Герой вчерашнего дня

Вечер. Даже здесь он ощущается, чувствуется и резонирует в душе. По-особенному легкий, нежный и такой летний. Пусть нет над головою неба, пусть не мерцают в синеве первые звезды, пусть. Здесь он иной, другой, не похожий ни на что, но с той же ноткой прохлады после душного жаркого дня. И легкая дымка, обволакивающая силуэты прохожих и контуры домов. Она приплывает из-за далеких темных коридоров. С тех краев, где бежит волнительный Поток. Словно призраки, пришедшие из недр тьмы, туман сгущается и расходится по всему поселению. Теперь Стоки в его власти. В его магии и прохладе. Голоса приглушаются. Улицы остывают от очередного суетного прожитого дня. Покой, только покой теперь царит здесь. Огни становятся неуловимыми мотыльками, едва заметными, едва различимыми. Все размыто: звуки, образы, краски. Шаги тихо звучат, пока я бреду по отсыревшей дороге вдоль серых домов. Обычная вечерняя прогулка в легкой дымке, которая вдруг прямо на глазах стала молочным туманом. Обычная. Вот только звезды отсутствуют на небе, да и неба как такового нет вовсе. Вместо него бетон. Бетон и трубы.

Вдруг меня окликнул голос. Сперва естественно я не придал ему значения, хоть и невольно вздрогнул. Я пытался убедить себя, что это все же не меня зовут. Мой путь вел к торговым рядам, и я собирался придерживаться запланированного маршрута, но чьи-то руки коснулись меня. Я аж подпрыгнул, когда фигура выплыла из тумана и притронулась ко мне. Не от страха, а от неожиданности.

– Помоги, – проговорила фигура, – помоги.

Губы пересохли. Голосовые связки онемели. Я огляделся по сторонам, но из-за тумана больше никого не увидел. Только я и странная сутулая фигура. Она приподняла голову и на меня уставились два тусклых глаза, белые, как разросшийся средь улиц туман. Седые волосы под цвет глаз, дрожащие руки-лапки.

– Я почти ничего не вижу, годы взяли свое, но там, – она указала в сторону позади себя, – в моем доме кто-то есть… что-то. Я.…я услышала шорохи из подвала, звуки. Спустилась по ступеням, а с моими больными суставами это еще то испытание, эх-эх! А раньше… Так, о чем это я… ага! Тень. Когда включила свет, я заметила тень, расползающуюся по стенам длинными щупальцами. Огромную тень! Не знаю даже кому могла она принадлежать. Я не стала разбираться. Мне так страшно, так страшно стало. Я выбежала из дома. Так быстро, насколько еще были способны мои дряхлые косточки. Но здесь никого, только ты. Помоги старушке. – в краешках ее глаз собрались слезы. Она едва стояла на колышущихся ногах.

– Да, хорошо, – ответил я, – пойдемте, посмотрим, что там за монстр притаился.

– Ох-ох, нельзя же так пугаться в моем-то возрасте, сердце уже не то, что прежде, – продолжила она, качая головой.

Я же побрел в сторону дома, попутно озираясь. Знаем мы такое, да. Помоги, помоги, а затем тебя скручивают две гориллы из параллельного класса и выбивают все дерьмо. А та прелестная особа, на которую ты так долго заглядывался на переменах и которой собирался помочь, стоит в стороне и что-то строчит в телефоне, выдувая ртом пузыри из жвачки. Ага, знаем, проходили. Поэтому, только осторожность. Я шел медленно, осматриваясь по сторонам. В тумане было не разобрать ни чужих шагов, ни приближающихся силуэтов. Пустая вымершая улица. Старушка отстала, что-то тараторя себе под нос. А я уже открывал входную дверь, чтобы попасть внутрь дома.

Свет – первое, что встретило меня с порога. Вторым оказался запах старости, пыли и.. еды. Пирожков? Бабушки любят печь пирожки, а я же не прочь был ими полакомиться. Но времени думать о еде не было.

– Там, там подвал, – указала мне бабулька-крыса, оказавшаяся за моей спиной.

В ожидании подвоха я стал еще тщательнее прислушиваться к окружающим звукам.

«Не советую покидать дом.» -голос Рэдса зазвучал в голове. Уже поздно – мог бы я ему ответить – я покинул дом, теперь приходится выкручиваться.

Белая дверь тихонько приоткрылась. Ряд ступеней, ведущих вниз, жужжащая лампочка и никаких теней.

– Что там? – дрожащим голосом полюбопытствовала старушка.

– Не знаю, пока ничего не видно. Тишина.

– Может, он уже ушел? —надежда прозвучала в ее голосе.

– Трудно сказать. Но теней никаких не видно. – я старался заглянуть пониже, но с верхней ступеньки это было проблематично сделать.

Была вероятность, что ей все показалось. Возможно, не было никаких теней, она ведь почти ничего не видит и верить ее зрению не лучшее решение. Или все это обман и ловушка? Так-так-так…

– Вот, – она протянула мне продолговатый предмет.

– Скалка? – удивился я.

– Мало ли, – пожала она плечами, – на всякий случай.

– Хорошо. – Я схватил скалку и принялся осторожно спускаться вниз по ступеням, погружаясь в тусклый подвал старушечьего дома.

Я закрываю глаза и вижу себя в тусклом тоннеле, сжимающего металлический прут. Хруст черепной кости. Кровь. Хруст. Кровь. Яркая вспышка, странные слова. Голос, голос, голос. Шум стоит в ушах. Я открываю глаза. Все еще в полумраке, только локация изменилась. Ступени кончились. Твердое зацементированное дно. И пыль, бьющая точно в нос, кружит, кружит под светом пошатывающейся лампочки. Я не сдерживаю себя, нет, это выше моих сил. Раздается пронзительный и громкий ЧИХ!

– Ой, – доносится сверху, – что это?

– Все в порядке, – пытаюсь выразить свои мысли, но чихаю вновь, вытирая сопли об руки, а руки об штаны.

Вокруг никого. Только я и противный желтый свет от единственного источника, от которого уже болят глаза. Еще пыль. Да, пыль. И ничего. Старый хлам, забитые полки, пол. Ничего необычного. Картонные коробки, ржавый самовар. Кирпичи, выстроенные рядком вдоль стены, покрытые белыми мазками известки. Флюоресцирующий мох добрался и сюда, выглядывая из-за плеча куклы без глаз, но с яркими красными бусами на шее. Я осмотрелся, походил вокруг, насколько позволяло небольшое помещение. Никого. Ничего. Нет здесь монстров. Рука ослабила хватку. И побелевшие костяшки стали приобретать естественный оттенок. Скалку переложил в левую руку, затем вернул обратно в правую. Переступил с ноги на ногу. Еще раз удостоверился в том, что никого здесь нет. Прислушался. Тишина. Хорошо. Сердце вернулось в привычный ритм. Я вздохнул с облегчением. С чистой совестью собрался покинуть пыльный подвал, оставив хлам дальше гнить на своих местах. Я уже двинулся в сторону лестницы, уже поднял ногу на первую ступеньку, как мой взор привлекло странное движение.

Черная тень расширялась передо мной на стене, приобретая форму. Тонкие продолговатые линии двигались, становились больше, больше, больше. Я развернулся так резко, так быстро, что в голове немного повело и закружилось. Сознание отстало от тела на миг. Я сжал скалку и размахнулся. Передо мной никого. Но стоило поднять глаза повыше, как существо, ползущее в моем направлении по потолку, предстало во всей красе. Эти тонкие лапки с зазубринами, мясистое мохнатое тело с белыми прожилками-линиями, эти маленькие черные глаза, в которых отражался я. Паук сосредоточенно полз ко мне, подергивая острыми жвалами. С них стекала зеленоватая ядовитая жижа.

Никогда не любил пауков. Скорее наоборот, я их на дух не переносил. Особенно таких здоровых и явно опасных. От них я впадал в оцепенение. Становилось жутко до глубины души. Обычно мне доводилось видеть их лишь на картинках, фильмах, фотографиях. Тогда они не пугали. Однажды смотрел, как тарантул «играется» с мышью в зоомагазине —неприятное зрелище. Жутко было, когда однажды в детстве паук полз по моему плечу, а я.…Ладно, не будем о грустном. Надо бы взять себя в руки. Взять, развернуть свое тело и бежать как можно дальше из этого проклятого дома. Сбегать за спичками и сжечь, сжечь все. Тем временем паук неутомимо подползал все ближе, ближе, ближе… и…

…и я даже сам не ожидал от себя подобной реакции: размахнулся деревянной скалкой и ударил что есть сил в богомерзкое существо. Судя по всему, паук удивился не меньше, чем я. Он свалился с потолка и стал извиваться в предсмертных судорогах на полу. Теперь он не казался таким жутким и опасным. Даже не был таким большим, как виделось в начале. Скорее он оказался совсем мелким. Обычное заурядное существо. Паук-паучок. Я наступил на него, тем самым прервав его конвульсии. Размазал по полу его останки.

– Ну что там? – спросила старушка.

– Все кончено, -ответил я, – все уже позади.

Я обтер подошву ботинка о край ступеньки и вышел из подвала победителем.

– О, какой ужас! – воскликнула старушка, когда я ей поведал о страшном зле, что поселилось в ее подвале. – Чем я могу отблагодарить за столь самоотверженный поступок, юноша? – но услышав китов, устроивших брачные игры в океане моего желудка, вопрос отпал сам собой.

И вот сижу, значит, гляжу в потолок, слушаю истории, которыми меня обильно снабжает старушка и уплетаю за обе щеки пирожки. Я совру если скажу, что это не самые вкусные, самые мягкие, самые теплые пирожки из всех, которые довелось мне попробовать за жизнь! Черт меня подери, да это же просто божественно! И я не вру. Вы ведь знаете, что я не любитель лживых слов. Конечно же знаете. Вы уже в курсе. Так вот, я просто не мог заставить себя остановиться. Я чувствовал, как пища наполняет меня силами. И желудок был мне крайне признателен, хоть и отдавал довольно странными болезненными позывами. Пока я не начал есть, я и не подозревал НАСКОЛЬКО был голодным. Ух! Сильно – это мягко сказано. Будто я не питался целый месяц, да что уж там, целый год! А то и всю вечность. Бабушка крыса довольно улыбалась, видя, что ее труды так восторженно оценивают.

– Ошень вкусно, – пытался я произнести слова с набитым ртом, – прям ошень-ошень!

– Кушай, – радостно улыбалась бабуля-крыса.

– Это просто бошественно!

На плите закипал чайник.

– А с чем они – пирожки? – вдруг решил спросить я, – Надеюсь, не с мидиями? – от одной только мысли о мидиях и жиже Потока меня передернуло, даже несмотря на то, какие же все-таки вкусные были пирожки.

– Нет, что ты! Какие тут мидии. Это роскошь для всех нас с тех пор, как эти нехорошие люди перекрыли нам доступ к ферме. Теперь опасно туда ходить, да-да. А это… чуть зелени, выращенной на грядке, чуть пережаренного лучка и фарш из тараканчиков.

– Тараканчиков? – переспросил я, чуть не подавившись откушенным куском.

– Да, – ответила старушка, – именно так.

Ладно, пусть тараканчики. Я не стал принимать сказанные слова близко и размышлять о том, какие это такие тараканчики. Просто с удовольствием доел пирожок.

– А что, – продолжила она, – тебе никогда прежде не доводилось пробовать их мясо? Мы ведь тут все ими питаемся, разводим. А что еще делать? Ты ведь не местный? Да? Я же тут всех знаю. Глаза не те, никак не могу понять, как ты выглядишь. Откуда ты? -она максимально прищурилась. Ее лицо стало напоминать мохнатый изюм.

– Я.… -не успел закончить фразу, как случилось несколько последовательных событий.

Чайник закипел, засвистел, исторгая из себя клубы пара.

И что здесь началось! Аж жарко стало!

Я ведь уже упоминал, что старушка кормила меня не только пирожками, но и историями? Да, и вы, естественно, это помните. Это ведь было совсем недавно. Так вот, историями. Историями из жизни. Большую часть слушал вполуха. Но кое-что я все же узнал.

Она поведала мне о своей семье. Кто-то отправился покорять Внешние земли, у кого-то своя семья тут же в Стоках, но им некогда общаться и навещать старушку. И некого даже позвать, чтобы помог в трудную минуту. Как сегодня вот, например. А ведь случись что, даже и не вспомнят. Охала и грустила старушка. С сыном, говорит, живет. Не одна. Но толку от него по большей части никакого. Где он? А, как всегда сидит теперь в таверне, надирается до бессознательного состояния. Или уже лежит где-нибудь в канаве весь обоссаный. Не сын, а сплошное разочарование! А если еще и кулаками решит помахать, то тут уж мама не горюй! Его уже не раз собирались вышвырнуть за пределы поселения. Пусть идет, куда глядят глаза. Но только пропадет ведь лоб здоровый. Силы много – ума мало. Вот и приходится обивать пороги мэра и просить за него. Ведь не всегда он был таким, не всегда. Раньше он работал на ферме. Но как пришли эти, так никому больше не дозволено появляться в тех краях. Единственное на чем жило наше поселение… и того лишили, гады. А наши… да, пытались отбить, пытались сопротивляться. Но больше не вернулись. Здесь теперь новые порядки – рот закрой и довольствуйся тем, что имеешь. Ничем. Вот и запил сынуля. Он и раньше прикладывался, но в то время у него был стимул к жизни, была работа. А теперь… Чертовы людишки!

Ее старые глаза видели тень в подвале. Видели странную крысу перед собой, но вполне воспитанную и выручившую ее в трудную минуту. Пусть не местную. Пусть лысую. Хворую, наверное. Но никак не человека.