатого века в польской терминологии это слово означало стих светский и духовный. Я лишь только это хотел подчеркнуть!

МИЛЕШКО. Мы знаем, что в амурной философии и поэзии ты силен, но не с такой же силой! Ни с таким же императивом?!

ЛИПИН. В муках рождаются философы, и иной раз молнии их озаряют!

МАРЦИНКЕВИЧ. Да бросьте друзья, мы все самородки! Вот нас молния и озаряет!.. Как у меня батька любил говаривать: мы дети Галактики и дети нашей дорогой Земли! То-бишь – Мира и Земли! Его же тоже озарило! Мало того, мы же сами – духовные Миры?! Может, я что-то и перепутал, но слов из песни не выкинешь!

МИЛЕШКО. Юзя, уломал – ты Космос!..

МАРЦИНКЕВИЧ. Мой род и инициалы обязывают меня быть поэтом!

МИЛЕШКО. Пожалуй, круче Космоса сказано!..

Друзья, мне кажется, Любовь Ивановна принесла нам сегодня опять что-то съедобное и пламенное… Однако, желает нам душевно открыться. Так как? (Вопросительно смотрит на Горькую.)

ГОРЬКАЯ. Ну, уж извольте. Есть у меня боекомплект! (Декларирует.)

Прощай! Кивнула, как до завтра.
Прощай! Не подняла ресниц.
Нубийский Мин! Самантабхадра,
добряк буддийский!.. Длится блиц: